воздух и направился к ближайшему холму.
конические сооружения, в которых он признал термитники. Одни были заброшены и
мертвы, вокруг других роились насекомые, мириады крохотных существ, покрывавших
землю живым ковром. Саймон старался держаться от них подальше, но, обнаружив
пустой конус с рваными проломами в боку, приблизился и заглянул внутрь. Дно
термитника усеивали человеческие кости - посеревшие, высохшие, старые; в их
груде скалил зубы череп и торчали перекрученные проволочные мотки. Проволока
была толщиною в палец, свитая из нескольких жил и тоже серая - вероятно, из
алюминия. Нахмурившись, Саймон покачал головой, обошел термитник и полез по
склону холма.
когда услышал чьи-то вопли. Кричали неразборчиво, в несколько голосов; в одних
слышался ужас и смертная мука, другие звенели яростью и торжеством. Раздался
выстрел, за ним - протяжный стон раненого животного, лошади или мула; еще два
выстрела, звон клинков и жуткий хрип, какой издает человек с перерезанным
горлом.
холма, все было кончено. Холм круто обрывался вниз; у его подножия, огибая
овраг, извивалась дорога, и там, в пыли, лежал ничком человек в темном длинном
балахоне, а рядом топтался, натягивая повод, серый мул. Другой путник, в
подобном же одеянии, скорчился дальше, шагах в пятидесяти, у самого оврага; его
мула пристрелили, но всадник, видимо, успел соскочить и выхватить длинный нож.
Он так и упал с этим ножом, пробитый пулями, - колени поджаты, рука вытянута
вперед, словно и в смерти ему хотелось поразить убийцу.
ремень, стоял у обочины, придерживая лошадей, другой склонился над мертвым
мулом, шаря в седельных сумках, третий носком сапога перевернул труп в балахоне
и что-то сдернул с шеи - как показалось Саймону, большой серебряный крест.
Человек сунул его за пазуху, повернулся к державшему лошадей и отпустил
какую-то шутку. Они расхохотались; потом тот, что взял крест, рявкнул:
стволу, от куста к кусту. Человек, которого назвали Утюгом, выпрямился,
прижимая к груди объемистые кожаные сумки, раскрыл рот, но ничего не успел
сказать - нож, сверкнув в воздухе, вонзился ему в горло. Затем резкие хриплые
звуки донеслись из зарослей - тайятский боевой клич, каким воин, убивший врага,
отмечает победу.
ринулся на обочину, таща за собою мула, взлетел на лошадь и ударил ее
каблуками. В его повадке ощущалось что-то волчье, немалый опыт битого койота,
который знает, когда кусать, когда рычать, когда бежать. "Похоже, на гаучо
здесь не рычат", - думал Саймон, выбираясь на дорогу и поглядывая на всадников
и конские крупы, мелькавшие среди высоких трав.
смуглокожий, с полными губами, черный волос в мелких колечках... Мулат? Скорее
всего мулат, и наверняка - священник: темный балахон оказался рясой, из-под
которой торчали стоптанные сапоги. Саймон похлопал по одеянию, проверил за
пазухой и в голенищах: в одном был спрятан короткий нож, в другом - бамбуковый
пенальчик с вложенным внутрь свитком. Он вытряхнул его и развернул, машинально
отметив, что писано чернилами, на плотной сероватой бумаге, на русском языке.
что отец Леон-Леонид Домингес и брат Рикардо-Поликарп Горшков направляются из
Рио-де-Новембе в приход Дурас, что в Юго-Восточной Пустоши Уругвайского
Протектората, дабы служить в его церквах и храмах во славу Бога Отца, Бога Сына
и Святого Духа, исповедовать и отпевать, крестить и венчать, накладывать
епитимьи и свершать всякое иное священнодейство в соответствии с Господней
Волей, просьбами прихожан и саном означенных выше Леона-Леонида Домингеса и
Рикардо-Поликарпа Горшкова - и да помогут им Заступники наши Иисус Христос и
Дева Мария, а также власти предержащие. Подпись, печать и приметы обоих. Против
Домингеса стояло: имеет жену и двух отпрысков, лет - 43, кожей смугл, волосом
черен, невысок, телом обилен, слева под мышкой - большое родимое пятно; Горшков
же, как гласил мандат, был тридцатилетним, холостым, высоким, светловолосым и
светлокожим, без особых отметин. Решив, что это описание ему подходит, Саймон
направился ко второй жертве. Рикардо-Поликарп и в самом деде был высок, худощав
и тощ - цыплячья грудь и плечи как у пятнадцатилетнего подростка. Однако,
несмотря на субтильную конституцию, был он храбрецом, так как пробовал
защититься - его длинный нож при ближайшем рассмотрении оказался отлично
заточенным мачете. Его убили ударом в горло; ряса на груди пропиталась кровью,
и еще одна рана, огнестрельная, была в правом боку.
какие слышал в детстве в одной из смоленских церквей; потом спустился в овраг,
отрыл с помощью мачете могилу и схоронил в ней Рикардо-Поликарпа. На шее
погибшего висели два креста: большой, вырезанный из твердого темного дерева,
Саймон воткнул в рыхлую землю, маленький нательный, оставил себе. Пробормотал:
"Прощай, тезка..." - и вылез обратно на дорогу.
так по первому. И цветом волос и глаз были схожи; правда, у мертвеца зрачки
казались уже не синими, а мутно-голубыми.
выглядела так, будто по ней прошлись утюгом, но расплющенный нос и отсутствие
бровей не скрывали расовой принадлежности: белый, без всяких признаков цветной
крови и, несомненно, славянин. Огнестрельного оружия у него не оказалось -
только мачете, подлинней и пошире, чем у погибшего брата Рикардо.
Библия, Евангелие и требник; еще там были две смены белья, просторная ряса,
рубаха, штаны и парадное церковное облачение, завернутое в чистый холст. В
одной, на самом дне, лежал тяжелый кожаный мешочек, и, раскрыв его, Саймон
обнаружил монеты. Сорок блестящих серебряных монет неплохой чеканки; на аверсе
стояли крупная цифра "I", слово "песо" и год - 2393; на реверсе был изображен
двуглавый орел, а вокруг орла шла надпись: "ФРБ - Федеративная Республика
Бразилия".
них отчеканен древний российский герб, и даже не потому, что двуглавая хищная
птица соседствовала со словами "песо" и "Бразилия" - это еще он мог осмыслить и
понять. Но монета сама по себе являлась удивительным артефактом, столь же
древним, как рыцарские доспехи или бритва, которой некогда скребли щетину на
щеках и подбородке.
металлических монет - только банкноты, а большей частью кредитные диски и
кодовые ключи, дававшие доступ к лицевым счетам. Так что Саймон впервые за свои
двадцать восемь лет держал в руках монету; и, несмотря на блеск и четкость
надписей, она казалась ему такой же архаичной, как виденные в музеях
американские даймы, британские фунты и русские рубли.
оставшаяся со смоленских времен; потом бросил монетку в мешок, припоминая, что
это кожаное вместилище вроде бы называют кошельком. Он был доволен, так как,
едва успев приземлиться, обрел права гражданства в ФРБ. У него имелись мандат,
фамилия, имя и даже назначение - служить во славу Бога Отца, Сына и Святого
Духа; он успел обзавестись деньгами, одеждой и кое-какой биографией - за счет
почивших в бозе брата Рикардо и Утюга. Священник был достойным человеком, и
смерть его не радовала Саймона, но, как говаривал Чочинга, отрезанный палец на
место не пришьешь. Брат Рикардо - Поликарп Горшков ушел в Погребальные Пещеры,
и Ричард Саймон мог занять свободную вакансию.
брата Рикардо, сунув в карман кошелек. Рубаха была маловата, но штаны пришлись
впору, да и просторная ряса тоже; кобура с "рейнджером" и нож были под ней
совсем незаметны. Обувь Саймон менять не стал, только присыпал свои башмаки
пылью - если не приглядываться, они не слишком отличались от сапог. Потом он
занялся сумками: сложил в них все имущество из ранца, бросил поверх белье,
комбинезон и книги, а ранец зашвырнул в овраг; поразмыслив, снял с запястья
браслет, с пояса - кобуру и тоже сунул их в сумку.
пыльное облачко. Оно приближалось с севера, со стороны ближайшего городка, и
вскоре Саймон разглядел небольшой фургон, который тащила пара мулов, и возницу,
хлеставшего их кнутом. Подняв мачете покойного Рикардо, он ткнул Утюга в шею,
затем бросил оружие, шагнул к трупу отца Домингеса, опустился на колени, сложил
руки у груди, понурил голову и принял удрученный вид. Таким его и застал
возница - рыжий плечистый парень с россыпью веснушек на щеках и здоровенным
синяком под глазом. Чем-то он напомнил Саймону Дейва Уокера - то ли огненной
мастью и веснушками, то ли своей лукавой рожей.
молитву. Пекло жаркое солнце, мулы шумно отфыркивались и поводили боками,
возница, преклонив колени напротив Саймона, вздыхал и часто крестился. Наконец,
выждав приличное время, он произнес:
тапирьи отморозки... Ведь платим же, платим, по сотне песюков со двора... И
отморозкам платим, и Хайму-кровососу, и Гришке-живодеру, и Хорху с его
крокодавами, а толку - ни хрена! Вот батюшку пришили... А ведь обещались двоих
прислать... - Рыжий перевел взгляд на Саймона. - Как же теперича, отец мой, мы
тебя с кибуцниками разделим? Стенка на стенку пойдем, как из-за пастбищ? Или
церкву у них спалим?
знакомы - к примеру, Хайма-кровосос являлся, вероятно, доном Хайме-Яковом,
главой Финансового департамента, а Гришка-живодер - не иначе как доном
Грегорио-Григорием, заведовавшим Общественным здоровьем. Но огибаловские гниды,
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Шидловский Дмитрий
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман