Чтение 8–й страницы книги ~Без пощады~

Вечер в обществе чирикающей без умолку Тамилы отбивал у Тани охоту общаться с кем бы то ни было как минимум дня на три.

И вовсе не потому, что Тамила говорила глупости - хотя глупости она тоже говорила. Просто от своей любви к тишине Таня не смогла избавиться, даже превратившись в жительницу восьмимиллионного балтийского мегаполиса.

Впрочем, по мере приближения последних вступительных экзаменов Тамила навещала ее все реже. Ей приходилось сгонять жир, подтягивать теорию и готовить сольную вариацию из третьего, "черного" акта "Лебединого озера". Для итогового просмотра.

"Если бы ты знала, Танька, какой это ужас! Там трюк на трюке! Три тура с пятой, нога открывается, тур в аттитюд, потом фуэте и две быстрых диагонали!.." - жаловалась Тамила. Таня гладила ее по русым волосам, утешала, а через пять минут будущая звезда балета уже убегала, чтобы вновь появиться только в следующий вторник.

Но заскучать без нее Таня не успела. К ней в комнату подселили основательную девушку по имени Люба. Она тоже поступала - на педагогическое отделение филфака.

Поначалу Таня немного расстроилась - ведь она привыкла считать комнату едва ли не своей собственностью. Но вскоре привыкла.

Как выяснилось, присутствие Любы несло с собой множество неоспоримых плюсов.

Люба отлично готовила и делала это с удовольствием. Лентяйка и белоручка Таня только и знала, что нахваливать кулинарные изыски новой подруги.

Но главное, Люба, отучившаяся в спецшколе с углубленным изучением языков, взялась безвозмездно подтянуть Таню по этим дисциплинам. И тем самым подготовить ее к завальным вопросам экзамена по "Культуре внеземных цивилизаций" - языку и литературе чужаков.

Именно благодаря Любе Таня КВЦ и сдала.

Ей попался билет с вопросом о брачных церемониях чоругов, ракообразных соседях Великорасы.

Надо же, какая удача! Буквально за завтраком они с Любой хихикали как раз над этой темой из обязательного экзаменационного списка!

Войдя в некое подобие медиумического транса, Таня начала вещать:

- После этого жених-чоруг подходит к первосвященнику и, глядя на свою жену, провозвещает:

Да будет сия самка принадлежать мне,

а через меня - и отцу моему любезному,

и брату моему старшему,

и брату моему среднему,

и брату моему младшему,

и общинникам, знающим труд,

и общинникам, знающим веру,

и общинникам, знающим оружие.

Да будет она принадлежать всем через меня.

И пусть свершится сие многократно!

- Достаточно, девушка, достаточно! - удовлетворенно хмыкнув, сказала молодая женщина-экзаменатор. - Давайте второй вопрос!

С другими экзаменами Тане тоже повезло, словно бы кто-то там, на небесах, задался целью всенепременно сделать из нее студентку.

Диктант она удачно списала у соседа, большеголового гения с Большого Мурома. А обе истории (Колонизации и России) вызубрила "на шесть" самостоятельно.

Не обошлось и без казусов.

На истории России благообразный профессор с бакенбардами во все щеки задал ей дополнительный вопрос по теме "Государственность и культура Советского Союза: быт, нравы, традиции".

- А знаете ли вы, товарищ Ланина, что такое самогоноварение?

- Чего-чего варение? - переспросила Таня, отчаянно хлопая ресницами.

- Самогоноварение. Вот вы сами мне сказали, что в начале правления Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева была начата кампания по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Верно?

- Н-ну... Сказала...

- Как известно, народным ответом на эту кампанию стал бурный рост самогоноварения. Это в любом учебнике написано.

- Ну... написано.

- Хорошо. Если вы не знаете, что такое самогоноварение, то тогда, может быть, вы знаете, что такое самогон?

- Какое-то лекарство? - робко предположила Таня. - Ну... люди начали варить это лекарство, чтобы им было легче бороться с... ну... пьянством и алкоголизмом? Чтобы организму было легче справляться с абстиненцией. Народные поверья, траволечение... Верно?

Вместо ответа профессор от души расхохотался, пробормотал "эх, молодо-зелено" и, к вящему удивлению Тани, написал напротив фамилии "Ланина" в экзаменационной ведомости "отлично".

Все складывалось как нельзя лучше, и согласно итоговой аттестации по вступительным экзаменам абитуриентка Татьяна Ланина набрала двадцать два балла из двадцати пяти возможных.

Для девочки с захолустной планеты Екатерина это было настоящим подвигом.

Еще неделю Таня ходила павой. Ведь многие коренные земляне прямо на ее изумленных глазах получали двойки, а тройки так вообще шли косяком!

У Тани даже появилось подозрение, что все дело в яйцах мафлингов. "Может, они и на мозг тоже действуют?"

Впрочем, вздорную эту мысль Таня, поразмыслив, прогнала. И правильно сделала.

- Молодчина, доченька! Умница! Вся в папу! - заявил Танин отец на сеансе дальней связи. - Мы тобой гордимся! Да что там мы! Вся школа тобой гордится. Вся, можно сказать, Екатерина!

- Ты только смотри там... Не очень-то заносись! - сказала мама, утирая краем клетчатого кухонного фартука слезу радости. И тотчас, уже изменившимся тоном закоренелого прагматика, добавила: - И пока учиться будешь, присматривай себе мужика хорошего. Обязательно с жилплощадью!

Брат Кирюха был краток, как счастье.

- Термояд! - сказал он. - Чистый термояд!

Впрочем, одной вещи Таня ни родителям, ни Кирюхе не сообщила. Чтобы пройти по конкурсу на археологическое отделение факультета Истории Внеземных Культур, достаточно было пятнадцати баллов.

Пять троек - и ты уже ксеноархеолог!

По иронии судьбы, вот уже восемь лет инопланетный истфак был аутсайдером Кенигсбергского государственного университета. А археологическое - аутсайдером среди четырех прочих отделений иноистфака.

Кому в двадцать седьмом веке, когда Великораса крепит оборону, чужаки вынашивают экспансионистские планы, а в самих Объединенных Нациях усиливаются центробежные тенденции, нужны какие-то ксеноархеологи?

Ну уж по крайней мере не армии.

Кстати, об армии.

Военных в Кенигсберге оказалось на удивление много.

Людьми в форме - серебристо-черной, сталисто-голубой, фисташковой - кишмя кишели окрестности морпорта. Фуражки, береты и пилотки покачивались у касс Музея Мирового Океана, военные азартно аплодировали с галерок Драматического театра, пили теплый бульон в кафетериях и вразвалочку расхаживали по Московскому проспекту.

Особенно много было кадетов. И неудивительно: одних военных академий в Кенигсберге имелось четыре штуки.

Их питомцы - коротко стриженные, молодые и нескладные - в свободное от учебы время слонялись по городу, дружно гоготали в пивных и пытались знакомиться со всем, что шевелится.

Однажды утром к Тане Ланиной, совершавшей экскурсию по Ботаническому саду, подошел робкий юноша и, зачем-то козырнув, спросил: "Сколько времени?" Когда он, получив точный ответ, осведомился: "А свободного?", Таня дала себе зарок никогда не знакомиться с военными. Робкий юноша был пятым по счету кадетом, справившимся у нее о времени в то утро.

"Слишком уж они энергичные и настырные. А на уме - одни пошлости. Фантазии нет. Никакой", - думала Таня и, высоко задрав нос, проходила мимо очередной компании в форме.

Но главное (впрочем, об этом Таня не говорила никому, кроме Тамилы), она совершенно не представляла себе отношений с человеком, который поступил в учебное заведение, основной наукой в котором является наука убивать. Людей ли, чужаков ли - не важно.

В общем, в Кенигсберге Таня сделалась убежденной пацифисткой.

Что было достаточно оригинально, ведь редкий газетный заголовок в те дни обходился без слова "война". В том году речь шла о возможной оккупации Большого Мурома, который заявил о своем окончательном выходе из Объединенных Наций и ликвидации иностранных баз на своей территории. Базы принадлежали российскому флоту, имели фундаментальное стратегическое значение и обошлись державе в неприлично огромную даже по военно-космическим меркам сумму.

Но пушки все-таки промолчали. Совет Директоров смог добиться от Правильного Веча приемлемых уступок при помощи одного из лучших дипломатов своего времени адмирала Тылтыня - к слову, уроженца Мурома.

Но привкус, сталистый привкус страшной и нелепой войны, в которой убивать друг друга будут люди, собратья по Великорасе, остался.

Прошло полгода. Таня сдала первую сессию без троек и наконец-то почувствовала себя полноценной студенткой.

Окончание семестра они с Тамилой отметили в ресторане "Категорический императив" (само собой, на Тамилины деньги).

Они пили низкокалорийное пиво, закусывали сухариками, облеченными в горячий сыр, лакомились фруктовыми салатами и говорили "за жизнь".

Тамила, со времени поступления успевшая сменить занудного трудоголика Вениамина на своего одногруппника Анатолия ("Он просто бог танца! Как Нижинский!"), щебетала соловьем.

Не обходилось и без философских обобщений:

- Хотя все мужики сволочи, мой Анатоль совсем не такой. Он любит только меня. И, представь себе, мы еще ни разу не целовались! Ни разу! Ты только подумай - какой адский термояд!

Наворачивая салат с голубыми креветками из пресного океана планеты Мекана, Таня методично кивала подруге. Мол, гипер, гипертермояд.

Тамила каждый раз влюблялась "раз и навсегда".

Каждый раз говорила: "У нас с ним, по-моему, серьезно". Но не проходило и двух месяцев, как серьезность куда-то улетучивалась.

С Анатолем получилось так же. Впрочем, на этот раз не по вине Тамилы. Довольно скоро выяснилось, что к Тамиле Анатоля влечет "как к человеку, а не как к женщине".

И что куда более его влечет к Эстебану Пинкола-Мартинесу, жгучему брюнету-испанцу, учившемуся на том же курсе по программе обмена творческой молодежью.

Что ж, среди людей балета такое случается сплошь и рядом...

Восьмое марта Тамила и Таня отмечали в обществе бутылки молдавского вермута "Кувшин Овидия".

Томная, воздушная Тамила рыдала у Тани на груди, и все было как раньше (Люба улетела на праздники в Ялту со своим парнем, кадетом-подводником).

А Таня, вдыхая нежный запах свежей мимозы, изрядную охапку которой преподнесла ей Тамила, размышляла над невеселыми своими обстоятельствами.

Например, над тем, что с Международным женским днем ее поздравили только двое мужчин - папа и Кирюха. Ну, если посчитать еще официальные поздравления куратора их группы профессора Шаровцева... Тогда - трое мужчин.

И в Оперный театр ей пойти не с кем. Не говоря уже о Ялте...

Наконец, пожелай она посетовать, как Тамила, на то, что все мужики сволочи, даже посетовать как следует у нее не получится! Потому что "мужиков" она совсем не знает - ни сволочей, ни херувимов.

Не считать же папу и Кирюху, в самом-то деле?

В школе у Тани не было романов - нежные объятия с мафлингами не в счет.

Но ведь и в университете она тоже ни с кем не познакомилась! А как же молодость, которая пройдет? А как же одинокая старость?

Вдруг она и есть тот самый "синий чулок", превращением в которого пугают всех способных к наукам девочек? Вдруг Люба права и просто нельзя быть такой гордячкой? А может быть, у нее что-то не в порядке с сексуальной ориентацией? Может быть, она... лесбиянка? И Тамила нравится ей не как подруга, а как... женщина! Вот нравится же Анатолю Родригес или как его там, Мартинес?

"Да, с личной жизнью нужно что-то решать..."

С такими мыслями Таня встретила свое восемнадцатилетие.

Поэт Воздвиженский вновь появился в Таниной жизни, когда она сдавала третью по счету сессию.

К четвертому экзамену ее гардероб - сплошь состоявший из джинсов с водолазками - насквозь пропылился библиотекой. В их с Любой общей комнате стоял запах трудового пота, такой отчетливый, что даже аромат новогодней елки, подмигивающей гирляндами с подоконника, восторжествовать над ним был не в состоянии.

Впрочем, чему удивляться?

Таня поставила перед собой цель сдать сессию на отлично. И со свойственным себе фанатизмом этой цели добивалась.

После двух экзаменов и без того щуплая Таня похудела на четыре килограмма. Темные корни волос отросли на неприличную длину в три сантиметра. Это было чересчур - не только по придирчивым Тамилиным меркам, но и по снисходительным Таниным. Но где взять время на возню с этим вонючим "Бельком"?

Однажды вечером сердобольная Люба не выдержала.

- Слушай, ну сколько можно зубачить? - спросила она. - От работы кони дохнут. Не в курсе, что ли?

- А варианты? - Таня нехотя оторвалась от экрана планшета, где вращалась похожая на сандвич модель Голубиного Саркофага с планеты Авлида. Она готовилась к последнему экзамену - "Практика полевых исследований".

- Ну... Можно, например, пойти в синемашку.

- Ненавижу синемашку! Пустая трата времени. "Взиу! Ввизззиу! Ч-чух". - Таня небесталанно изобразила стрельбу из чоругского бластера. - Мозги по стенам, ни фига не понятно, но пограничники рулят!

- Не обязательно же на боевики ходить...

- А на что тогда ходить? Может, на мелодрамы? Так они ведь еще хуже! "Я любила тебя! Но ты предал мою любовь! Ы-ы-ы-ы!" Одни сопли... - Голос Тани звучал ожесточенно.

- Можно сходить в кондитерскую, чаю попить с эклерами.

- Я на диете.

- С каких пор, интересно?

- С сегодняшнего вечера, - буркнула Таня. - И вообще, что ты ко мне прицепилась?

- Ну у тебя и хара-а-ктер...

- Какие есть - такие есть!

- Пошла бы хоть погуляла... Может, с кем-нибудь познакомилась бы...

- Ага. В такую погоду познакомишься, как же... С песиком бродячим, с Шариком. Или с Дружком. А что? Чем не сюжет для мелодрамы? "Таня и Дружок". В конце оба умирают от чумки. - Таня устало уронила голову на руки, но вдруг встрепенулась и нервно добавила: - И, кстати, с чего ты взяла, что я вообще хочу с кем-то знакомиться?

- Знаешь, Танек... Только ты пойми меня правильно... - вкрадчиво начала Люба. - В Великой Конкордии есть такое общество для молодежи - "Чистая земля".

- Слышала. Это которые убирают везде за бесплатно, что ли?

- Да нет, убирают материализаторы. Материализаторы Абсолютной Чистоты. А парни и девушки из "Чистой земли" - они другую чистоту блюдут. Половую, - пояснила Люба. - Я когда в Хосрове была, мне сунули проспект пропагандистский... Там такие лозунги были!

- Лозунги?

- Ага. "Воздержался сегодня - воздержись и завтра!" Или такое: "Кому по силам воздержаться - легко за Родину сражаться!" Они там и среди семейных пар соревнования устраивают. Кто дольше воздержится.

- Ай молодцы, - угрюмо процедила Таня. - Только к чему ты мне все это рассказываешь?

- Да ни к чему. Просто хочу знать, не вступила ли ты, случайно, в ряды общества "Чистая земля"? Не попала ли в сети коварной конкордианской пропаганды?

В комнате повисла неловкая пауза.

Таня тупо пялилась в планшет. Нарядная, праздничная Люба наматывала на шею нежный белый шарф из ангорской шерсти, примеряла у зеркала пушистый берет, тоже белый...

Вдруг Таня резко повернулась к Любе. Щеки ее пылали.

- Ну а что ты предлагаешь, Люб? Что? Вот ты конкретно что-то предлагаешь? Или тебе просто поиздеваться надо мной хочется?

- Издеваться не люблю и не умею. За издевательствами к комендантше лучше обращаться, к тете Клаве. Это раз, - строго сказала Люба. - И я тебе совершенно конкретно предлагаю пойти со мной. Это два.

- А куда это ты собралась?

- В культурный центр "Перископ". На литературный вечер. Мне там Андрюха свидание назначил!

- С каких это пор твой подводник интересуется литературой?

- Литература ему до лампочки, - простодушно ответила Люба. - Просто народу на вечере ожидается много. Вот их группу в полном составе и отрядили, чтобы следили там за порядком. А вдруг господа-поэты вздумают безобразничать?

- А-а, понятно... Так себе и представляю - половина народу пьет портвейн в буфете, а вторая половина употребляет прямо в зале, под чтение стихов. Носы красные, перегаром несет... А бедным кадетам все это карауль!

- Какая же ты все-таки язва!

- Такая уродилась! И если кому-то не нравится, я себя любить совершенно не заставляю! - С этими словами Таня вновь уставилась в экран и с наигранным энтузиазмом принялась рассматривать вторую резную крышку Голубиного Саркофага.

Крышка была искусно инкрустирована лазуритом уникального химсостава, залегающим, между прочим, на соседней от Авлиды планете Каринтия. Каким образом, дорогие товарищи, лазурит с Каринтии очутился в распоряжении декораторов саркофага, творивших в доиндустриальную эпоху, при полном отсутствии не только ракето- но и самолетостроения? Правильно, товарищи. Перед нами - еще одна загадка ксеноистории!

Таня была уверена, что Люба непременно обидится и уйдет на свой вечер, громко хлопнув дверью.

Но ничего не нарушило тишину комнаты. Лишь за спиной у Тани деликатно заскрипела половица.

- Ну, Танюшка, ну, зайка... Не будь же ты такой противной! - ласково пропела Люба, касаясь своей напудренной щекой Таниной горячей шеи. - Пойдем со мной. Развеешься.

ГЛАВА 5

НАЕДИНЕ С ГЛАГОЛОМ

Февраль, 2622 г.

Долина реки Стикс-Косинус

Планета Глагол, система неизвестна

А 23 февраля, в День Армии и Флота, случилось чудо. Самое настоящее.

Нет, Злочев не воскрес. И не спустились к нам с небес чины ангельские, чтобы сокрушить огненными мечами нерусь и нежить в лице майора-воспитателя Кирдэра, коменданта Шапура и их насупленных подчиненных.

И даже в столовой нас кормили чем всегда - кебабами и киселем.

И все же...

...Она висела на стене нашего барака. Как раз напротив двери.

Она привлекала взгляды - как и всякая красавица.