Чтение 8–й страницы книги ~Час волкодава~

Миша пересказал. Вкратце. Сказал о желтоглазом. О Тузановиче, который не иначе решил, что пристрелил из газовика ненароком мужика в камуфляжной куртке. Поведал о собственном поведении - конспективно, беспристрастно.

- Молодец, партнер, - подвел итог Мишиному рассказу Сан Саныч. - Правильно себя вел и во время, и после инцидента. Без дураков - молодец. В тебе есть СИСУ, партнер.

- Что значит "СИСУ"? - Миша достал из кармана размокшую пачку сигарет. Курево погибло под дождем начисто.

- Современный финн переведет с родного языка термин "СИСУ" как "сила воли" и обязательно добавит: "сила воли, присущая только финнам". На, партнер, держи...

Сан Саныч достал из кармана пиджака пачку "Дуката", бросил сигареты через плечо.

- Дыми, расслабляйся.

- Спасибо. Откуда табак?

- Реквизировал у "языка". Знал, что ты захочешь отравиться, когда все закончится, и подозревал, что свои сигареты ты угробишь во время водных процедур на свежем воздухе.

- У "языка"? Ты взял "языка"?

- Как и планировал. Зачем же еще мы устраивали представление с лицедейством у дома Тузановича?

- Но мы одни в машине...

- "Язык" в багажнике. Как я и думал, за домом Тузановича наблюдали. Двое. Один сидел в разрушенном детском садике на первом этаже. Второй, как ты его назвал - "желтоглазый", вел наблюдение с другой точки: мок, бедняга, под кустом. Подозреваю - ребята периодически менялись. Сидеть на улице в такую погоду... быр-р... я промок в пять минут... Того, который засел в детском саду, я сначала вычислил, руководствуясь логикой и географией. Запомни, партнер, нет на свете людей с более узким кругозором, чем специалисты. Зная алгоритм мышления специалиста, его поведение легко предугадать, а местонахождение вычислить. К тому же "кукушка" пользовался биноклем, я засек отблески линз...

- Кукушка?

- "Кукушками" я привык называть снайперов... Определив гнездо "кукушки", я пробрался в разрушенный детский садик и снял снайпера. Старею - чисто сработать не удалось. Пришлось стрелять. Ранил кукушонка в ключицу, связал, оттащил к машине, засунул в багажник, не забыв запеленать как надо и тряпочку на рану наложить, дабы кровь остановилась. Хотел на всякий случай и второго прихватить, чтоб "кукушка" в багажнике не скучал. Не вышло. Желтоглазый проявил себя, лишь когда ты начал действовать. События развивались стремительно, я был далеко, вписаться в кутерьму на автостоянке не успевал, пришлось стрелять на поражение.

- Ты стрелял из пистолета с глушителем?

- Конечно. Синхронно с выстрелом Тузановича. Кстати, был момент, когда я решил, что в руках у Бориса Николаевича боевое оружие, и чуть было не ликвидировал Борю, опасаясь за твое здоровье... Здорово мы подгадили "Синей Бороде", партнер. Тузанович непременно вызовет ментов. Тебя он не узнал. Начнется разработка личности покойника с желтыми зрачками... А вообще обязан признаться - тобой можно было и не рисковать. Достаточно было бы выдвинуться на позицию, осмотреться и определить место, откуда удобнее всего вести слежку... Хотя в этом случае был риск получить пулю от желтоглазого. Помимо прочего, "кукушка" и желтоглазый страховали друг друга, и, пока ты не отвлек их, риск угодить под перекрестный огонь был довольно велик...

- Сан Саныч! Чего было и как могло быть возле дома Тузановича, я и сам понял. Частности мне ясны, но я до сих пор не въехал в общую картину причин и следствий происходящей белиберды! Я до сих пор болван болваном. Ты обещал все объяснить. Ради бога, не томи. У меня и так от всех этих перестрелок в центре Москвы, драк и пыток пираньями мозги набекрень. И при всем при том, самого главного я не понимаю, блин! Не понимаю!!!

- Хорошо, партнер. Сейчас я постараюсь все тебе объяснить, как сам это вижу. Кстати, догадываешься, куда мы едем?

- Надоело! Надоело мне догадываться. Разве трудно просто сказать, куда ты рулишь?! Без подначки и тестов на сообразительность?!

- Успокойся, Миша. Кури, расслабляйся. Извини, если обидел. Мы едем за город, в мою резиденцию. Туда, откуда выехали. Там мы допросим "языка" и узнаем все интересующие нас подробности о фирме "Синяя Борода". Дорога дальняя, и, ежели ты настаиваешь, я могу поделиться своими домыслами, хотя логичнее будет отдохнуть дорогой, дождаться допроса "языка" и...

- Нет! К черту логику! Осточертело!

- Хорошо-хорошо. Будь по-твоему. Итак, тебя интересует общая, так сказать, картина...

- Очень интересует!

- Опишу. Но учти - это будет приблизительное описание. Многие фрагменты мне придется домысливать. Это, знаешь ли, как, например, по памяти рассказывать о картине, скажем, Сурикова "Боярыня Морозова". Живописуя словами нищего в веригах, осеняющего двумя перстами мятежную боярыню, легко ошибиться и переврать позу оборванца, ошибиться в характеристиках вериг, цвете одежд юродивого. Однако в общем и целом рассказанное будет совпадать с изображением на холсте... Слушай мою версию в вольном изложении. Еще раз подчеркиваю - слова "допустим", "вероятно" и "по моему мнению" я сознательно опускаю... Итак, в девяносто первом, когда рухнула империя, наиболее проницательные профессионалы спецслужб, не дожидаясь, пока цепкая рука нищеты схватит за горло, ушли из силовых органов сами. Тихо и скромно. Безработные специалисты разнообразных специфических областей человеческой деятельности из азиатских, прибалтийских и закавказских имперских колоний косяками потянулись в столицу нашей Родины. Чужие в холодном свете кремлевских звезд, добровольные беженцы объединялись, находили друг друга и делали деньги по мелочи, кто как умел. Оставшимся за рубежами новых границ семьям исправно шли переводы в рублях. Делать крупные капиталы в Москве рисковали многие, однако выживали в конкуренции с акулами столичного бизнеса лишь единицы пришлых голодных профи. И вот одна компания, тесная община матерых волков, остатки заблудившейся в пространстве Московской Кольцевой дороги стаи, придумала простое, как мычание глупых травоядных, дело. Додумалась наша компашка до предприятия, не способного поднять его учредителей на вершины российского финансового олимпа, но вполне способного сытно накормить изголодавшихся волков, а главное, обеспечивающего полную автономность и независимость от криминальных конкурентов. Нашли ребята, так сказать, "свою нишу" в преступном бизнесе. Пик цен на жилплощадь в Москве пришелся где-то на год девяносто третий. К тому времени круто поднялись ветераны кооперативного перестроечного зачина, и нувориши возжелали сибаритствовать в пентхаузах, булькая в джакузи, любоваться из окошка видом на Кремль или, на худой конец, наблюдать, нежась в мыльной пене, как гадят сизые городские голуби на чугунные головы Пушкина, Гоголя и прочих знаменитостей, коим в столице установлены памятники Цены на жилплощадь в центре Москвы шутя переплюнули аналоги в Париже, Нью-Йорке, Мадриде. Между тем нищала интеллигенция, с детства привыкшая ругать советскую власть, глядя через немытые кухонные окна на статую того же Пушкина или "мужика в пиджаке" по фамилии Лермонтов, Старели выросшие в загазованном центре академические прокуренные дамы, совершенно не интересные новой генерации властей предержащих. Некогда завидные невесты, дочери главных инженеров крупных заводов, с удивлением обнаруживали, что собранные "дальновидными" родителями деньги на книжках стараниями жирного реформатора превратились в труху, в мусор, в ничто. Конечно, не так много, не тысячи и не сотни одиноких выцветших бесприданниц топтали паркет под сводами высоких потолков, однако вполне достаточно, чтобы имело смысл учредить фирму "Синяя Борода". Организаторы фирмы быстренько подыскали подходящие кандидатуры на роль жиголо, благо выбор был богатым - из ставшей заграницей провинции, из разорившихся "русских" театров, из Прибалтики, Казахстана, Узбекистана в златоглавую косяками потянулись потерявшие кусок хлеба и рюмку водки актеры, профессиональные герои-любовники. Фирма укомплектовала штат и приступила к работе. Двое или трое занимались разведкой. Устанавливали контакты с участковыми центральных районов, которым известно, кто и в каких условиях проживает на вверенной милицейской опеке земле, собирали базу данных, намечали кандидатуры. Специальный человек отбирал из группы кандидатов потенциальные жертвы. Получив наводку, профи-жиголо начинал работу. Двое из группы поддержки курировали обольстителя обладательниц дорогой жилплощади. Еще двое подыскивали, кому и как спихнуть унаследованные овдовевшими альфонсами квадратные метры. Кстати, цена на квадратный метр в столице по сей день достигает в отдельных случаях пяти тысяч долларов. Считай - общая площадь квартиры твоей подружки Ирины под двести метров. После августовского кризиса девяносто восьмого цены на жилье упали. Будем считать, что Антонов продал унаследованную жилплощадь, не торгуясь, в один день по две тысячи за метр. Итого, получается, Красавчик и его хозяева получили доход четыреста тысяч баксов. Минус накладные расходы на ухаживание за девушкой, организацию ее "чистой" смерти, разведку и прочее. Как ни считай - тысяч триста пятьдесят остается. Внушительная сумма, правда, партнер?

- Дима Антонов заработал для "Синей Бороды" состояние, и его убрали? Правильно я понимаю?

- Нет. Неправильно. От жиголо-исполнителя слишком многое зависит. Он способен в принципе как провалить одну конкретную операцию, так и заложить всю фирму целиком. Жиголо в доле. Его... точнее, их, причем их двое, максимум трое, их холят и лелеют. Новые документы после каждого дела, защита, любая помощь, ну и так далее. Периодически происходит смена одного жиголо на другого, однако не чаще, чем раз в два года. Уходя на пенсию, отработавший свое герой-любовник, ежели он, конечно, не такой дурак, как Дима-Красавчик, живет тихо, спокойно и обеспеченно где-нибудь в провинции, подальше от Москвы.

- Но Антонова убили. Забыл?

- Помню. Переходим к конкретике. К твоим и нашим общим злоключениям... В начале-середине девяностых бизнес "Синей Бороды" процветает. Работа идет ювелирная. Прокол всего один - о котором рассказал Дядя Степа. И то не такой уж и прокол. Просто материально оправданный риск. Напряги память - Дядя Степа говорил, что богачка-вдовушка жила в браке с молодым повесой, прежде чем скончаться безвременно, аж целых два года. Твоя знакомая Ирина была убита примерно через месяц после замужества. То, что врачи констатировали естественную смерть, как ты понимаешь, заслуга специалистов из "Синей Бороды"... В разгар девяностых фирма сделала основной капитал, сейчас сворачивает работу. Ребята наспех отрабатывают скопившиеся в базе данных и подвернувшиеся под руку интересные варианты. Основные деньги уже заработаны, томятся в общаке, дожидаясь, пока глава фирмы или собрание акционеров объявят о самороспуске и разделят накопившуюся за годы активной успешной деятельности немалую сумму поровну между всеми участниками предприятия. Логично было бы давно разбежаться, однако, как говорят молодые, "жаба душит", жалко бросать отлаженное производство...

- Сан Саныч! Ты обещал перейти к конкретике. К моему случаю. Довольно общих слов. В принципе мне все стало понятно. В общем и целом. Давай трави про меня.

- Ладно. Уговорил. Опускаю некоторые детали, раз ты сумел проглотить суть целиком без моего разжевывания. Перехожу к фактам, имевшим место быть с тобою, партнер. Вспомни тот вечер с Ириной и Димой Антоновым. Дима вышел на кухню поговорить по телефону. Вы с Ириной одни, а Дима звонит группе поддержки, разговаривает с желтоглазым, сообщает: атас, появился соперник накануне свадьбы. Надо бы устранить соперника. Тебя устраняют. Укладывают на больничную койку, лишив дара речи. Тяжкие телесные и убийство - две разные уголовные статьи. Особо рьяно твой случай менты не расследуют... Ты, Михаил, однозначно, вызвал у Красавчика чувство ярко выраженной антипатии. Не глянулся ты, честный и простой парень, жулику-альфонсу. Желтоглазый рассказал подопечному, как ломал твою челюсть, и Красавчик потешил себя - прогулялся к месту преступления, позлорадствовал, разглядывая твои темные окна. Много позже эта экскурсия помогла Красавчику начертить план для бандитов из "Трех семерок"... Итак, ты в больнице, Дима и Ирина вступают в брак. Далее по схеме. Молодая жена внезапно умирает, Дима исчезает. Но в схему "Синей Бороды" закрался неучтенный фактор - алчность Димы Антонова, которому бандиты из "Трех семерок" дали кличку Красавчик. Помнишь, что говорили "семерки"?

- Говорили, что Красавчик периодически к ним наведывается и сдает задешево женские украшения.

- Правильно! Молодец. Вспомнил то, что надо. Наведывается периодически, но не часто. Догадываешься, чьи украшения продавал Дима в "Трех семерках"?

- Своих убитых жен?

- Не только. Не так все зловеще, партнер. Красавчик Антонов в преддверии распада фирмы "Синяя Борода" начал работать соло. Жадность фраера сгубила. Тайком от соратников по "Бороде" Антонов начал крутить одиноких богатых дамочек и банально их обкрадывать, пользуясь тем, что стараниями фирмы отыскать его, периодически меняющего документы, а значит, и фамилию с именем-отчеством, крайне затруднительно.

- Ты говорил - "Синяя Борода" автономна. Каким образом тогда "синим" удается выправлять каждый раз фальшивые документы коллегам Красавчика?

- Почему фальшивые? Допустим... Я обещал не произносить слово "допустим", и все же сейчас оно уместно. Итак, допустим, один из работников фирмы, прежде чем податься в Москву за счастьем, еще имея на плечах погоны, прихватил из сейфа в своей "конторе" на память стопку пустых советских паспортов и печать. Это у меня напряги с документами, а они вполне могли... Ну вот, накаркал. Смотри, Миша, впереди гаишник... то есть по-новому - "гибэдэдэшник" машет нам полосатой палкой. Сильно не повезет - мент полезет проверять багажник. Будь готов к любым раскладам, партнер.

"Волга" успела добраться до московской околицы. Дождь не унимался, редкие машины бороздили лужи словно катера. Одинокий дорожный милиционер в непромокаемом плаще с капюшоном и с черно-белым полосатым жезлом в руке притулился возле фонарного столба и через одну тормозил вымытые дождем машины, руководствуясь в выборе жертвы одному ему, служивому, понятной схемой.

Вежливо остановившись по мановению волшебного полосатого жезла, Сан Саныч передал дорожному старателю документы. Блюститель автодорожного порядка мельком взглянул на бумажки, заглянул в салон, оглядел Мишу с головы до ног и принялся гнусавить что-то про запаску, про багажник, про тускло горящие фары. Сан Саныч понятливо кивнул и вручил милиционеру пятидесятирублевую бумажку. Мент благодарно козырнул, Миша Чумаков впервые в жизни возблагодарил бога, в которого не верил, за страсть милиции к дензнакам.

- Люблю гаишников, - сказал Сан Саныч, когда "Волга" снова тронулась в путь. - С ними все просто, как с проститутками. Заплатил - и получай удовольствие от вольной езды. Машинные бумажки на фамилию лысого господина в моем новом паспорте я сам рисовал. Старался, однако при внимательном рассмотрении документы на "Волгу" не выдерживают критики. Отрадно, что всегда есть возможность откупиться, усыпить бдительность гаишника денежкой. Согласен, партнер?

Миша кивнул. Он привык уже к ледяному спокойствию Сан Саныча в тревожных ситуациях, свыкся с неправдоподобной уравновешенностью партнера.

- Михаил, на чем я остановился, прежде чем увидел полосатую палку у дорожной обочины?

- Ты говорил про документы, а до этого про то, что Дима Антонов начал работать соло.

- Точно. Красавчик начал гулять налево от кормилицы "Синей Бороды". Самостоятельно обчистил очередную богатую дамочку, едет в "Три семерки" сдавать улов, смотрит - мать честная! За ним гонится на "жигуленке" доктор Чумаков. Нештатная ситуация. По уму - Красавчику сразу бы связаться с группой поддержки, с желтоглазым, и просигналить SOS. Или, ежели совсем по уму, остановиться, поговорить ласково с доктором Чумаковым, навешать врачу лапши на уши и ехать дальше своей дорогой. Так нет же! Красавчик психанул, устроил самодеятельность, начал играть в нелегала, оторвавшегося от слежки. Контакты с "семерками" - большая тайна Димы Красавчика. Прежде всего тайна от сослуживцев в "Синей Бороде". А ты, Миша, вызывал у Красавчика ассоциации, связанные именно с "Бородой". Вот он и психанул, сглупил. Я понятно объясняю внутренние мотивы поступков профессионального жиголо?

- Не очень, но суть я уловил, кажется.

- Вот и славно. Поехали дальше. Хм... И в прямом, и в переносном смысле. Едем за город, где "язык" даст нам объективно-фактическую информацию, и продолжаем сочинять версию недавних событий, покуда с фактами напряженка... Красавчику помешал случай. Слепой, безжалостный случай. Не что иное, как нечаянный случай втравил меня в это дело, и все пошло кувырком... Когда Дима из кухни невесты Ирины звонил желтоглазому о тебе, он передал минимум информации. Когда же ты, партнер, улегся на больничную койку, профи из "Синей Бороды", как и положено профессионалам, навели о тебе справки, особо не напрягаясь, на всякий пожарный. Собранные про тебя сведения сообщили и невзлюбившему тебя Красавчику, дабы потешить его мнимую крутизну. Не обижайся, но тебя, Михаил, скорее всего классифицировали как лоха. Эту градацию, вкупе с твоим адресом и прочей мелочевкой, и сообщил бандюшатам-"семеркам" Красавчик. Но тут, откуда ни возьмись, появился я. Побитые бандиты вернулись зализывать раны на "малину" и по телефону напрягли наводчика Красавчика: мол, гнилая наводка, подстава, и за базар придется отвечать. Я не просто так сконцентрировал внимание побитых "семерок" на Красавчике. Дабы сохранить лицо, им необходимо было на ком-то отыграться. Чтоб этим "кем-то" не стал ты, партнер, я указал шакалам безобидную, как мне тогда думалось, жертву. Дима почувствовал, что вязнет в непредсказуемых обстоятельствах будто в болоте, и схватился за соломинку. Повинился во всех своих прегрешениях боссам "Синей Бороды", раскаялся в самодеятельности, уповая на то, что "повинную голову меч не сечет". Фирмачи из "Синей Бороды" прикинули и решили обрубить концы. Замкнуть цепочку: "семерки" - доктор Чумаков плюс я, его непонятно откуда возникшая "крыша", - воришка Красавчик. Для вида Красавчика якобы прощают, заманивают к тебе домой и чик-чирик твоим же скальпелем. Один звонок ментам, и будьте любезны - цепочка сработала. Цепь преступлений замыкается вдалеке от пресловутой фирмы, каковую я обозвал "Синей Бородой". Менты колют нас с тобою на убийство Антонова, мотив преступления очевиден - наезд "семерок". Отчего на тебя наехали бандиты, также очевидно. Ты сам виноват, набедокурил в кабаке и слинял. В процессе следствия выяснится, что Красавчик-покойник продал жилплощадь подружки доктора Чумакова, покойницы Ирины, так что с того? Смерть молодой жены оформлена официально. Даже мираж "Синей Бороды" не маячит на горизонте.

- А киллер? Как же киллер, который чуть не расстрелял нас в затылок? Он не вяжется в твою схему.

- Еще как вяжется! Морским узлом! В "Синей Бороде" работают специалисты высокого класса. Едва раскололся Красавчик, были подняты из архивов материалы "по Чумакову" полугодовой давности. Ребят интересовало, откуда взялась моя нескромная персона, объявившая себя "крышей" лоха доктора. Откуда у рядового реаниматолога, по совместительству ветеринара, может взяться крутая "крыша"? Первое предположение - я послан Тузановичем. Ребята навестили Тузановича, поимели с ним проникновенную беседу, о которой Борис Николаевич до конца жизни под пыткой никому не расскажет. Ребята умеют заставить человека забыть о себе, у Бори жена, сын, уверен, к нему подобрали нужный ключик. Им, этим ключиком, и вскрыли Тузановича, принудили быстро и по делу соображать, и тот же ключик потом, после беседы, закрыл на замок рот хозяину ЦКБ. Борис Николаевич сообщил о последнем с тобой телефонном разговоре. Дескать, поехал врач Миша по такому-то адресу к раненому волкодаву, и больше я, Тузанович Б. Н., от Чумакова М. В. никаких вестей не имел. И никакой "крыши" я, скромный труженик ветеринарии, Чумакову не предоставлял, а что до адреса больного волкодава, извольте записать, диктую по регистрационному журналу. Последовала рутинная, обязательная проверочка, и ребятам повезло. Бабушки у подъезда дома, где я арендовал жилплощадь, сообщили - никаких волкодавов в нашенском доме отродясь не водилось, а физически здоровый вежливый мужчина с недавних пор проживает в такой-то квартире. Подняться по лестнице, позвонить в мою дверь, послушать тишину, а потом оставить на лестнице засаду - сам бог велел. Так и сделали. Вручили оперативнику твою, Миша, фотографию из собственных архивов, дали задание: увидишь - мочи. И доктора, и мужика-волкодава. Безусловно, было бы эффектней, если бы тебя арестовали дома, возле хладного трупа Красавчика, но, в конце концов, какая разница, попадем мы к ментам мертвыми или живыми? Не вдаваясь в подробности, кто я и что я, и мне, заодно с тобой, подписали смертный приговор, ибо основная цель противной стороны - не выяснять загадки моей личности, а, как уже было сказано, - замкнуть ментов на разборках вдали от "Синей Бороды", увести следствие к сольным делам Красавчика, к "семеркам". Отсюда и взрыв в баре "Три семерки". Процент следственных работников, обремененных высшим образованием, на сегодняшний день низок до безобразия. Следователями работают бывшие воспитательницы детских садов, экс-бухгалтеры и так далее. Куда им до профи из "Синей Бороды", там собралась компания отставных майоров и капитанов Прониных вкупе с Джеймсами Бондами и разными там Рэмбо вперемежку со Штирлицами. Десяток умных, матерых, хватких суперспециалистов... Сейчас уже, правда, не десяток, а чуть меньше. Троих я из игры вывел. После первого трупа рано или поздно мы должны были додуматься до идеи визита к Тузановичу с вопросом, кому он, паскуда, продал адрес на "комиссарах". Нас ждали, нам подписали смертный приговор. Но такой наглости, что вместо Тузановича мы пожелаем побеседовать с оперативником "Синей Бороды", от нас явно никто не ожидал. На тебе, Миша, клеймо лоха, меня ребята держат за тупую груду мускулов. Нас мечтали как можно скорее отправить на стол к патологоанатому в погонах, не с первой, так со второй попытки, раз уж не вышло чисто подставить и засадить в кутузку. Гордые профессионалы забыли, что и на старуху бывает проруха. В данном случае я как раз эта самая "проруха" и есть... Не поленюсь повториться - я живописал сейчас намеренно гротесковую и упрощенную картину происходящего. От истинной она может отличаться так же, как картинка с тремя медведями на конфетной обертке отличается от полотна Шишкина в Третьяковской галерее. Многое я придумал на ходу, например, численный состав "Синей Бороды". Однако ежели я и ошибусь, то не на порядок. Погрешность моих измышлений - плюс-минус двадцать процентов, уверен. Я стремился донести до тебя, партнер, суть произошедшего. И теперь хочу знать, насколько я преуспел. Задавай вопросы, Миша. Чем их будет меньше, тем лучше. Тем выше будет моя самооценка как рассказчика-объяснялыцика. Спрашивай.

Миша не стал сразу же сыпать вопросами. Сидел, курил, обдумывал услышанное, глядя в окно пустыми глазами. Прокатившись по полукругу МКАД, "Волга" свернула с кольца и пожирала километры подмосковной дороги. Впрочем, не пожирала, а точнее будет сказать - пережевывала не спеша. Погода отвратительная, скользко, видимость - как из погрузившегося в трясину батискафа. Такими темпами до загородной резиденции Сан Саныча партнеры доберутся лишь к утру. А что делать? В России две беды - плохие дороги и дураки-камикадзе, которые гоняют по дурным российским дорогам, как по трекам "Формулы-1". "Тише едешь - дальше будешь" - одна из самых мудрых отечественных поговорок.

- Я задам тебе только один вопрос, Сан Саныч.

- Спасибо. Сочту твою скромность комплиментом талантливому рассказчику.

- Кто ты, Сан Саныч? Ты обещал рассказать о себе.

- Ого! Рано я обрадовался. Серьезный вопросик. Предполагает монолог часа на два.

- Время есть. Тащимся со скоростью сорок кэмэ в час, а впереди путь поболее восьмидесяти километров.

- Хм... Резонно. Ладно. Раз обещал - расскажу. Все без утайки. Ты станешь первым человеком, кому я исповедуюсь. Психоаналитики утверждают - исповедь помогает здоровью, а у меня, кроме здоровья, "Волги", дачки да энной суммы в баксах, ничегошеньки в жизни не осталось. Не нажил к старости ни жены, ни детей. Вся надежда на собственное здоровье в будущем... То, о чем я стану говорить, лучше никому не пересказывать. Бессмысленно - тебе все равно простой смертный не поверит, а случись нарваться на непростого человека, за пересказ моей истории можешь поплатиться. Я не пугаю. Предупреждаю. Сейчас, Миша, приторможу во-он там, у ларька, куплю бутылочку "Пепси", чтоб в горле не пересохло от говорильни, и начну вещать...

Глава 4

Курьер ЦК

- Я родился после войны. В Белоруссии. В большом поселке со статусом города. Нас у матери было четверо. Все, кроме меня, низкорослые, худенькие, под стать отцу. А я получился кряжистым и широким в кости, пошел в материнскую породу. Поэтому отец меня недолюбливал, и детство я провел на хуторе у деда, отца матери. Хутор в три дома на речке Тресне. Детей, кроме меня, - никого. Мужики да бабы. И работа от светла до темна. Работал я, сколько себя помню, наравне со взрослыми. По малолетству, естественно, все больше на подхвате, а как дорос деду до плеча, так начал вкалывать без всяких поблажек. Я рос в целом здоровым мальчиком, но, случалось, болел маленьким. Лечила бабка заговорами да травами. Водила к шептунье в соседнюю деревню, заботилась, старая, чтоб я взрослый позабыл о болезнях. Так и случилось. После восьми лет я практически не болел. Много позже, уже совсем взрослого, меня исследовали медицинские светила и удивлялись моей экстраординарной иммунной системе. А чему удивляться-то? В деревнях испокон веков не было никаких докторов, а крестьяне до дремучей старости ходили за плугом да жито жали. Детство на свежем воздухе, парное молоко, мед в сотах, физические упражнения на меже да с топориком плюс гены. Мой дед в свои восемьдесят кулаком быка убивал. Но я был сильнее деда. Я был выродком в своем роде. Рос ненормально сильным. Силенок - хоть отбавляй, а голова детская - дурная, мозги заповедные. В одиннадцать лет родители забрали меня с хутора. В районном отделе образования какой-то дотошный чинуша выяснил, что в семье таких-то взрослый мальчик не получает должного начального образования. Родителям дали втык, а меня, Маугли с хутора, определили в первый класс, в одиннадцать лет вместе с семилетками. Первого сентября, в девять утра, я пришел в школу. Через несколько часов меня увезли в милицию. На первой в моей жизни перемене, через сорок пять минут после начала занятий, ко мне пристали "старшие" ребята - по сути, мои ровесники, заканчивающие семилетку. Приключилась детская драка. Откуда мне, дикарю, было знать, что городские такие хлипкие и что такое детская потасовка. Я и дрался-то впервые в жизни. На хуторе не до баловства было, да и со сверстниками я до того не общался. Сдуру поломал ребра двум мальчикам. Одному зубы выбил. Все передние начисто снес. Директор школы вызвал милицию. Я бежать. Дурачок, хотел сбежать обратно на хутор. Одного мильтона, выбегая из серого школьного здания, я опрокинул. Другому ударил кулаком в живот и чего-то порвал в кишках. Меня все же скрутили, сунули за решетку. Не знаю, как бы сложилась дальше моя судьба, но я, пацан, угодил в камеру с урками и мелкими приблатненны-ми гопниками. У одного над губой была вытатуирована точка. Повзрослев, я узнал: точка над губой - знак вафлера, сиречь минетчика. Дядька, помеченный позорным знаком, решил поизгаляться над мальчиком, попользовать мальца в попку. И я его убил. Он полез ко мне, я, отбиваясь, схватил его за щеки и крутанул ему башку. Сломал шею... Потом милиционеры хотели перевести меня в отдельную камеру, а я снова решил убежать. Пихнул конвоира, он упал, я расшиб ему ударом ноги голову. На меня навалились всем отделением. Долго били сапогами, сунули в карцер. Неделю я сидел без воды, без еды. Не знаю, кому настучали менты про аномально сильного ребенка, не ведаю, как слух о вундеркинде-силаче дошел до тех людей, что забрали меня из карцера. И почему-то обрадовались, когда я, измученный семью днями голодовки волчонок, снова попытался убежать.

Из Белоруссии меня перевезли в Ленинград, поселили в его окрестностях. В историческом, можно сказать, месте. На станции Разлив, где прятался в сарае, а потом в шалаше Владимир Ильич Ленин. Прямо напротив платформы "Разлив" стоит до сих пор архаичное желтое здание за высоким каменным забором. Общеизвестно, что это туберкулезная больница, где туберкулезники лечатся по несколько лет кряду. Там действительно были больные, но не много для такого большого здания. И мне места хватило, и моим учителям.

Больше я своих родителей, сестру и братьев, деда с бабкой не видел. Подозреваю, им сказали, что я сгинул за колючкой по малолетке. Я и жил за колючкой. Снова вдали от сверстников, в окружении вежливых, умных взрослых. Со мной занимались репетиторы, как с отпрыском дворянского рода сто лет назад. Помимо школьной программы, меня учили языкам, топографии, медицине. На мое счастье, я оказался смышленым мальчиком. Наградил бог умишком помимо силушки. Иначе, я полагаю, гнить мне в земле. Одной лишь силы, выносливости да богатырского здоровья курьеру ЦК недостаточно.

Ты спросишь: кто такие курьеры ЦК? Постараюсь объяснить. Во-первых, под аббревиатурой ЦК я предполагаю не какой-то там стебчик, типа "Центральная кинологическая", а Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. Помнишь из школьной программы стишок Маяковского "Товарищу Нетте, пароходу и человеку"? Товарищ Нетте, героически погибший, был дипкурьером. Сопровождал дипломатическую почту. Дипкурьеры просуществовали вплоть до конца тридцатых. Потом их упразднили. Осталась фельдъегерская служба. Фельдъегерь, по определению Даля, - рассыльный, гонец, курьер при высшем правительстве, состоящий в военном чине. Курьеры ЦК, в отличие от фельдъегерей, погон не носили. Их не существовало ни для кого - ни для КГБ, ни для внешней разведки. Подчинялись они, то есть мы, непосредственно куратору из аппарата ЦК. На нас возлагали исключительно ответственную, строжайше засекреченную миссию - перевозить деньги братским партиям в развивающиеся страны.

Никто, кроме высших иерархов ЦК КПСС, не должен был знать, куда, кому и какие суммы уходили, уезжали, улетали. Как правило, мы работали соло. Редко, очень редко с партнерами. Отсюда, и только отсюда, я могу приблизительно предполагать, что было нас не более дюжины. Все прекрасно подготовленные, прошедшие строжайший отбор, по натуре своей не способные предать хозяев, как Юрий Гагарин не способен был попросить политического убежища в США. И все с какими-то экстраординарными способностями, помимо железного здоровья. Меня отличала недюжинная сила. Я бы мог выступать в цирке, брать олимпийское золото, но я возил деньги. Здесь я был нужнее стране. Однажды у меня был партнер, который никогда не спал. Подобное отклонение описано медиками. Во Франции, например, одно время любили писать про старушку, вполне вменяемую, разумную и здоровую, которая двадцать пять лет провела без сна и без всякого желания прилечь, подремать. Бабушка коротала ночи за чтением книг. В отличие от той бабушки из Парижа, мой партнер имел косую сажень в плечах и исключительно устойчивый к перепадам температур организм. Погиб в Африке в семьдесят третьем. Прикрывал мой отход с грузом и погиб. Что особенно обидно - его убили наши. Мы засветились в одном городишке по глупости, и наши тамошние спецы из посольства приняли меня за агента дяди Сэма...

Будни курьера ЦК на задании я не стану описывать. Это почти невозможно. Каждый раз по-другому. Иногда путешествуешь с комфортом с ксивой бизнесмена-финна и с кейсом в утяжеленной бриллиантовым перстнем руке, а случается - продираешься сквозь джунгли по колено в грязи, искусанный москитами, прорубаешь себе путь тесаком-мачете. Учитывая мои данные, я как раз чаще махал тесаком в джунглях или ползал на брюхе по барханам. Для подобной специфики меня и готовили.

Нас всех готовили по разным системам. И это разумно. У всех была своя специализация в соответствии с природными талантами. Каждого учили выживать сообразно его природе. Медведь выживает одним способом, тушканчик - другим. Так же и мы. Меня натаскивали под Ленинградом. Партнера, о котором я упомянул, - под Ташкентом.

Меня учил выживанию старый финн. Обращаясь к нему, я звал его попросту Лахтарем. Он сам так просил. "Лахтари" - так звали всех без разбору финнов красноармейцы во время финской кампании. Моего наставника взяли в плен как раз во время войны Советского Союза с Финляндией. Он был офицером, фанатиком, снайпером-"кукушкой". "Кукушка" - опять же прозвище, данное врагам красноармейцами. Когда наши заняли город Териоки, нынче известный каждому питерцу как Зеленогорск, в разрушенном куполе тамошнего православного храма пряталось множество "кукушек". Причем не только мужчины, но и женщины. Наши вошли в город, расслабились, и тут "кукушки" начали работать. Множество красноармейцев, праздновавших победу, положили, пока их не выкурили. Мой наставник выжил чудом. Его, контуженного, сочли мертвым, а когда он очнулся, сослали в лагерь. Оттуда Лахтарь убежал после пятнадцати лет отсидки. Во время побега голыми руками уложил в общей сложности около взвода охраны. Силен был, но не чрезмерно. В свое время он прошел обучение по совершенно забытой сегодня системе выживания древних финнов под названием "СИСУ". Он был "человеком СИСУ" и только поэтому выжил в лагере, полтора десятка лет упорно ждал случая, когда появится возможность бежать. И дождался... Попался после побега случайно и до смешного нелепо. Подвернул ногу, растянул лодыжку. Его взяли пограничники в трех шагах от контрольно-следовой полосы. В Финляндии у Лахтаря осталась семья, которую он любил больше страны Суоми, за которую, по сути, и воевал. Люди, ответственные за подготовку курьеров ЦК, заинтересовались Лахтарем как носителем и экспертом системы "СИСУ", на деле доказавшим эффективность старинной финской науки выживать. Ему пообещали, что, ежели не подготовит меня должным образом, ежели я по окончании подготовки под его началом погибну, на другой же день все финские газеты опубликуют фотографии зверски убитой маньяком-садистом чинной и благополучной семейки средней руки лавочников из Хельсинки. Лахтарь поверил.

И начал заниматься со мной. Он меня ненавидел. Люто, всей душой. Но учил, ибо только так мог спасти, защитить нежно любимых мать, жену и дочек-близняшек, которые выросли вдали от отца, вышли замуж и родили ему внуков. Внуков он видел лишь на фотографиях, показанных ему при вербовке, понянчить белобрысых карапузов, потискать, усадив их на колени, Лахтарю было не суждено... Я уже говорил - современный финн переведет термин "СИСУ" как "сила воли", или более пространно: "никогда не сдаваться врагу". И сегодня в Суоми о сильном духом и упорном человеке непременно скажут: "он СИСУ". Однако про то, что доктрина "СИСУ" подразумевает не одну лишь абстрактную силу воли, а еще и тренированное тело, и весьма специфические навыки выживания, и философию поведения, уходящую корнями в языческую древность, обо всем этом современные финны забыли.

Система "СИСУ" исчезла, как малые народы, древние племена, проживавшие на территории Суоми. Проигранная война, интеграция в "общий европейский дом", да и просто время сделали свое дело.

Знаешь ли ты о том, что в начале двадцатого века классическую борьбу, последнее время именуемую "греко-римской", в России называли "французской", а во Франции "финской"? Многие приемы классической борьбы ее популяризаторы-французы заимствовали из национальной борьбы финнов. Многие, да не все. За бортом остались болевые захваты, напоминающие технику японского дзю-дзютцу. Забыта техника ударов, более близкая к боксу, чем к карате, но превосходящая и то и другое по мощности и разрушительной силе.

Все знают, что такое финка. Все ДУМАЮТ, что они это знают. Финка - это ножик такой. А спроси, какой конкретно "ножик", с какой заточкой, балансом веса между лезвием и рукояткой, - правильно ответят один-два "знатока". Эрудированный военный историк расскажет, как во время финской кампании красноармейцев инструктировали моментально приседать, едва супостат-белофинн вскинет руку с зажатой в кулаке финкой. Рядовых финской армии натаскивали на бросок финки в горло противнику.

Красноармеец, вовремя подогнувший колени, получал удар ножом по каске и оставался в живых. Вряд ли историк-эрудит расскажет о технике использования финского ножа что-нибудь еще, кроме этой довольно известной байки. Между тем работа с финкой отнюдь не сводится к технике метания. Работа эта сложна и многообразна, многофункциональна и незаслуженно забыта... А помнит ли кто-нибудь сегодня специальные физические упражнения, "гимнастику СИСУ", ориентированную на развитие силы и выносливости? Сомневаюсь...

Но СИСУ - это не только "бой по-фински" и специальные гимнастические упражнения. Это, как уже говорилось, еще и философия выживания в экстремальных условиях. А ведь, ежели вдуматься хорошенько, вся наша жизнь - одна сплошная экстремальная ситуация и ничто иное.

Знаменитые "берсеркеры" - "люди-звери", герои скандинавских саг, во время боя входили в состояние транса и в обыденной жизни вели себя как истерики, заводились с пол-оборота. Адепт СИСУ, напротив, всегда оставался ровен и спокоен. Абсолютно всегда, при любых раскладах, в любой ситуации.

Лахтарь заставлял меня бегать на лыжах по заснеженному лесу, по бездорожью, поддерживая один и тот же темп и на спусках, и на подъемах, и продираясь сквозь буреломы, и преодолевая открытые пространства. Он объяснял: в жизни, как на лыжне, - радуешься спуску и, зазевавшись, рискуешь сломать шею, проклинаешь крутой подъем и тратишь лишние силы, сбиваешь дыхание, бормоча проклятия. Продираться сквозь чащу и проваливаться в сугробы в чистом поле - одинаково тяжело, бессмысленно сердиться на глубокий снег или материть густо растущие деревья, бесполезно напрягать силы, чтобы скорее пробежать через поле и очутиться в лесу, такая же глупость - стремиться из-под сени деревьев на заснеженное открытое пространство. Победить мир вокруг невозможно, нужно научиться в нем выживать. На пути всегда будут препятствия, а иллюзия отдыха - лишь иллюзия. Нужно избавиться от иллюзий, понять, что все препятствия одинаково опасны, что жизнь - это и есть выживание и некого в этом винить, нужно жить и все, просто жить, выживать каждый час, каждую минуту, каждую секунду...

Мне было двадцать, когда наступила пора экзаменов. Общеобразовательные дисциплины я сдал легко, и наступило время самых главных экзаменов - на выживание.

В первую очередь на меня натравили собак. Специально обученных и разорвавших горло не одному зэку. Экзаменаторы позаимствовали этот тест у преподавателей спецшкол для диверсантов нацистского абвера. Я выжил. Лахтарь объяснял - звери не трогают АБСОЛЮТНО неподвижного человека. ПОЛНОСТЬЮ неподвижного. Включив воображение, я могу представить, каково приходится обычному человеку, когда на него несется свора брызжущих яростной пеной овчарок. Состояние обычного человека я могу лишь вообразить, поскольку сам терял самообладание один-два раза в течение взрослой жизни, не больше. Собачки прыгали вокруг меня, стоящего столбом, щелкали челюстями возле лица, но я оставался равнодушным и неподвижным. Псы успокоились, и я убил их. Каждой твари хватило по одному удару. В потухших собачьих глазах застыло звериное удивление. И страх.

Следующий экзамен был посложнее. Мне предписывалось ограбить обычную ленинградскую сберкассу и прибыть с деньгами в Москву по определенному адресу. Десять суток я находился вне закона, привыкая к этому состоянию, которое по завершении обучения должно было стать для меня обычным. Ни документов, ни денег, ни оружия у меня не было. Все пришлось добывать в городе самому. Москва и Ленинград тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года сильно отличались от нынешних. Убийство - экстраординарное происшествие, все менты на ногах, днем и ночью не прекращается поиск преступника. Ограбление сберкассы - вообще нечто из ряда вон. В помощь милиции подключили КГБ, армию. Все силовые структуры на взводе, а я могу противопоставить им лишь силу мускулов, выносливость и полнейшее, абсолютное спокойствие. Знаешь, есть расхожая фраза: "Чтобы победить противника, нужно в первую очередь победить себя, преодолеть собственный страх, нерешительность..." Ну, и так далее. Мне не нужно было ничего в себе преодолевать. Я проходил, задевая плечом милиционеров из усиленного патруля на вокзале, я знал - у каждого из ментов есть мой фоторобот, но я излучал спокойное равнодушие, и менты меня, одиноко бредущего молодца с полным денег чемоданом в расслабленной руке, не замечали...

На конспиративной квартире в Москве меня ждала засада. Злая шутка экзаменаторов. Так они думали. Но я все воспринял спокойно. Ушел с пулей в ляжке. Ты не думай, говоря о собственной невозмутимости, я ничуть не хвастаюсь. Я лишь хочу, чтобы ты правильно воспринял мой рассказ. Понял, что такое СИСУ.

Каким образом я, впервые оказавшийся в Москве, отыскал врача и заставил его удалить пулю - история особая. Скажу лишь, что это был ветеринар, причем ужасно пугливый ветеринар... Что ты улыбаешься? Вспомнил нашу с тобой первую встречу? Нет, Миша, с тем ветеринаром я обошелся гораздо грубее, нежели с тобой. И лучше тебе не знать как.

Деньги из ограбленной сберкассы я притащил за желтый забор туберкулезной больницы на станции "Разлив". Экзамен номер два сдал на "отлично".

После была еще целая серия экзаменационных испытаний... Я бегал по тайге, меня ловили вместо сбежавшего из лагеря зэка, которого мои кураторы шлепнули, едва он пролез под колючкой. Беглеца заменил я... Еще я собирал коноплю в Казахстане и возил в Разлив. Еще украл два автомата с территории военной части... И много еще чего было, но самым серьезным оказался последний экзамен. Нас с Лахтарем стравили. Заставили драться учителя и ученика. Лахтарю пообещали: победишь - сразу же вернешься в Хельсинки. Дело было летом, белые ночи, обычная утренняя пробежка. Бегу по берегу залива, навстречу Лахтарь с финкой в руке... Я убил его. Сломал позвоночник...

Ты не думай, Миша, я не бесчувственный робот. Вчера, например, подбадривая тебя в трудную минуту, вселяя в тебя оптимизм задорными репликами, я искренне тебе, партнер, сочувствовал. Ты попал в непривычную атмосферу травли, и я могу представить, каково тебе пришлось.

И то, как раздражала тебя моя спокойная физиономия, тоже прекрасно понимаю, но... Но вернемся к моей автобиографии. Раз уж я начал исповедь, хочу закончить, выговориться. Вполне человеческое желание, правда?..

Реабилитационный период после экзаменов длился полгода. Шесть месяцев я жил в однокомнатной квартире новоселом, в районе ленинградских новостроек, официально именуемом "Гражданкой". Народ называл этот район "ФРГ" - "фешенебельный район гражданки". Район "ГДР" - "гражданка дальше ручья" - еще только начинали отстраивать. У меня появился мой первый паспорт, и согласно легенде - не смейся - я был инвалидом без права работы. Для врачей в районной поликлинике, ежели вдруг заинтересуются молодым инвалидом, мне выдали специальные таблетки. Проглотишь - и сердце стучит как бешеное, давление 220 на 160. Короче - гипертония.

Раз в неделю я, скромный инвалид с соответствующей пенсией, ездил на кладбище, на могилу супругов с той же фамилией, что и у меня в паспорте. Однажды на могильном холмике меня дожидался скромный букет увядших хризантем. Это был знак. Хризантемы означали, что курьера ЦК ждут в столице на конспиративной квартире в районе метро "Пушкинская". Адрес я помнил. Соседям сказал: еду к тетке в деревню. Надолго...

Да-да, Миша, я жил в родной стране как нелегал. И до сих пор так, к сожалению... Вот только раньше я мог рассчитывать на медицинскую помощь, самую квалифицированную. И на финансовую поддержку. А теперь не могу. Государство, которому я служил, исчезло с политической карты мира... Однако вернемся к воспоминаниям...

Из московской квартиры я вышел переодетым во все заграничное, с паспортом гражданина Швеции, под руку с девушкой-шведкой, по документам - моей супругой, по жизни - партнером, коллегой-курьером. И с багажом. С финансовой поддержкой лидеру национально-освободительного движения в... впрочем, где - это неважно. Дебютировал я под надзором более опытного партнера, то есть партнерши. После, как правило, выезжал один. Много раз ездил. С 1969-го по 1986-й. Семнадцать лет работал. Двадцать два раза выезжал за рубеж. Всякое повидал, многое понял, что называется - пожил... Потом перестройка, затишье...

Как-то осенью, во время планового посещения кладбища, вместо ожидаемых хризантем на могильной плите лежала сломанная алая роза. В соответствии с заранее оговоренным планом "Сломанная роза" я поменял ленинградскую квартиру на домик под Тверью, но вскоре его продал. Сменил документы и под новым именем, в образе офицера в отставке, купил частный дом в Болшеве, под Москвой. Отставником я был угрюмым и нелюдимым. Жил на военную пенсию, часто ездил в столицу, прогуливался по Чистопрудному бульвару, дожидался встречи со связником. Дождался. Получил бумаги, энную сумму в рублях, спецсредства и инструкции, которые даже меня, разучившегося удивляться, поразили. Поступил приказ на консервацию. Выдали две запасные ксивы. Одна та, что я спалил сегодня в печке, вторая сейчас у меня в кармане. Спецсредства, не ахти какие, но в достаточном количестве и ассортименте, чтобы устроить маленькую войну, приказано было держать всегда под рукой. И ждать новых распоряжений. Способ связи прежний. Только кладбище другое, московское. И могилка другая.

В декабре девяносто первого на подернутой инеем гранитной плите с именами давно усопших незнакомых мне людей я увидел поблекшую алую розу с надломленным стебельком.

Далее по отработанной схеме - отставной военный продает дом в Болшеве, превращается в русскоязычного жителя мятежной Прибалтики, причем деревенского, большую часть жизни обитавшего якобы на заброшенном хуторе. Еще раз просматриваю фотографии, на которых запечатлен мой прототип, перечитываю и уничтожаю машинописные листочки с жизнеописанием бобыля-хуторянина, вспоминаю родных деда с бабкой, родной хутор и стараюсь не думать, что означает для человека, чью фамилию я отныне ношу, сломанная роза на могильном камне.

С московской пропиской и с приобретением клетушки-квартирки в Кузьминках были проблемы, но я их уладил.

Наличные деньги способны решить множество личных проблем. Тогда же я приобрел и загородную резиденцию, куда мы сейчас едем. Большую часть спецсредств спрятал за городом, рассудив, что в городской типовой квартире их держать опасно. Эту вот "Волгу", баранку коей я сейчас кручу, тоже купил в тот период. Оборудовал гараж за городом, а для повседневного бытия обзавелся скромной "Окой". И все - привет. Деньги кончились.

На протяжении всей предыдущей жизни, как ты понимаешь, в деньгах я не нуждался. Кураторы исправно подбрасывали на жизнь, легендируя денежные переводы помощью дальних родственников. Уверен - попади я вдруг в разработку КГБ, нашлись бы и богатые родственники, их фото мне показывали. В структуре вокруг курьеров ЦК работали архиквалифицированные специалисты. Нынешняя служба безопасности президента в сравнении с той структурой - все равно что вооруженные силы Непала в сравнении с НАТО. Не по количественному составу, конечно. Речь идет о качестве. В "Альфе" вон тоже, если ты знаешь, народу не так уж много, однако, решилась бы "Альфа" штурмовать "Белый дом" в девяносто первом, пусть даже первого сентября, уверен - победившую девятнадцатого августа "демократию" со всеми ее народными энтузиастами упразднили бы в течение суток... Впрочем, я отвлекся, речь шла о деньгах. О рублях, которые стремительно обесценивались и которых к лету девяносто второго у меня оставалось совсем чуть-чуть.

Наверное, выдавая долгосрочное денежное пособие, хозяева считали, что выйдут со мной на связь раньше, чем я успею истратить достаточно солидную сумму наличных. "Консервировали" меня, видимо, предполагая "вскрыть" довольно скоро. И дензнаков-"консервантов" вполне должно было хватить до крайнего "срока употребления". Однако к первой годовщине победы "демократии" я, как говорится, остался на бобах. И никаких пенсий беженцу из чухонских земель, ни военных, ни по инвалидности не полагалось. И на могильном камне после декабрьской розы - ни одного цветочка. А кушать хочется.

Забегая вперед, скажу: более никаких контактов с прежними хозяевами у меня не было. По логике, новые власти предержащие должны были меня искать. Я знаю разные пикантные подробности о наших зарубежных должниках, знаю кое-что остренькое о некоторых политических лидерах. Однако, вопреки логике, никто меня не разыскивал. И про службу курьеров ЦК не трубила взахлеб "свободная пресса". Болтали про "золото партии" всякую чушь. И все. Я бы еще понял, если бы меня попытались ликвидировать. Так нет же! Про меня просто забыли... Быть может, когда очередной высокопоставленный чиновник из прежних прыгнул в окно, предварительно устроив костер из микропленок в переполненной окурками пепельнице, вместе со смертью прыгуна-чиновника умерла и служба курьеров ЦК?.. Не знаю. Подозреваю лишь, что в моей бесхозности виновато, помимо прочего, и извечное российское разгильдяйство... Хотя... Ладно, не будем об этом... Продолжу-ка лучше далее исповедь без тени раскаяния, слушай...

Итак, девяносто второй год. Лето. На дворе тепло, в холодильнике палочка дрожжей, за квартиру месяц не плачено. Я бы мог ограбить сберкассу, обменник или средней руки банк. Почти шутя. Конечно, банки грабить - выгодное дело, однако не забывай, я продолжал регулярно ездить на кладбище, дожидался цветочка и прежде всего заботился о собственном инкогнито. Не очень-то хотелось злить ментов сверх меры. И я придумал, как можно слегка поправить собственное финансовое положение без особого риска.

К моменту моего банкротства в столице появились первые агентства с "девочками по вызову". Я прочел в одной желтой газетенке, как осуществляется доставка на дом к клиенту моторизованной проститутки. Первым делом в дверь к клиенту-заказчику стучится амбал-охранник и проверяет квартиру, куда доставил девочку. Смотрит, чтоб по шкафам да в чуланах не пряталась куча мужиков, чтоб оплаченный половой контакт один на один не превратился в групповуху на халяву.

Без всяких затруднений я разыскал центральный офис одного из моторизованных публичных домов. Легко подключился к их телефонной линии, дождался звонка одинокого обеспеченного клиента и тут же вывел из строя автомобиль сутенера с охраной, который должен был отвезти "молодую с широкими бедрами блондинку" к позвонившему "солидному и интеллигентному". Незаметно пропороть шину, проходя мимо чужой тачки к своей "Оке", - дело нехитрое, а полчаса форы я поимел. Погнал "Оку" по подслушанному адресу, уже через десять минут звякнул в дверь, представился охранником фирмы "Кама сутра" и, едва озабоченный "интеллигент" открыл дверь, дал ему в репу и объяснил: я, мол, вовсе не девочку привез, я... Назваться грабителем я не успел. "Солидный и интеллигентный" рухнул на колени и начал каяться, мешая блатные словечки с бандитским сленгом. Через минуту я понял - размазывающий сопли по обезьяньему личику человечек у моих ног работает классическим стукачом. Его вербанули то ли менты, то ли ФСБ. То ли и те и другие вместе. Человечек крутится винтом в криминальном мире и стучит, стучит, стучит. Способ связи стукача с хозяевами элементарный - вызывает определенную проститутку из определенного агентства, девочка с хорошей памятью задает вопросы, которые ее попросили запомнить дядьки в погонах, и, как попугай, запоминает ответы, пока ее трахает стукачок. Я знал, что проститутки в СССР практически поголовно работали на КГБ, и поверил в раскаяние стукачка-осведомителя. Трусишка - он принял меня за "делового", за представителя криминалитета, пришедшего карать продажного, "ссученного" коллегу. Естественно, я сделал страшное лицо и заорал что-то на тему: ты, падла, кореша моего ментам сдал, теперь я пальцую, и тебе не жить, суке. Спросил бы он имя моего выдуманного кореша, я бы ему дал по лбу для острастки, но он не спросил, описался. В буквальном смысле штаны замочил. Я думал, он начнет деньги предлагать, чтоб я его простил и оставил жить, небо коптить. Но вместо денег стукач сунул мне свою визитку и свистящим шепотом сообщил, что по такому-то адресу в златоглавой сегодня ночует Мохнорылый, который из Питера везет "подогрев" мордовским зонам. Уголовник-курьер по кличке Мохнорылый, некоторым образом мой собрат по роду основных занятий, "в авторитете", ежели кто его мочканет, то "люди" спишут Мохнорылого на беспредельщиков-отморозков из Люберец. Далее последовало подробное объяснение, почему во всем обвинят беспредельщиков из Подмосковья, и заверение - "дело чистое". Стукачок решил выкупить свою душу и тело, дав мне наводку на уголовного курьера "при бабках". Я мигом смекнул, как и чем ссученный человечек может быть полезен, пригрозил: расскажет обо мне органам, разорву рот, нос расплющу и глаза выдавлю - короче, сделаю из него слепого Буратину. И ушел. Смылся за пять минут до приезда проститутки... Так я познакомился с Дядей Степой. Со Степаном Михалковым, директором "Золотой рыбки"...

Мохнорылый вез мордовским зэкам кругленькую сумму в баксах. Ее мне надолго должно было хватить. Однако я еще дважды в течение года встречался с Дядей Степой. Снимал верняковые наводки, богател. К середине девяносто третьего матрац моей скромной кушетки распух от денег. Сделав запасы, я спокойно и тихо зажил, благо в новой России всем было наплевать, на что существует человек и есть ли у него трудовая книжка. Главное, чтобы гражданин "голосовал сердцем", в остальном россиянин абсолютно свободен.

Что же касается Степана Альбертовича Михалкова, так: он до сих пор держит меня за темнилу крутого. Сдавать меня мусоркам или фээсбэшникам боится. Опасается, что отомстят. По мнению Степы, в одиночку невозможно замочить того же Мохнорылого. А уркам и бандюкам на меня стучать - все равно что башку в петлю совать, понимаешь? Я-то знаю о двойной игре Альбертыча, заложу его - и привет, порежут Степку. Дабы Дядя Степа не чувствовал себя загнанной в угол крысой, я, как ты видел, оплачиваю полученную от него информацию... Ну да бес с ним, вернемся к нашим баранам.

Соблюдая строгий режим, блюдя себя, я продолжал ездить на кладбище, ожидать условного сигнала, всегда готовый выполнить любое задание. Избытка свободного времени не чувствовал - много читал, обнаружил, что, оказывается, обожаю рыбачить и ходить по грибы. Жил припеваючи...

Несчастье со мной случилось где-то с год назад. Шел домой из магазина, увидел девушку. Бедняжка сломала каблук, а в руке тяжелая спортивная сумка. Девушка посмотрела на меня жалобными глазами, я предложил ей помочь. Донес сумку до автобусной остановки. Через неделю снова случайно встретился с ней на улице. Она улыбнулась, первая заговорила со мной... В общем, мы стали встречаться... Ей было двадцать восемь. Звали Галина. Галя... Работала в микроскопической фирмочке, шуршала дни напролет бумажками. Вечером ходила на аэробику. Маленькая, шустренькая, занималась гимнастикой не ради пресловутых 90 - 60 - 90, силенки тренировала, выносливость, ибо летом во время отпуска отправлялась "с группой" в походы и не желала быть обузой, хотелось ей наравне со всеми таскать рюкзак и без стона топать четыре часа кряду по лесам да по горам, выслеживая снежного человека или разыскивая какую-нибудь другую сказочную тварь...

Группу товарищей, единомышленников Галины, объединял зарегистрированный при одной из многих "академий парапсихологии" клуб шизиков под названием "Неведомое". Галка притащила меня в клуб на третий вечер знакомства. Сама Галина начала посещать клуб совсем недавно. И в поход с группой товарищей ходила всего единожды, но глазенки у нее горели тем же сумасшедшим светом, что и у патриархов "Неведомого". Социально несостоявшиеся, маргинальные личности, бывшие инженерно-технические работники днем влачили жалкое существование, а вечерами решали мучающие, как им казалось, прогрессивное человечество проблемы. Все втайне мечтали "надрать задницу" официальной науке и в одночасье стать знаменитыми, разыскав кусок говна снежного человека и доказав, что сия кучка каки принадлежит именно человекообразному существу, на определенном этапе эволюции научившемуся, спасаясь от опасностей, телепортироваться в параллельный мир, в иное измерение.

Прошлым летом как раз Галина с единомышленниками и искали испражнения снежного человека в окрестностях города Калуги. И думали, что нашли. Однако последующая экспертиза доказала - найденный в гуще черничника рядом со смазанным отпечатком босой ноги кусок кала принадлежит хоть и человеку, но не снежному. А может, и снежному, если допустить, что йетти обожает закусывать портвейн кильками в томате.

Прошлогодняя неудача энтузиастов "Неведомого" лишь подогрела. Тем паче что, разыскивая спонсора, согласного оплатить экспертизу найденного в черничнике говна, они познакомились с очень интересным человеком. Спонсора нашла Галина. Через Интернет. В рабочее время, использовав в личных целях служебный компьютер. Спонсор был богат и не чужд мировым проблемам. Он, спонсор, предоставил "неведомым" фотографии "якутской Несси".

Миф о "чудовище" из шотландского озера Лох-Несс, из "озера лохов", как я его про себя называю, известен повсеместно. Многие слышали и об отечественном аналоге заграничного чудища, о "черте", якобы замеченном еще в шестидесятые в водах якутского озера Ворота. Я, темный человек, про черта ничего не знал. "Неведомые" просветили. Пожурили за ограниченную эрудицию, приперли ворох вырезок, газетных и журнальных, замучили меня этим чертом. На фотографии, подаренной спонсором, оказался запечатленным отнюдь не знаменитый черт. И плескалось сфотографированное нечто отнюдь не в водах озера Ворота. На черно-белых фото, удивительно паршивого качества, угадывалось что-то змееобразное, похожее на гигантскую пиявку, распластанное поперек озерца малых размеров, сильно смахивающего на пруд. Скорее "якутскую анаконду", резвящуюся в лесном прудике, удалось щелкнуть везучему фотографу, чем сестричку шотландской Несси.

Пресловутое фото "неведомые" демонстрировали мне, словно делились самым сокровенным. Заглядывали в глаза: мол, как, загорелись? Забурлил адреналин в венах? Поедете с нами летом в Якутию?

Интерес ко мне заповедных граждан объяснялся просто. Они собирались в экспедицию, а опыт прошлых пеших походов подсказывал - здоровые и сильные особи мужского пола на туристической тропе ценнее десятка яйцеголовых умников в очках, с остеохондрозом и радикулитом. Я приглянулся "неведомым", намыливавшимся в Якутию, как ишак, мул, грубая сила. Тем более, знакомясь, я сказал, что, дескать, обожаю турпоходы и знаю в них толк.

Галине я тоже приглянулся прежде всего как здоровый и опытный самец. Ну а мне... Мне она как женщина-самка нравилась не так чтобы очень, но что-то в ней было этакое, от чего у мужиков крыша едет... Через неделю знакомства она залезла ко мне в постель. Ей двадцать восемь, мне пятьдесят один. Разница в возрасте колоссальная. Галя - совсем не подросток, и все равно я почувствовал себя героем набоковской "Лолиты"... Она вела себя со мной подкупающе искренне, как ребенок. Я вспомнил французскую поговорку: "Понятие "любовь" придумали русские мужчины, чтобы не платить женщинам". Вспомнил и решил отплатить ей за любовь и дружбу. Решил ввязаться в аферу с экспедицией "неведомых". Кстати, дабы не напрягать любимую девушку лишними загадками, я специально для нее устроился на работу сторожем автостоянки. Чтоб не ломала красивую головку вопросом, откуда у престарелого ухажера деньги на мелкие подарки даме сердца, попутно занялся там же, на автостоянке, халтурой. В молодые годы за желтым забором, помимо прочего, меня учили механике. Вот и пригодилось. Устранял мелкие поломки чужих авто. Брал дешево, работал мало, но Галине свою финансовую независимость обосновал...

Итак, я позволил вовлечь себя в аферу с экспедицией. А это была афера, без всяких сомнений. Спонсор, оплативший анализ фекалий якобы снежного человека и подсунувший фото "якутской Несси", что-то задумал, зачем-то ему было надо отправиться в компании энтузиастов в далекую Якутию на маленькое озерцо-прудик.

Через некоторое время в клубе "Неведомое" я поимел сомнительную честь познакомиться с вышеупомянутым спонсором - мужчиной лет тридцати, похожим на офицера-десантника. Рослый, хорошо сложенный, симпатичный. Спонсор назвался Федором Михайловичем. Сказал - владеет фирмой, производящей и устанавливающей стальные сейфовые двери. Рассказал, откуда у него фотография неизвестного животного: мол, подарок друга-геолога, работавшего в Якутии. Вкупе с фото геолог-дружбан подарил Федору Михайловичу крупномасштабную карту, где крестом отметил голубое пятнышко, таящее в себе живую природную загадку. Ныне геолог проживает за рубежом, на исторической родине. А Федор Михайлович вот уже много лет мечтает отправиться в Якутию, искать северную Несси. "Неведомые" с ходу начали прикидывать маршрут будущего похода, а Федор Михайлович - смету отчаянного предприятия.

Между делом спонсор Федя поинтересовался, умею ли я нырять с аквалангом. Я соврал, что не умею. И понял, что конкретно планируется взвалить на спину ишака-носильщика. Акваланг с запасными баллонами действительно штука тяжелая, не каждому по плечу.

Федор Михайлович не ограничился финансированием одного лишь похода. Вложил деньги и в рекламу всего предприятия. О предстоящей экспедиции написали несколько бульварных газетенок, "неведомых" показали по 31-му каналу в программе "Экстра НЛО". Спонсируя рекламу, сам Федя в телевизор не лез и журналы натравливал исключительно на юродивых-"неведомых". При этом Федор Михайлович исправно посещал бассейн, практиковался в плавании с аквалангом, готовился лично принять участие в экспедиции.

Я следил за ним. За Федором Михайловичем. Поимел его фотопортрет, узнал, где живет, как работает-зарабатывает. Собрал маленькое досье на Федю и забил стрелку Дяде Степе.

Всезнайка Степан Михалков за пятьсот баксов наликом просветил меня, кто такой Федор-спонсор. Сын знаменитого вора в законе, легенды конца Союза - начала перестройки. Федору также довелось топтать зону по малолетке. Однако, повзрослев, Федор Михайлович завязал с уголовной стезей. В канун девяностых прошел слух, что папаша-вор на смертном одре завещал сыну немалый капитал - неизвестно куда сгинувший за пару лет до смерти Фединого папашки воровской общак. Нашлись желающие поставить наследника на ножи и дознаться о судьбе исчезнувшего общака. Лично папу при жизни трогать боялись, а отпрыска пощекотать перышком у многих руки чесались. Но и в защиту сынка почившего в бозе кореша подали голос солидные авторитеты. Дядя Степа вынужден был объяснить мне сложную иерархию бандитско-уголовной Москвы, чтоб я понял, почему в итоге Федюне устроили правилок, где он обязан был честно прояснить вопрос с наследством. Федя заверил уголовников - не кололся папаня за общаковые лавэ, поклялся бандитам - базара про бабки реально не было. И его оставили в покое. Еще Дядя Степа рассказал: дескать, Федор последние годы мало того, что чурается папиных старых друзей и живет, как лох, честно живет, так вдобавок ко всему малость умишком тронулся. Закончил курсы колдунов-экстрасенсов, написал книжку про "летающие тарелки", ездил в Сибирь искать тунгусский метеорит, в церковь зачастил. Про чудачества сына легендарного вора одно время модно было сплетничать-судачить на сходках солидных людей.

Я пораскинул мозгами и смекнул - очень похоже, наследство старого ворюги лежит-дожидается на дне холодного якутского озера. И это не обязательно исчезнувший общак. Это вполне может быть кубышка, принадлежавшая лично Фединому папане, с необработанными алмазами, кои, как известно, добывают в Якутии на строго охраняемых месторождениях. Или золотой песок, намытый "черными", нелегальными старателями. Смышленый Федя все поставил на карту, всю жизнь свою подчинил идее разжиться папиными сокровищами, годами косил под идиота, чтоб однажды выдернуть крапленый козырь из колоды.

Блаженных юродивых, несчастных искателей приключений и говна снежных людей мне было жалко, но, если честно, главной для меня была забота о Галине. Дурочка-девочка, заразившаяся парапсихологическим бредом, легко могла попасть в суровую переделку. Кто знает, как обойдется с экспедицией-прикрытием Федор Михайлович, когда отыщет клад?

Ради нее, Галины, я поперся на Север. Как ни инструктировали меня во время учебы опытные наставники, как ни старались, все равно попался я, Миша, в классическую "медовую ловушку"... Да что обо мне говорить, ежели сам Альберт Эйнштейн не смог отказаться от работы на КГБ, влюбившись в русскую женщину-агента. Исторический факт, между прочим... Все беды от баб, партнер, однозначно! Верь мне, знаю, о чем говорю...

Предчувствуя неладное, в канун отправки на Север я арендовал квартиру на улице Двадцати шести бакинских комиссаров и все ценное перевез в загородную резиденцию. Подготовился к худшему. И, как оказалось, не зря.

Галя, я, Федор Михайлович и шестеро старейшин клуба "Неведомое" - в общей сложности девять человек в начале июня этого года отправились в Якутию. В экспедицию. Пока передвигались, пользуясь транспортными средствами, я чувствовал себя лишним. В каждом мало-мальски значительном населенном пункте "неведомые" первым делом шли к местной администрации, показывали вырезки из газет про себя и про нашу экспедицию, просили, а то и требовали помощи, а я в это время сидел на ворохе рюкзаков, караулил вещи и отвечал на вопросы любопытного местного населения. Как правило, администрация северной Тмутаракани к нам благоволила. Нам, столичным чудакам, предоставляли ночлег на халяву, нас угощали разными якутскими вкусностями, поили "тагра уи" - так там называется водка и все остальное, что горит и с градусами. Про нас даже статью в газете "Нарьяна вындер", сиречь "Красный тундровик", обещали написать. На Севере народ хороший, радушный...

Основная помощь региональных шишек, конечно же, выражалась в предоставлении транспорта экспедиции. Но последние пятьдесят километров все равно пришлось преодолевать пешком. Марш-бросок через якутскую тайгу - приключение не для слабых. Первые километры заядлые туристы, патриархи поиска неведомого, прошли мужественно, подбадривая друг дружку: мол, ничего, хаживали маршрутами и покруче. А потом начали скисать. Мне, помимо акваланга с запасными баллонами и своих собственных пожитков, пришлось таскать по очереди чужие рюкзаки. Полста километров шли три дня. Две ночевки в лесу, полном неугомонного зверья. Большую часть каждой из ночей в обнимку с одной на всех охотничьей двустволкой охранял сон выбившихся из сил, находящихся на грани отчаяния туристов, естественно, я. Обычно часа на три, под утро, меня подменял Федя. А с вечера пару часиков сна дарила Галина. Она и Федор лучше остальных переносили лишения. Недаром девушка год занималась физкультурой, готовилась к походу, ну а Федора в спину подталкивали годы ожидания того момента, когда наконец станет возможным нырнуть в студеные воды за папашиным наследством.

Исторический момент эпохального погружения наступил на второй день по прибытии в заданную точку. Шестеро "неведомых" еще не отошли от перехода, сидели кружком вокруг костра, потеряв всякий интерес к неизвестным науке животным. Галя готовила поникшим энтузиастам кашу на живом огне, а Федор попросил меня помочь надеть гидрокостюм, приладил баллоны на спину, закрыл лицо маской, закусил загубник и, пятясь, вошел в воду.

Плавал Федя недолго. Через пять минут вылез, сжимая в кулаке конец стального тросика. Попросил меня придержать трос, объяснил: дескать, на каменистом дне валяется какая-то железяка с привязанным к ней тросом. Сболтнул нечто про экологию, про цивилизацию: мол, и здесь, в глуши, человек умудрился нагадить, намусорить, скинул баллоны, ласты и побежал в палатку переодеваться.

Я потянул трос. Привязанная на другом конце "железяка" весила не много, но и не мало, цеплялась за дно, и вытащить эту "рыбку" было непросто.

Я выбрал почти весь трос. Из воды показался проржавевший край железного ящика. Похожего на те ящики, в которых хранятся боеприпасы, только из железа. Я зашел в воду по колено, подхватил, поднял находку, и тут за спиной застрекотал автомат.

Израильский "узи", по всей вероятности, дожидался Федора, прикопанный на том месте, где он разбил свою палатку. Думаю, года за два до нашей экспедиции Федя в одиночку посетил озерцо. Добирался в Якутию отнюдь не на самолете. В поезде провез "узи". Поплавал с маской и трубкой в прозрачных водах, узрел на дне искомый ящик и тогда же припрятал на берегу пистолет-автомат. Законсервировал оружие, не жалея масла и целлофана, и прикопал в трех шагах от приметного булыжника, рядом с которым разбил вчера свою палатку, в аккурат над местом захоронения "узи".

Обманул меня, старого да битого, Федор Михайлович. Я ожидал от него другой подлянки и дальновидно попортил спусковой механизм двустволки - единственного, как мне ошибочно казалось, огнестрельного оружия, которым мог воспользоваться Федя. Я его недооценил.

Шестерку вокруг костра Федя снял одной очередью. Схватил Галю за волосы. Короткий ствол израильской трещотки уперся девушке в шею. Угрожая пристрелить заложницу, Федор потребовал от меня полного подчинения.

Наши с Галиной близкие отношения ни для кого не были секретом. Я притворился, будто смертельно испуган, заставил руки дрожать, слезу пустил. Заверил: все сделаю, только девушку не убивай.

Убитых и лишние вещи я закопал в лесу. Взвалил на плечо ящик с сокровищами, весом примерно равный аквалангу, на спину повесил рюкзак с запасом жратвы и попер через лес. Я первый. За мной Галя со связанными руками. Замыкающий - Федор Михайлович с "узи".

В обратный путь шли другой дорогой. Однозначно - Федя скрупулезно продумал план обогащения, и мне в его плане отводилась ключевая роль. Делиться отцовским наследством Феденька не желал, а в одиночку продраться сквозь тайгу, нагруженным, как верблюд, ему было не по силам. Тут и нашелся человек-ишак. Галя вовремя влюбилась в мужика-минотавра, вовремя отыскала по Интернету спонсора Федю, много лет легендировавшего увлечение природными аномалиями и давно державшего под рукой фотомонтаж с громадной пиявкой в прозрачной лужице...

Карту я помнил и отчетливо представлял, куда иду. При темпе передвижения, заданном Федором, к населенному пункту, где слыхом не слыхивали об экспедиции сумасшедших москвичей, мы должны были добраться за три-четыре дня. Как только на горизонте появится жилье, Федя пристрелит "ишака", вскроет железный ящик и поднатужится, допрет свои сокровища как-нибудь до людского жилья. А дальше на перекладных до железной дороги и ту-ту...

Якутского водоплавающего динозавра собирались выслеживать месяца два, И съестными припасами нагрузились соответственно. И отпуска "за свой счет" члены экспедиции, кто работал, взяли аж до конца лета - до сентября. До сих пор, Миша, родственники убитых Федором Михайловичем энтузиастов не затрубили тревогу. Сейчас середина июля, и до сих пор корреспондент газеты "Нарьяна вындер" ждет возвращения "ученых", чтоб взять интервью об итогах экспедиции. Если бы все пошло, как задумал Федя, богатый наследник уже легализовался бы где-нибудь на Дальнем Востоке под новым именем, с новыми документами. Думаю, в Москву Федя возвращаться не собирался...

На ночь Федор привязывал меня к дереву. Я садился на землю, прижимался пузом к стволу, обхватывал дерево руками и ногами и сам себе связывал лодыжки. А потом Федя, удерживая оружие левой рукой, правой накидывал петлю на мои сомкнутые запястья. Чтоб я не вздумал перетереть веревку, Федор Михайлович придумал завязать на ней десятка два узелков, и каждый узелок держал маленький колокольчик. Знаешь, рыбаки иногда пользуются колокольчиками, сигнализирующими поклевку. В экспедицию набрали рыболовных снастей с запасом, вот Федор их и приспособил для своих нужд. Галину привязывал к другому дереву, менее жестоко, так, для порядка, пристраивал "узи" на коленях и дремал. Если засыпал, то дрых чутко. Едва заслышит звон колокольчиков - встрепенется. А по утрам Федя принимал тонизирующие таблетки. Взнуздывал себя, боялся расслабиться.

Надо отдать ему должное - Федор Михайлович был достойным противником. Умным, хитрым и расчетливым. Понял, что заставить меня подчиняться сможет лишь присутствие заложницы, кормил в пути, не унижал, не наглел...

Волки напали во время третьей по счету ночевки. Часа в четыре утра. Костерок, устроенный Федей, потух, и серые появились внезапно, словно материализовались из пустоты. Закричала, завизжала Галя. Сонный Федор вскочил и принялся поливать зверей длинными очередями. Тут уж не до звона колокольчиков.

Поднатужившись, я порвал, перетер веревки в считанные секунды. Федор вспомнил обо мне слишком поздно. Направил оружие в мою сторону, нажал на курок, но "узи" лишь щелкнул затвором вхолостую. Связанный, я считал выстрелы и знал, когда следует начинать избавляться от пут...

Я не стал его убивать, я поменялся с ним местами. Теперь Федор тащил ящик и рюкзак, горбился, спотыкался. Мы же с Галей шли сзади налегке. И "узи" с последним запасным рожком патронов был у меня. Федор мужественно воспринял свое поражение. Счастливый от того, что я сохранил ему жизнь, он целый день молча шел и чего-то ждал. Первоначально я думал - Федя дожидается случая, когда станет возможным реванш. Ему нечего терять, он должен был рискнуть, улучить момент и напасть на меня. Но я снова ошибся. Федор Михайлович не собирался на меня нападать, он дожидался, когда это сделает Галина.

К вечеру появились признаки близкого человеческого жилья. На нашем пути стали попадаться тропинки и дорожки, протоптанные явно не животными. Тревожнее зачирикали птахи, перепархивая с ветки на ветку поредевшего леса. Федор занервничал, стал поминутно оглядываться, пытаясь поймать взгляд Галины, при этом девушка игриво опускала ресницы и еще плотнее прижималась ко мне. Она тяжело пережила ночную смену власти. Шла, уронив голову на мое плечо, а я поддерживал ее за талию и время от времени слушал благодарный шепот и интимные признания, которые наговаривали мне в ухо горячие женские губы.

Когда лес совсем поредел, Федор Михайлович упал на колени и у него случилась истерика. Он рыдал, размазывал пот и слезы по лицу грязными ладонями и говорил, говорил, не переставая.

Он говорил о наследстве отца, о том, что я узнал от стукача Дяди Степы и о чем додумался самостоятельно. А еще он проклинал Галину, которую, по его словам, обожал. Он кричал, что с самого начала был в сговоре с Галиной, что, кроме него, лишь она, Галина, знала о кладе и что она, единственная слабость в его, Федора Михайловича, жизни, взялась помогать любимому. Она нашла ишака-грузчика, она спала "с тупым амбалом", то есть со мной, чтоб проще было манипулировать влюбленным быком, угрожая мнимой расправой с ласковой телкой. Она с самого начала ломала комедию и сейчас тоже лицедействует. Она пользуется резко изменившейся ситуацией и хочет заполучить все, всех кинуть. За сегодняшний день Галина тысячу раз могла обманом завладеть оружием и пристрелить волею случая избавившегося от ярма быка. Но она этого не сделала, она предала любимого Федю. Она дурачит тупого быка. Она желает смерти обоим, она исчадие ада. Федор умолял меня придушить суку, пока не поздно, и поделить папино наследство между нами двоими пополам. Взывал к моему разуму, бился лбом о землю, рвал ногтями щеки, брызгал слюной.

Галина рядом со мной, слушая Федора Михайловича, сначала задрожала всем телом, потом как бы заледенела вся и попросила дать ей оружие. Я протянул ей "узи". Девушка, брезгливо сморщившись, выпустила короткую очередь в голову Федора. Направила на меня игрушку, замерла, ожидая моей реакции, и, ничего не дождавшись, сказала: "Возьми". Я взялся за нацеленный мне в живот ствол, она разжала пальцы, отдавая мне "узи".

"Мне не нужны его сокровища, - прошептала Галя и расплакалась. - Давай оставим здесь, в лесу, этого дохлого гада вместе с его ящиком и уйдем поскорее..."

Я ей поверил в основном потому, что не поверил Федору. Вот такой каламбур: "поверил потому, что не поверил..." Я человек немолодой, циничный, но я представитель другого поколения, пережиток иных нравов, и мне было сложно представить, как влюбленный Федя довольно потирает руки, выслушивая доклад своей единственной и неповторимой о постельных приключениях с ишаком-амбалом... Понимаешь меня, Миша?..

Федора Михайловича я, конечно, похоронил. В смысле - закопал. Его, Федора, ножом выкопал яму и присыпал землей труп. Железный ящик, полный неведомых сокровищ, спрятал не в пример тщательнее. Залезать внутрь и смотреть содержимое ящика было по-человечески интересно, но абсолютно бессмысленно. В отличие от Феди, у меня не было и быть не могло толкового плана ухода с сокровищами. А просто так вскрывать железную коробку, нарушать герметичность - по меньшей мере глупо. Галина нарочито не участвовала в повторном захоронении клада. Развела костерик и сидела, задумчиво-грустно глядя на огонь. Я же отыскал запоминающуюся, приметную полянку, вырыл глубокую яму под уродливой березой с причудливо изогнутым толстым стволом, закопал железный куб с драгоценным содержимым, вокруг поляны сделал соответствующие зарубки, заметки, по компасу определился. В том месте, где тосковала у огня Галя, из земли торчал огромный валун. Заметный каменюка и рядом тропинка. В принципе отыскать наследство Федора, ориентируясь по валуну и зарубкам, я смогу без особого труда...

Тропинка от примечательного валуна вывела нас на опушку через два часа ходьбы в хорошем темпе. Шли молча, каждый думал о своем. Не знаю, что за мысли таились в симпатичной головке Галины, но лично я обдумывал дальнейшую свою жизнь. По возвращении в Москву, понятно, придется снова менять кожу, начинать новое бытие. До начала - середины августа, а то и до сентября, пока не станут активно разыскивать пропавшую экспедицию, можно было бы пользоваться старыми документами, если бы я был один. Но я не один. Со мной девушка Галя. Она, безусловно, обратится куда следует, расскажет о трагедии в якутской тайге, ибо иного выхода у нее нет, а значит, едва доставив девушку по ее московскому адресу проживания, я вынужден рвать когти. Если только Галя не кинется в милицию сразу же, как только лесная тропинка выведет нас к людям.

Я уговорил девушку потерпеть до Москвы. Объяснил разницу между якутской и московской милицией. Галина согласилась с моими доводами. О том, что в Москве мы расстанемся навсегда, я, естественно, не распространялся... Старый дурак, я чувствовал себя ответственным за эту девочку, которой довелось пережить несколько ужасных суток.

Мои документы, аккуратно запаянные в целлофан, лежали во внутреннем кармане прорезиненной куртки-штормовки. У Гали тоже паспорт оказался с собой, подмок немного, смялся, да не беда, могло быть хуже. Труп Федора, прежде чем засыпать землей, я как следует обшмонал, разжился деньгами. И баксами, и рублями в большом количестве. Прелесть демократической России в том, что, имея деньги, можно легко избежать всяких административных проверок и неувязок. Едва дойдя до обжитого захолустья, я заставил деньги работать, и вскоре мы с Галей очутились в другом населенном пункте, где был аэродром. Пара перелетов по местным авиалиниям, и белый красивый самолет унес нас в столицу.

Она жила на Ленинском проспекте. Жила одна, говорила, что отца не помнит, а мама умерла десять лет назад. Наверное, врала мне, а я... я ей верил, старый пень. Небольшая двухкомнатная квартира... Я не хотел отпускать такси, но Галина попросила подняться к ней. И я согласился.

После долгой дороги мы, оба грязные, нечесаные, любили друг друга. Лишь захлопнулась дверь на лестницу, Галина бросилась мне на шею... Я лежал поперек продавленного дивана, выпитый ею до дна, и глядел в потолок бездумно, а Галя, обнаженная стройная девочка, пошла на кухню варить кофе.