Чтение 8–й страницы книги ~Механика вечности~

Я посадил девочку на колени и обнял. Она не плакала - только всхлипывала,
недоверчиво рассматривая меня черными глазищами. Что ей приходилось видеть
на этой полуразрушенной кухне - какие оргии, какие вакханалии? Что вообще
она видела в жизни, сидя в углу, как мышонок? И что ожидает ее впереди -
совместные пьянки со старухой-сестрой? Грязные шершавые пальцы
собутыльников, оставляющие болезненные царапины?

Я выудил из пакета шоколадку и отдал ее девочке.

- Это мне, да?

- Тебе, Оксан.

- Вся? - изумилась она.

- Да. - У меня вдруг задрожал подбородок, и я поспешил закурить.

- Спасибо, дядя. Я пойду, ладно? - спросила малышка, не двигаясь с места.

Она смотрела на меня так внимательно, будто хотела запомнить на всю
жизнь. В ее взгляде было столько благодарности, что я, не выдержав,
отвернулся.

- Дядя, а как вас зовут?

- Миша.

- Спасибо, дядя Миша.

Оксана скрылась в комнате. Как раз к этому времени Люсьен справилась с
пробкой и наполнила две эмалированные кружки, одну - темно-зеленую, другую -
бежевую, с наивной ромашкой на боку.

- Зря, - сказала она. - Звереныша баловать нельзя. Где я ей потом
шоколада напасусь?

- Сука ты, Людмила. Она же тебе сестра. Сколько ей сейчас?

- Года четыре, кажется. Ну, давай.

Мы выпили и по очереди закусили длинным вялым огурцом. Водка отдавала
древесиной, небось и правда братья-поляки сработали. Или посуда Люсьен так
пропиталась дешевым пойлом, что вонь сивухи стала ее физическим свойством.

Люсьен налила по второй, слегка сократив мою долю и существенно увеличив
свою. Говорить было не о чем. Любые воспоминания неизбежно привели бы нас к
той теме, которой ни мне, ни ей касаться не хотелось. Я собрался рассказать
анекдот, но Люсьен настолько вдохновенно смотрела в свою кружку, что я
передумал.

- Давай, - кивнула она и утрамбовала сто пятьдесят граммов в один глоток.

На кухню незаметно вошла Оксана и остановилась у стола.

- Чего тебе? - утробно спросила Люсьен, прочищая севшее горло.

- Это вам, - улыбаясь, сказала сестренка и положила перед нами по кусочку
шоколадки.

- Ну все, иди спать. Здесь взрослые, не мешайся!

Оксана помахала мне ручкой и отправилась в комнату.

- Спокойной ночи, - пожелал я ей вслед.

- А как это? - спросила она.

Я выразительно глянул на Люсьен, но та была занята бутылкой.

- Чтобы ты спала крепко-крепко и чтобы тебе приснилась какая-нибудь
сказка.

- "Сказка" у меня уже есть, - пролепетала Оксана. - Она вкусная.

- Так ты умеешь читать? Вот молодец!

- Слушай ее больше. Давай. - Люсьен вновь подняла бокал, и я поразился
точности ее движений. Судя по всему, пол-литра для нее были только
разминкой.

- Ты тут продолжай, а я пойду лягу. Где у тебя примоститься можно?

- Пить не будешь, что ли? Странный! Там кровать стоит, увидишь. Погоди, я
скоро приду.

- Угу, - промычал я, надеясь, что она отрубится прямо за столом.

Уже сквозь сон я услышал, как на кухне хлопнуло шампанское - до утра
Люсьен не дотерпела, и это значительно повышало мои шансы провести ночь
спокойно. Если б я мог представить масштабы ее падения, то предпочел бы
переночевать в каком-нибудь теплом подъезде...

Под утро врезали нежданные заморозки, и лужи покрылись прозрачной
корочкой, визгливо лопавшейся под ногами. Солнце, в сентябре еще сильное,
успело выбраться из-за ближайших крыш, но дыхание все равно превращалось в
белый, с голубым отливом, дым.

Для такого климата моя одежда не годилась, и, стоя у телефона-автомата, я
приплясывал, как дрессированный мишка. Если б Люсьен не проснулась так рано
или, проснувшись, отвалила бы куда-нибудь по своим пьянчужным делам, то я
мог бы позвонить и от нее. Но она, как назло, встала ни свет ни заря. Охая и
рыгая, Люсьен тощим привидением шаталась по квартире в надежде, что я сбегаю
за пивом. Ха!

Я милостиво оставил ей двадцатку - с условием, что она купит чего-нибудь
и для сестренки. Люсьен поклялась здоровьем матери.

Сделанная мною в клетчатой тетради запись мало чем отличалась от
предыдущих. Я видел себя лежащим на холодном столе из нержавейки. Обзор
загораживал огромный бледный живот, вздувшийся, будто у утопленника. Я
помнил боль и желание вырваться из кожаных ремней, а потом - мозолистые
пятки, показавшиеся из моего нутра. Я рожал какого-то здорового мужика, он
лез вперед ногами и при этом неистово сопротивлялся. Когда он вышел весь,
мне на лицо накинули сырую тряпку, и разглядеть новорожденного я не смог, но
я точно знал, что у меня двойня и что роды еще не закончились.

Я поставил точку и с трудом подавил желание разорвать тетрадку. Порыв был
таким же привычным, как и процедура записи. Я снова сдержался. Однажды мне
приснится что-нибудь нормальное, и я закончу сборник кошмаров красивой и
светлой историей. Я впишу ее красными чернилами, а потом торжественно предам
тетрадь огню.

На этот раз звонок застал меня дома. Я взял трубку после пятого гудка и
сонно вякнул:

- Алле.

- Привет, - сказал я.

- Здорово. Кто это?

- Это я, - ответил я, соображая, что по телефону ничего не объяснить.

- Кто "я"? - спросил я на другом конце провода.

- Я - в смысле ты. - Это пояснение запутало меня самого и окончательно
превратило разговор в фарс. - Через пятнадцать минут жду тебя у подъезда. Да
не бойся, ничего тебе не будет, если не опоздаешь, конечно. До скорой
встречи, Мефодий.

Ждать на улице было невозможно, и я зашел в подъезд. Дом дремал. Его
жители достойно отметили конец рабочей недели и теперь с наслаждением
предавались субботней неге, поэтому, когда сверху начал спускаться лифт, я
был уверен, что это он.

Двери раскрылись, и на площадку вышел сутулый небритый мужчина в мятых
брюках. Во рту у него торчала наполовину истлевшая сигарета, та самая,
которую я неизменно выкуриваю натощак. Мужчина поднял голову и замер. Да,
это был я.

Человек, стоявший напротив, был совсем не тот, кого я привык видеть в
зеркале: заспанные красноватые глаза, блуждающий взор, по-обезьяньи
опущенные уголки губ. Намятые за ночь вихры торчали в разные стороны и
напоминали прическу Люсьен. Определенно, они с Люсей были похожи -
неопрятностью одежды, припухлостью лица и какой-то хронической неумытостью.

Миша издал нечленораздельный звук и что-то изобразил рукой, но смысл
жеста остался неясен. Конечно, он меня узнал, как не узнать самого себя?
Двадцать пять и тридцать - это почти одно и то же.

Потрясение - самое невыразительное слово, которым можно описать то, что
было написано на его физиономии. Она побледнела до прозрачности, казалось,
его сердце перестало биться, и вся кровь оттекла к ногам. В его взгляде
смешались ужас и ожидание.

Речь, которую я составил по дороге от Люси, выветрилась из памяти как
утренний сон.

- Такие вот дела, - произнес я. - Ну, здравствуй, что ли.

Его рукопожатие было не слабым и не крепким - точь-в-точь как мое.

- Ты - мой брат? - с трудом выговорил Миша. - Близнец?

- Только по гороскопу. Так же, как ты, естественно. Давай отойдем
куда-нибудь, зачем людей смущать?

- Пойдем ко мне.

- "Ко мне", - усмехнулся я. - Алена дома?

- Да. А откуда ты про Алену?.. Ты кто?

- Правильно, где ей еще быть? Нет, к тебе не пойдем. Поднимемся по
лестнице, пешком все равно никто не ходит. Алене ты чего сказал?

- Сигареты кончились.

- Ага, минут пятнадцать у нас есть. Это хорошо. Ты присядь, а то ноги не
выдержат. У тебя же левый голеностоп поврежден, верно?

Я уже пришел в себя и хотел хоть немножко поиграть в провидца,
пожонглировать интимными подробностями нашей жизни. Интересно, если он
сейчас возьмет да и треснется затылком о бетон, что произойдет со мной -
упаду рядом, окажусь в могиле или вовсе исчезну? Экспериментировать не
хотелось, и я, положив Мише руку на плечо, заставил его сесть на ступеньку.

Собеседником Миша-младший оказался скверным. Он так часто меня перебивал,
что короткий рассказ превратился в эпическое повествование. В перемещения во
времени Миша уверовал быстро и безоговорочно. Он видел своего двойника, и от
этого никуда нельзя было деться.

- Есть предложение пожить у Люсьен, - сказал я, переходя к главному. - А
я заменю тебя здесь и обеспечу алиби.

Алене я не изменял, поскольку опасался, что она рано или поздно об этом
узнает. Теперь у Миши появился шанс безнаказанно вкусить греха, и он его
скорее всего не упустит.

- Люсьен, конечно, давно пора проведать. Но Алену я тебе не доверю.

- Эй, да ты ревнуешь, что ли? К кому?

- Все равно. Я - это я, а ты...

- Это я. Ну и что?

- Нет. - Миша упрямо замотал головой.

- Вот скотина! Сам собираешься к Люсьен, а Алене, выходит, даже со мной
нельзя. То есть с тобой.