read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



- Тебе - вряд ли. Зато твоим внукам и правнукам непременно.
- Умник ты, Добрыня, редкий, а пустослов - вообще редчайший. - Сухман разочарованно махнул рукой. - Какие там внуки, коли у меня даже детей нет!
Потом завели разговор о насущных делах, которые надо было улаживать не после возвращения в Киев, а с часу на час.
Тороп, ощущавший себя в компании богатырей чуть ли не ровней, смело предположил, что лагерь печенегов находится где-то рядом, от силы в одном дневном переходе, а иначе почему бы у погибших печенегов отсутствовали даже минимальные запасы харчей. Выехали косоглазые молодцы в степь погулять, косуль пострелять, собирались к обеду вернуться - ан не вышло. Богатырские стрелы все пути-дороги назад отсекли.
- А ты, пожалуй, прав. - Добрыня в знак одобрения похлопал слугу по плечу. - Я и сам чую, что до ханской ставки рукой подать. Самое позднее - завтра утром там будем. Или даже сегодня вечером... Не мешало бы к встрече подготовиться.
- Каким таким манером? - полюбопытствовал Сухман. - Знавал я народы, чьи воины перед битвой брови чернят и щеки румянят, аки девки перед посиделками. Не к этому ли ты нас, боярин, подбиваешь?
- Русский богатырь в излишнем украшательстве не нуждается, хотя рыло умыть кое-кому не помешало бы, - туманно заметил Добрыня. - Да только я про другое... Скучать нам в ставке не дадут. Я все печенежские штучки наперёд знаю. Прежде чем серьезные беседы вести, они всякие испытания устроят. Скачки, стрельбу из лука, игру на гуслях, единоборства... Со мной им связываться не с руки. Знают поганые и моего коня, и мой лук, и мою силу. Как бы тебе, Сухман, одному за всех не пришлось отдуваться.
- Ну, напугал! - расхохотался витязь. - Да я любого печенега голыми руками удавлю. Хоть самого хана, хоть ханского гридня, хоть ханшу.
- Не хвались раньше времени. И среди печенегов богатыри попадаются. Быкам шеи сворачивают. Против таких надо не силой, а сноровкой действовать. Проворством брать. Как малая виверица50 крысу берёт.
- Вздор, боярин, говоришь! - отрезал Сухман. - Виверице проворство нужно, не спорю. У неё силенок маловато. А росомаха, её старшая сестрица, без проворства обходится. Ей главное - супротивника лапами достать.
- Нет, ты не росомаха! Ты баран упрямый! - Обычно сдержанный Добрыня на сей раз вышел из себя. - Словами тебя, видно, не проймёшь. Ты только силу понимаешь. Ладно! Что через голову не доходит, через ушибленную задницу дойдёт. Будем сейчас с тобой бороться.
- Не опасаешься, что я тебя в землю по пуп загоню? - ухмыльнулся Сухман (чего-чего, а самоуверенности ему было не занимать).
- Как загонишь, так и обратно добудешь, - огрызнулся Добрыня.
Они сняли брони, разоблачились до пояса, выставив напоказ многочисленные шрамы, и подвязались широкими кушаками. Добрыня, как и полагается богатырю, был высок и дороден, но даже против него Сухман смотрелся каменной глыбой. Накатится такая на человека, и от него лишь мокрое место останется. И где только рождаются подобные силачи!
Подзадоривая и вышучивая друг друга, они сошлись прямо среди трав, достигавших рослому человеку до пояса (Торопу, стало быть, до груди). Сухман сразу медведем попёр на соперника, желая облапить его и для начала хорошенько помять.
Добрыня, не в силах устоять перед таким натиском, попятился назад, а потом вдруг резко, с вывертом, присел, успев захватить чужую ручищу. Сухман по инерции подался вперед, не устоял на ногах и, перевалившись через Добрыню, всей своей тушей рухнул в пышный чертополох. Земля глухо ухнула, словно на неё с разбега бросился резвящийся жеребец.
Некоторое время и незадачливый борец, и зрители молчали, поскольку никто ничего не понял. Добрыня хитровато улыбался, но тоже помалкивал.
- Вот незадача, - молвил Сухман, выбираясь из колючих зарослей. - Оступился. Наверное, ногой в барсучью нору угодил. Повезло тебе, Добрыня Никитич.
- Ошибаешься, Сухман Одихмантьевич. То не везение, а сноровка. Люди, в единоборствах ушлые, такую ухватку называют броском через плечо.
- Голову мне не морочь! - Сухман шевельнул могучими лопастями своих мышц. - Давай ещё раз сойдемся. Уж теперь-то оплошки не будет.
- Да хоть сто раз! Только боюсь, что степь вокруг вытопчем. Дудакам51 негде будет гнёзда вить.
Сухман вновь ринулся на противника, но уже не как медведь, а как злой печенежский демон Тенгри-хан, имевший якобы пятисаженный рост и по семь пар верхних и нижних конечностей.
Казалось, что Добрыне нет никакого спасения и сейчас от славного витязя только мешок переломанных костей останется. Однако он опять предательски присел, только не спиной к нападавшему, а боком, вследствие чего Сухман утратил опору и странным образом завис на плечах противника.
- В чертополохе ты уже побывал, - багровея от напряжения, Добрыня выпрямился. - Куда же тебя нынче пристроить? Сам выбирай - в волчец или в репей.
Освободиться Сухман не мог, поскольку, подобно легендарному Антею, пребывал во взвешенном состоянии и только зря дрыгал ногами.
- Пусти! - прохрипел он наконец. - Дай на земле утвердиться.
- Я бы тебя отпустил, да опять скажешь, что нечаянно оступился. А эту ухватку, между прочим, мельницей прозывают.
- Сейчас я из тебя не мельницу, а колотушку сделаю, - пообещал Сухман.
- Тогда поваляйся-ка лучше на травке. Авось остынешь, - с этими словами Добрыня сбросил свою ношу туда, где осот был погуще.
Сухман долгое время не показывался спутникам на глаза, отплёвываясь и обирая с себя колючки. Добрыня успел и водички испить, и пот утереть, и малую нужду справить. Передохнув немного, он позвал:
- Эй, где ты! Угомонился или ещё хочешь?
- Предупреждали меня люди, чтобы не связывался с чернокнижником. А ты, оказывается, ещё и колдун вдобавок. Ну ничего, теперь я ученый. Больше на твои уловки не попадусь... Поберегись! - Сухман восстал из степных трав, словно дьявол из преисподней (если только дьяволы бывают исцарапанными и обзеленёнными).
На сей раз он действовал куда осмотрительней (наверное, отдых в осоте пошел на пользу). Напролом больше не лез, а, наоборот, тянул Добрыню на себя, предварительно прихватив кушак на его спине.
Добрыня, как ни странно, сопротивляться не стал, привалился к Сухману, словно к милой сударушке, переступив своей ногой через его ногу и, крикнув: "Раз, два, три, задняя подножка!" - нажал плечом. Упали они вместе, но Добрыня оказался сверху да ещё нечаянно (а может, и нарочно) угодил противнику локтем в подвздошье.
Из Сухмана вышибло дух, и некоторое время он не мог ни говорить, ни стонать, ни браниться, а только глотал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыбина. На его зенках, видевших много горя-злосчастия, даже навернулись такие несвойственные богатырю слёзы.
На ноги он встал совсем другим человеком. Недаром говорят, что ум силу ломит. Диких зверей объезжают, кровожадных тигров укрощают, даже безмозглых змей приручают. Смирился со своей участью и Сухман, уяснивший, наконец, что Добрыню ему никогда не одолеть, ну разве что сонного или пьяного.
- Ладно, твоя взяла, - сказал он, выкатив на голову целую баклагу воды. - Так и быть, обучай меня своим ухваткам... Уж я на печенегах душеньку потом отведу! Уж я-то их, поганых, наизнанку выверну! Посчитаюсь за все прошлые обиды, а особо за коварно убиенного князя Святослава Игоревича!
После краткой передышки взялись за обучение, которое Добрыня, оговариваясь, иногда называл чудным словечком "тренировка". Сначала он в замедленном темпе показывал какой-либо бросок или подножку, а потом заставлял Сухмана повторить.
Печально, но ученик из витязя оказался никудышный. Всё, кажется, было у человека - и сила, и резкость, и кураж, а вот самые простейшие приёмчики почему-то не давались. Толкал не туда, тянул не так, спотыкался на каждом шагу, путался в собственных ногах и руках, все указания выполнял наоборот и вообще гробил главным образом себя, а не соперника. Проще, наверное, было медведя обучить "камаринской", чем Сухмана - обыкновенной боковой подсечке.
Убедившись в тщетности своих стараний, Добрыня в конце концов капитулировал.
- Нет, братец, как видно, ничего у нас с тобой не получится. Верно подмечено: тупо скованное не наточишь, а глупо рождённое не научишь. Отсутствуют у тебя способности. Замедленный ты какой-то, и члены между собой не согласуются. Во всяком случае, за один день борцовским хитростям не обучишься. Уж лучше дави печенегов руками. Вернее будет.
- Боярин, позволь мне себя испытать, - попросил вдруг Тороп. - Ты не смотри, что я такой ледащий. Это от недокорма, а кость у меня широкая. С пелёнок к потасовкам страсть питаю. Подножку я и прежде знал. Мельницу запомнил. Да и тот бросок могу повторить, которым ты Сухмана Одихмантье-вича кувыркаться заставил. Псарём я тебе угодил, татем тоже, авось и борцом сгожусь.
- Ты про татя лучше бы помалкивал. - Добрыня понизил голос. - А не то в яму, где казна схоронена, вечным сторожем ляжешь.
- Да я так... к слову, - сконфузился Тороп. - Постороннему человеку про наши тайны не догадаться...
- Ладно, забудем... Ты для начала с Никоном силой померяйся. Святые угодники не только постом и молитвой прославились, но и змееборством.
- Свят, свят, свят! - Осеняя себя крестным знамением, черноризец отбежал в сторону. - Не пристало рабам божьим во всяких бесовских игрищах участвовать, особливо в борцовских состязаниях. Их ещё святитель Афанасий Александрийский проклял.
- С Афанасием Александрийским не поспоришь. - Добрыня напустил на лицо постное выражение. - Патриарх известный... Кого же тебе, Тороп, в противоборцы определить? От Сухмана сейчас проку никакого, ему бы хоть к завтрашнему дню оклематься. Придётся мне самому с тобой малость повозиться. Не боишься?
- Бойся не бойся, а конец один. Только ты, боярин, меня до смерти не убивай. Нельзя в такой глуши без слуги обходиться.
Тороп был жилист, увертлив, цепок, технику борьбы схватывал на лету, но для Добрыни, поднаторевшего во всех видах единоборств, когда-либо существовавших на свете, серьёзным соперником, конечно же, не являлся.
Тем не менее схватка, которую Добрыня вёл вполсилы, проходила с переменным успехом. По ходу её богатырь поучал слугу:
- В борьбе надо не только руками-ногами действовать, но и головой. Главное, чувствам волю не давай, это тебе не пирушка и не брачное ложе. Себе оплошек не позволяй, а чужие подмечай. Используй во благо не только свои преимущества, но и недостатки. Против дылды сподручней применять броски корпусом и вход в ноги, а против коротыша - подножки и подсечки. Если борешься не шутейно, а насмерть, коварных средств не чурайся. Я тебе потом кое-что из этого покажу... Человеческая плоть слаба, её не то что мечом, а одним-единственным перстом уязвить можно. - Он легонько ткнул ученика указательным пальцем в основание шеи, туда, где сходятся ключицы.
Тороп сразу же зашелся судорожным кашлем.
- Это дыхательная жила, - пояснил Добрыня. - А здесь чревное сплетение. - Последовал новый тычок, на сей раз под рёбра, что окончательно добило Торопа.
- Погоди, боярин... В глазах потемнело, - просипел он, нетвердым шагом отступая назад. - Воздуха не хватает...
- Изнемог? Что так быстро?
- Дыхало заняло... А ведь прежде случалось мне вместо клячи в воз запрягаться.
- В борьбе и не такое бывает. Будь доволен, что в причинное место не получил. Тоже славный ударчик. И напоследок самый главный совет. Никогда не тщись подкарячить соперника одной силой. Ты лучше свою силу с его складывай. Он вперёд прёт - ты его по ходу ещё сильнее подтолкни, только ножку или бедро подставь. Ежели назад тянет, удвой его усилия, но опять же про ножку не забудь.
- Наука простая, - молвил Тороп, держась от Добрыни на приличном расстоянии. - Почему же раньше никто до этого не додумался? Разве мало всяких хитрецов и умельцев в чужедальних странах?
- Додумались кое-где. И довольно давно. Это сейчас наш Никон борьбы аки блудницы чурается, а предки его, древние эллины, весьма ловкими борцами слыли. Хотя состязались только ради потехи да укрепления тела. А серьёзную борьбу, смерть сулящую, способен вымыслить только народ, по какой-либо причине лишённый сручного оружия. Зачем свею, фрягу, дану или тому же нашенскому Сухману в борьбе совершенствоваться, если он с головы до ног в брони одет и вооружён до зубов. Как ни ловок рукопашный боец, а меч или шестопёр всё одно ловчее. Ещё неизвестно, кто бы из нас двоих взял верх, будь у тебя при себе самый простенький ножик.
- Ножик-то у меня как раз имеется. - Тороп потянулся к голенищу щёгольского козлового сапожка, снятого с предводителя убиенных печенегов. - Но я про него как-то забыл...
- А если бы вспомнил? Неужели подрезал бы меня?
- В запале мог бы. Особливо по пьянке, - честно признался Тороп. - Я, чай, русский человек. Сначала зарежу кого-нибудь по пустячному поводу, а потом каждодневно убиваться буду, пока руки на себя не наложу. Натура таковская, ничего не поделаешь.
- Занятный ты малый, Тороп. Кем только я тебя не знавал. И пьяницей, и нищебродом, и псарём, и верным слугой, и даже борцом. А ты, оказывается, ещё и мыслитель. Только хорошо ли это?
- Крестить его надобно безотлагательно, а потом в Афонский монастырь на послушание отправить. Посты и молитва всю дурь выгонят, - посоветовал Никон. - А иначе пропадёт. Не от скудости души, а от её избытка. Да и не он один. Весь ваш народ может пропасть. Недаром говорил Спаситель: блаженны нищие духом, ибо им откроется Царствие Небесное. Буйной реке плотины и береговые валы нужны, иначе она не только всё вокруг затопит, но и сама в болотах и зыбучих песках иссякнет. Истинная вера будет вам защитой не только от чужаков, но и от самих себя.
- Как раз за это, божий человек, я и радею, - сказал Добрыня. - Будем уповать, что успех наш не за горами... А сейчас пора в путь-дороженьку собираться. Что-то засиделись мы здесь. И к тому же зазря...
Хотя и говорят, что степь, как море, шляхов не кажет, но опытный глаз всегда отличит нетронутую траву от той, которую спозаранку помяли-потоптали копыта горячих коней. Особенно это заметно осенью, когда степное быльё подсыхает на корню, теряя прежнюю гибкость и силу.
Именно по такому следу, издревле именуемому "сакмой", и двигалось сейчас киевское посольство.
Довольно скоро они достигли одинокого печенега, согбенного под тяжестью сбруи, снятой с павшего коня. К молодецкой ватаге, напоровшейся утром на богатырей, он, судя по всему, никакого отношения не имел - и одет был несколько иначе, и годами сильно отличался, и вообще больше походил на пастуха, нежели на воина.
Завидев настигавших его чужеземцев, печенег остановился. Убегать в его положении было бессмысленно. Отбиваться - ещё бессмысленней. Оставалось положиться на милость судьбы и угодливо улыбаться.
- Ты кто? - тесня его конем, осведомился Добрыня (по-печенежски, естественно).
- Темекей, - ответил пеший степняк, что в дословном переводе означало "падаль".
- Кто же тебя таким дурным имечком наградил?
- Родной отец. Только это имя хорошее. Ребёнка с таким именем злые духи не украдут.
- Кто хан твой?
- Аргыш.
Это переводилось примерно так: "Собачье ухо". Очередная страшилка для злых духов.
- А кто хан Аргыша?
- Ильдей.
Имя, упомянутое на сей раз, было древнее, родовое, утратившее свой конкретный смысл. Отец нынешнего Ильдея тоже звался Ильдеем, как дед и прадед.
- Зачем вы к Днепру идёте?
- Засуха поразила наши кочевья, - смиренно ответил печенег. - Стада траву ищут. Мы за стадами идём.
- Стада, стало быть, пасёте. Да ведь пастухи одним арканом обходятся. А при тебе и лук, и сабля.
- Места чужие, места опасные...
- Знаешь, что мы сейчас с тобой можем сделать?
- Если бы хотели, давно сделали, - ответил печенег вполне рассудительно. - Знать, нужен я вам для чего-то.
- Угадал, косоглазый. Мы послы от киевского князя Владимира. Проводи нас к своему хану. Только не к Аргышу, а к Ильдею. Жизнь свою сохранишь, а вдобавок горсть золота получишь.
- Отведу, - охотно согласился печенег. - Нам всё равно по пути. За жизнь благодарствую, а вот с золотом вы меня морочите.
- С чего ты взял? - удивился Добрыня.
- Всем известно, что ваш князь Владимир казну растерял и без единой монетки остался.
- Зачем же вы тогда в набег на Киев идёте?
- Потому и идём. Нет золота, нет доброй дружины. Нет дружины - отпора не будет. А золото ваше нам ни к чему. Что на него в степи купишь? Мы ваших коней возьмем, ваш скот, ваши пожитки, ваших девок. В степи зимой всё пригодится.
- Возьмёшь, если до Киева доберёшься. А пока задаток получи! - Сухман огрел печенега плетью, но только слегка, потому что случалось ему этаким манером даже лошадиные шкуры портить...
Лагерь хана Ильдея представлял собой целый город, перемещавшийся на запад со скоростью пятидесяти вёрст в день.
Центр его составляли возки-кибитки с войлочным верхом, а околицу - простенькие шалаыики из кошмы и невыделанных шкур. Кроме людей, кочующий город населяли лошади, собаки, ловчие кречеты и блохи. Овцы были представлены только в освежёванном виде.
Запах кизячьих костров, жареного мяса и кислых овчин разносился ветром далеко по степи, даже дальше, чем рёв верблюдов и конское ржание.
Послов в лагерь не пустили, велев оставаться на том самом месте, где они встретились с печенежской конной стражей, но при этом не разоружили, не лишили коней и даже злым словом не обозвали.
Печенеги были, конечно, дикарями, но неписаные степные законы чтили свято, в особенности те, что защищали послов и вообще всяких переговорщиков. Любой, проливший их кровь, покрывал себя несмываемым позором. Зато обмануть посла враждебной стороны считалось чуть ли не доблестью.
Длительность срока, который Добрыня и Сухман должны были провести в ожидании аудиенции, определялась степенью уважения к их номинальному сюзерену князю Владимиру. Иногда послов принимали тотчас, иногда заставляли ждать неделями. Впрочем, в условиях военного похода все сроки обычно сокращались.
Тихий светлый вечер тянулся нестерпимо медленно, и Добрыня продолжил сочинение героической песни, которая спустя много веков должна была превратиться в былину, утеряв при этом и мотив, и размер, и рифму, да и сам смысл.
Превратности пути, схватку с печенегами и единоборство с Сухманом он опустил ради краткости (всё равно потом певцы-сказители добавят от себя массу ненужных подробностей), а перешел непосредственно к описанию текущего момента.
Получилось вот что:
Богатырям дорожка
Выпала прямая.
Не помешали им
Ни враг, ни волчья стая.
Под вечер прибыли,
Родимые, в орду
И прямиком спешат
К Ильдееву шатру.
- А что нас в шатре ждёт, ты наперёд предречь не можешь? - поинтересовался Сухман.
- Покуда не могу. Хотя несколько разноречивых куплетов уже заготовлено. После встречи с Ильдеем выберу какой-нибудь самый подходящий... А как твоя память, Тороп? Часом не подводит?
- Всё тютелька в тютельку помню. Кое-что могу и от себя добавить, - скромно признался Тороп.
- Этого я и опасался, - с досадой молвил Доб-рыня. - Как раз отсебятина в таких делах и недопустима. Представляешь, что будет, если каждый переписчик начнёт произвольно править Святое Писание?
- Прости, боярин. Случайно вышло. В твою песню мои слова не попадут, животом клянусь.
- Тогда спой. Вижу, что невтерпёж тебе.
- Только наперед прошу не обижаться. Злого умысла не имел, так уж слова сложились, - откашлявшись, как заправский певец, Тороп затянул порочным тенорком:
В шатре Ильдея
Эту парочку не ждали
И хорошенечко
Кнутами отстегали,
А для острастки
Озлобившихся послов
Не пожалели
Ни колодок, ни оков.
Добрыня это творение, конечно же, отверг. Причем судил весьма строго и нелицеприятно:
- Ни в склад, ни в лад. Неча вороне с соловьями тягаться. А за недозволенное стихоплётство получишь дюжину плетей. Напомнишь мне, когда в Киев вернёмся.
- Горька доля подневольного человека, - пригорюнился Тороп. - И слово лишнее не молвишь, и песню душевную не споешь...
Беседу слуги и господина прервал крик черноризца Никона, выставленного в дозор:
- Скачут, скачут! К нам печенеги скачут! Действительно, со стороны лагеря приближался отряд богато разодетых стражников, каждый из которых сжимал в свободной руке развевающийся бунчук.
- С почетом едут. Словно на свадьбу вырядились, - заметил Сухман. - А уж сколько конских хвостов над ними реет, просто загляденье...
Хана Ильдея по печенежским меркам можно было назвать просвещенным правителем - как-никак, а среди двухсот его законных жён числились и гречанки, и киевлянки, и свейки, и аравитянки. В таких обстоятельствах невольно станешь полиглотом и обретёшь философский взгляд на жизнь.
Послов он принял в кибитке из белого войлока, где до того вершился суд, по печенежским обычаям закончившийся немедленной расправой, о чем свидетельствовали свежие брызги крови на стенах и брошенная на видном месте плеть-семихвостка, на которой, говоря языком криминалистов, сохранились явные следы совершённых насильственных действий.
Впрочем, всё это могло быть лишь инсценировкой, предназначенной для устрашения послов. Хотя устрашить чем-либо Добрыню и Сухмана было весьма проблематично, о чём Ильдей должен был знать заранее.
К этому времени богатыри уже расстались со своим оружием и прошли обряд очищения, состоявший из трех этапов - обмахивание полынным веником, обрызгивание кобыльим молоком, смешанным с кровью гадюки, и окуривание дымом (хорошо хоть, что не кизячьим).
Послы первыми поприветствовали хана и сложили на видном месте скромные подношения князя Владимира - честные52 каменья, выковыренные из его венцов, ожерелья, снятые с жён, жалованные гривны, прежде принадлежащие без вести пропавшему Блуду, самокатный53 жемчуг, попросту не замеченный Торопом во время кражи.
Мельком глянув на эти побрякушки, в общем-то, не достойные ни дарителя, ни одариваемого, Ильдей ради приличия осведомился:
- Как живешь-здравствуешь, Добрыня Никитич?
- Горюю, - ответил богатырь, приходившийся хану какой-то дальней роднёй по матери.
- А ты, Сухман Одихмантьевич?
- Тоже горюю, - тяжко вздохнул Сухман, чья кровь вообще была на четверть печенежской.
- Почему же вы горюете, славные витязи? Почему жизни не радуетесь?
- Как же нам, великий хан Ильдей Ильдеевич, не горевать, не кручиниться, ежели ты войной на Киев-град идёшь. Разве мы тебя чем обидели? Разве мы твоих людишек ущемляли? Разве порчу на твой скот навели?
- Буду я ждать, пока вы меня обидите! - фыркнул Ильдей. - Время подоспело, вот и иду на вас... Скоро двадцать лет будет, как я в ханской кибитке сижу. За это время семь раз ходил на Киев и шесть раз Киев ходил на меня. Окромя того, я совместно с Киевом четырежды ходил на хазар, дважды на греков и столько же на болгар. А однажды вместе с хазарами, болгарами и греками едва не взял ваш город приступом. Вы тогда, помню, златом откупились. Десять возов нагрузили... И вы ещё спрашиваете, зачем я на вас иду. Такова жизнь, славные витязи.
- А нельзя ли нам, великий хан, полюбовно договориться? - в голосе Добрыни появились такие несвойственные ему заискивающие нотки. - Свои ведь люди. Который век бок о бок живём.
- Почему бы и не договориться, - ухмыльнулся Ильдей. - Десять возов злата я на сей раз требовать не буду, а на пяти, так и быть, сойдёмся. И это, заметь, только из уважения к тебе, Добрыня Никитич.
- Пять так пять. Торговаться в подобном деле не пристало. Однако, великий хан, придётся тебе с годик подождать. Нужда у нас пока великая. Оскудела казна. А как только князь Владимир дани-выходы со всех подвластных ему земель соберет, так сразу и откупится. Ещё и пеню за просрочку добавит.
- Как же, дождусь я через год вашего откупа! - возмутился Ильдей. - Я ваших ратей по весне дождусь, это уж точно!
- Дабы все сомнения отвести, давай заключим вечный мир сроком на три года. В залог князь Владимир своих сыновей пришлет. Кроме того, наперёд получишь десятину от всего нашего достояния. От коней, от рогатого скота, от мехов, от холста, от па-волок, от зерна, от столовой посуды, от бортничес-кого промысла, от невольниц. Неужто такие условия для тебя не любы?
- Знаю я наперёд все ваши условия! - презрительно скривился хан. - Русский человек только обманом и живёт. Сыновей князю не жалко, у него их без счёта. Скот дадите негодный, коней старых, меха порченые, паволоки ветхие, посуду битую, мёды прогорклые, зерно пополам со спорыньёй, а невольницы ваши, от чуди и мери взятые, хуже диких зверьков. Никакой от них услады. Нет, не согласен я на такие условия! Лучше сам в Киев приду и возьму всё, что мне глянется.
- А воинов своих при осаде сколько погубишь? - продолжал увещевать его Добрыня. - Пока ещё новые подрастут.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 [ 8 ] 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.