Денвера.
положение бритую голову Лизы. Приставив мизинец к ее носу, а большой палец
к затылку, он взялся за маркировочную ручку. Первая линия прошла от уха до
уха через темя. Вторая линия, пересекающая эту, начиналась в середине лба
и уходила в затылочную область.
край кости, идущей от правого глаза к правому уху. Потом маркировочная
ручка провела линию, начинающуюся у правого виска, изгибающуюся вверх и
заканчивающуюся за ухом. Получилась подковообразная зона, которой и
предстояло стать "створкой", описанной доктором Маннергеймом.
такое, как будто воздух в операционной стал вязким, а ее собственные
конечности налились свинцом. Ей стоило большого труда поднять веки. Доктор
Ранад улыбнулся ей сверху. Одной рукой он держал трубку для внутривенного
вливания, в другой был зажат шприц.
сознание и уплывали. Она хотела уснуть, но тело непроизвольно
сопротивлялось сну. Она ощущала, как ее поворачивают, приподнимают правое
плечо и подкладывают под него подушку. С полной отрешенностью чувствовала
она, что обе ее кисти прикрепляют к доске, отходящей от операционного
стола под прямым углом. Руки так отяжелели, что она все равно не могла ими
пошевелить. Тело ее по талии закрепили кожаным ремнем. Голову протирали и
чем-то мазали. Прежде чем голову закрепили каким-то захватом, она ощутила
несколько уколов, сопровождавшихся мимолетной болью. Незаметно для себя
Лиза уснула.
прошло времени. Боль находилась над правым ухом. Вот опять. Изо рта Лизы
вырвался крик, она пыталась пошевелиться. Если не считать тоннеля из ткани
прямо перед лицом, Лиза была покрыта слоями хирургических салфеток. В
конце тоннеля было видно лицо доктора Ранада.
вводят местное обезболивающее. Это будет очень быстро.
разорвется. Она попробовала поднять руки, но только натянула фиксирующие
их петли. - Пожалуйста! - крикнула она, но голос был еле слышен.
ее правым ухом.
к голове и провели по отмеченной линии. По шее сквозь салфетки потекла
теплая жидкость.
Скажите, что для него все будет готово через тридцать минут.
думала о дискомфорте в мочевом пузыре.
Лиза. Я дам тебе еще немного снотворного. Следующим, что вошло в сознание
Лизы, был пронзительный вой газового мотора в сочетании с ощущением
давления и вибрацией головы. Звук этот возбуждал страх, поскольку она
знала, что он означает. Ее череп вскрывали пилой; она не знала, что это
называют краниотомом. Хорошо хоть не было боли, хотя Лиза напряженно
ожидала ее появления в любой момент. Сквозь закрывающую лицо кисею
салфеток просочился запах паленой кости. Доктор Ранад взял ее руку в свою
и она была за это благодарна. Она сжала его руку, как единственную
надежду.
ритмичное попискивание кардиомонитора. Затем вновь появилась боль - на
этот раз скорее напоминающая дискомфорт локальной головной боли. В конце
тоннеля показалось лицо доктора Ранада. Он следил за ней, пока наполнялась
манжета на ее руке.
правым ухом.
громкий треск. Ей стало ясно, что голову вскрыли.
заглянул в дверь операционной N21 и посмотрел на часы на дальней стене.
Почти девять. Он увидел, как его старший стажер доктор Ньюмен отступил от
стола. Стажер скрестил на груди руки в перчатках и пошел смотреть снимки,
установленные в аппарате. Это могло означать только одно: краниотомия
проведена и для Шефа все готово. Маннергейм знал, что времени оставалось в
обрез. В полдень должна прибыть комиссия из Национального института
здоровья. Решалась судьба двенадцати миллионов долларов, которые могут
обеспечить его исследовательскую деятельность на ближайшие пять лет. Ему
необходима эта субсидия. В противном случае он потеряет всю свою
лабораторию с животными и вместе с ней результаты четырехлетних трудов.
Маннергейм был уверен, что находится на пороге открытия в мозге точного
места, ответственного за агрессивность и ярость.
директора операционных. Он окликнул ее по имени, и она резко остановилась.
- Лори, дорогая! У меня здесь два японских врача из Токио. Ты не пошлешь
кого-нибудь в комнату отдыха проследить, чтобы им дали одежду и все
прочее?
раздражало, что Маннергейм кричал в коридоре.
Бабы, - пробормотал он. Для Маннергейма сестры все больше и больше
становились бельмом на глазу.
дружелюбия сразу пропала. Дарлин Купер вручила ему стерильное полотенце.
Вытерев одну кисть, затем другую и продолжая тереть запястья, Маннергейм
склонился и осмотрел отверстие в черепе Лизы Марино.
прилично делать краниотомию? Я уже говорил вам, говорил тысячу раз, что
нужно больше скашивать кромки. Боже! Полная неразбериха.
операции шло не так.
следует, либо ищите другую работу. Ко мне сейчас придут японцы и что они
подумают при виде этого?
Маннергейм предпочел бросить его на пол. Он любил создавать напряженность
и, как ребенок, требовал всеобщего внимания, где бы он ни находился. И он
его получал. По уровню технического мастерства он считался в стране одним
из лучших нейрохирургов, и при том самым скоростным. Он сам выражался так:
"Как только влез в голову, миндальничать уже некогда." И благодаря своему
энциклопедическому знанию тонкостей нейроанатомии человека он действовал в
высочайшей степени эффективно.
перчатки, которые требовал Маннергейм. Всунув в них руки, он посмотрел ей
в глаза.
наслаждение от всовывания рук. - Бэби, ты сказка!
перчаток, избегала смотреть Маннергейму в глаза. Она привыкла к его
комментариям и по опыту знала, что лучше всего было не обращать на него
внимания.
левую, Маннергейм вгляделся в полупрозрачную оболочку, закрывавшую мозг
Лизы. Ньюмен сделал аккуратные швы на неполную толщину мозговой оболочки и
прикрепил их к кромке участка краниотомии. Эти швы обеспечивали плотное
прилегание оболочки к внутренней поверхности черепа.
крючок и скальпель.
всякий раз, когда прошу инструмент.
небольшие руки двигались с экономной осмотрительностью, его выпуклые глаза
не отрывались от пациента. Руки исключительно точно контролировались
зрением. Его малый рост - 170 сантиметров - был для него источником
раздражения. Он считал, что его обманули на пять дюймов, которых не
доставало до его интеллектуальной высоты, но поддерживал себя в
великолепной форме и выглядел значительно моложе своего шестидесяти одного
года.
вложил между оболочкой и мозгом для его защиты, Маннергейм прорезал
оболочку по контуру окна в черепе. Указательным пальцем он мягко
пальпировал височную долю. Благодаря своему опыту он мог обнаружить
малейшее отклонение от нормы. Эта тонкая взаимосвязь с живым пульсирующим