Чтение 8–й страницы книги ~Клан~

- Подарок судьбы, - прошептал Пустынник в самое ухо женщине, надевая ей на шею широкое бриллиантовое колье.

- Что это?! - ахнула Марина, открыв глаза и увидев свое отражение.

- Самое красивое колье из ювелирных магазинов Москвы самой прекрасной женщине этого города. - Маг сжал ее плечи, прижимая к себе. - Ты самая лучшая женщина, которая только существует на этой земле. И я невероятно счастлив, что встретил тебя, что ты согласилась стать моею. Теперь ты будешь купаться в золоте и драгоценностях, я стану носить тебя на руках, я преподнесу тебе все, что только может подарить тебе этот мир...

- Толенька, счастье мое... - Она извернулась, подняла к нему лицом, обхватила за шею. - Неужели это ты? Какой ты...

Пустынник удовлетворенно отметил, что перед ним была уже не серая мышка, которую он увидел на кухне в свой первый вечер, а настоящая женщина. Глаза смертной пылали, щеки порозовели, губы дышали жаром. Купаясь в хлещущей из своей временной жены энергии, маг наклонился, закрывая губами Марине рот, скользнул языком внутрь, ощутив встречное прикосновение ее языка, прижал женщину к себе, медленно провел ладонью ей по спине, нашел поясок, нащупал на нем узел, потянул кончик махровой ленты, распуская его. Перехватил пальцами ворот, развел и отпустил, позволяя халату соскользнуть, обнажая тяжело дышащую добычу, опять повернул лицом к зеркалу, прошептал в самое ухо:

- Ты посмотри, как это красиво...

Обнаженная женщина, на ключицах которой пускали синие отблески десятки бриллиантов, улыбнулась, закрыла глаза, откинув голову назад, отдаваясь ласкам ставшего невероятно страстным мужа. А тот целовал ее плечи, гладил бедра, осторожно касался подушечками пальцев напряженных сосков.

Пустынник, продолжая левой рукой наглаживать ее грудь, правой скользнул вниз, проник сквозь густые кудряшки, мягко нажал пальцем. Смертная застонала, несколько раз резко дернула бедрами, вцепилась ему в волосы.

- Пойдем, - попросила она.

- Я хочу видеть, - изобразил еще более тяжелое дыхание маг. - Я хочу тебя видеть, счастье мое, моя любимая. Ты так красива, ты прекрасна, как сама жизнь...

- Пойдем... - Женщина уже не просила, она умоляла.

- Мариночка моя, ненаглядная моя, желанная... - продолжал нашептывать Пустынник, ускоряя движения пальца, погруженного в горячую влажную тесноту. Он понимал, что момент энергетического импульса совсем близок и сбиваться с ритма нельзя. Еще несколько секунд - и ему останется лишь придать импульсу форму, превратить его не в бесполезно потраченную силу, а в выстрел, который потрясет всю планету. - Мое чудо, моя сказка, моя Мариночка...

- А-а-а!!! - Сладострастный экстаз смертной взорвался с мощностью, способной снести весь город - захоти кто-нибудь из магов так пошутить. Но Пустыннику было не до веселья. В его распоряжении имелось всего лишь несколько мгновений, пока он, оседлав, словно мальчишка орловского рысака, мощнейший энергопоток, не признающий времени, расстояний и границ, мог использовать его силу в своих интересах. Всего несколько мгновений - но он успел услышать чей-то вызов и ответить на него, отправив в открытые души столь ненавистный запах, взломав с помощью подаренной силы слабые перегородки чужого разума и желаний.

- А-а-а... - Тело Марины обмякло. Вяло пытаясь уцепиться за мужа, она сползала на пол, но Пустынник успел подхватить женщину. Маг легко поднял ее, отнес на постель, УЛОЖИЛ, прикрыв одеялом:

- Спи, моя хорошая, отдыхай, - наклонился и поцеловал смертную. - Спи, родная.

Черт возьми, в эту минуту Пустынник действительно почти любил ее!

Иркутск, Первомайская улица. 18 сентября 1995 года. 00:20

- Давайте, девочки, по чуть-чуть, и начнем, - предложила хозяйка. Ее явные пятьдесят лет неумолимо пробивались в мелких морщинках - их не могла скрыть даже яркая косметика, - в редких волосах, пусть и перекрашенных в огненно-рыжий цвет, в плоской груди - пусть и спрятанной под спортивный костюм.

- Почему все время девочки? - возмутился толстяк в костюме-тройке, грудь которого перечерчивала золотая цепочка, идущая к жилетному карману.

- Да ладно вам, Сергей Салохович, - укорила курчавая остроносая женщина в длинном свитере крупной вязки. - Можно подумать, вас просят выйти за дверь.

- Но, Инга Алексеевна, согласитесь, - пригладил седые волосы толстяк, - я отнюдь не "девочка", я кавалер.

- В таком случае поухаживайте за дамами. - Хозяйка, успевшая выставить из бара на стол пять рюмок и бутылку "Черного монаха", открыла ящик и достала штопор. - Или вы обиделись?

- Эх, Оленька, - махнул рукой Сергей Салохович, - разве ж можно долго обижаться на таких прелестниц?

Он вогнал штопор в пробку, рванул. Пробка подалась, послышался легкий хлопок.

- А как пахнет! - восхитился "кавалер", наполняя бокалы. - Сразу чувствуется настоящий виноград. Тамара Семеновна, Елена Павловна, прошу к столу.

Приглашенным женщинам было так же "под полтинник", но они молодиться не пытались, а потому обращаться к ним по имени толстяк не рисковал.

- За удачу, девочки, - вздохнула рыжая Ольга. - Похоже, нам наконец-то повезло.

Она резко опрокинула в себя вино, поставила рюмку на подоконник, пересекла комнату, опустила крышку секретера и достала что-то плоское и широкое, завернутое в белую фланельку.

- Вот, - развернула хозяйка ткань. Под ней оказалась треугольная доска, в центре которой, в круглом пазу, лежала круглая же медная пластинка с тремя отверстиями, в которых виднелись латинские буквы и арабские цифры. Углы доски украшались крупными клыками, смотрящими вверх. Ольга еще раз заглянула в секретер, достала три ко-ромыслица с колокольчиками на концах, осторожно опустила на клыки. - Вот. Вы даже не представляете, как трудно было выклянчить ее в музее хотя бы на день. Это итальянская вещь, шестнадцатый век. Говорят, что в ее углы вправлены зубы оборотней, убитых в тот год в лесу под Тулузой, а доску проклял сам Бенторио Медичи, и поэтому у нее есть свой собственный дух-покровитель. Еще не было случая, чтобы умершие не откликнулись на призыв этой доски.

Вино было мгновенно забыто - бутылку и бокалы собравшиеся оставили на подоконнике, сами обступили стол.

- Хитрость в том, - продолжала хозяйка, - что вызывать нужно не самого умершего, а демона Алазара, духа покровителя доски. А потом уже дух разыскивает и приводит того, кто нужен.

- Вы полагаете, - кашлянул толстяк, - Пушкина уместно тащить к себе таким образом, чуть ли не за шиворот. Поэт ведь, э-э-э, может и обидеться?

- В потустороннем мире свои законы, - категорически отрезала рыжая хозяйка. - Зато, когда Александр Сергеевич поможет нам расшифровать последнюю главу "Евгения Онегина", то сомнений в важности использования спиритической науки при изучении творческого наследия умерших авторов не возникнет уже ни у кого. Давайте готовиться, девочки. Доску завтра нужно отдавать, а нам, может быть, кучу стихов записать придется.

Собравшиеся задвигались - кто-то задергивал занавески, кто-то закрывал зеркала, кто-то расставлял по углам комнаты и зажигал свечи. Разумеется, комната панельной пятиэтажки после этого не стала напоминать храмовый алтарь или хотя бы гостиную старинного особняка - но в некотором приближении таинственную обстановку, необходимую для древнего обряда, удалось соблюсти. Наконец хозяйка выключила свет, все уселись за стол.

- Значит, - шепотом начала Ольга, - поначалу диск-указатель трогать не нужно. Первым вызываем демона. Когда он придет, должны закачаться коромысла и зазвенеть колокольчики. Демона отправляем за духом Пушкина, и уже потом беремся за диск. А сейчас пока просто соединяем руки.

Собравшиеся за столом, взяв друг друга за руки, склонили головы, и рыжая хозяйка низким, заунывным голосом завела:

- Призываем тебя, демон Алазар! Призываем тебя, демон Алазар! Явись на наш призыв, ответь на наши вопросы, успокой наши души... Тебя вызываем именами земными и небесными, демон Алазар. Приди к нам, войди в наши сердца, открой свои тайны...

Не удержавшись, Ольга приоткрыла глаза, посмотрела на колокольчики - те ничуть не колыхались.

- Демон Алазар...

Зеленые цифирьки электрических часов над секретером мигнули, меняя показания. Тридцать пять минут, тридцать шесть, тридцать семь.

- Демон Алазар, - уже не без тоски пропела хозяйка, глядя на колокольчики, - если ты здесь, то дай нам знать.

Внезапно все три коромысла древней спиритической доски крутанулись вокруг своей оси с такой скоростью, что колокольчики оборвались и улетели в стороны, диск подскочил, перевернулся и с силой врезался вниз, выбив щепу из любовно выжженной буквы "G".

- Демон Алазар? - растерянно пробормотала женщина, и тут ее тело внезапно выгнуло дугой, она утробно завыла на одной ноте, заметалась, мертвой хваткой вцепившись в руки Сергея Салоховича и Инги Алексеевны. Те тоже выпучили глаза, захрипели, вскочили на ноги, но рук не разжали, продолжая замыкать круг. Остальные женщины, похоже, реагировали спокойнее, но глаза открыли и разжать рук не пытались.

Внезапно все прекратилось. В тот самый миг, когда в далекой Москве Марина Метелкина начала расслабленно оседать на пол, в Иркутске спириты разжали руки и шарахнулись в стороны, испуганно глядя друг на друга.

- Кажется, это в Санкт-Петербурге, - первым прервал молчание толстяк.

- Надо в аэропорт, на самолет, - согласно кивнула Инга Алексеевна, смущенно одергивая свитер. - Только у меня нет таких денег.

- И у меня, - добавила хозяйка.

- У меня на пятерых тоже не хватит. - Сергей Салохович задумчиво почесал в затылке. - Но есть место, где можно их взять. Если милые дамы проследуют за мной, мы быстро решим эту проблему.

Спириты быстро переобулись - верхней одежды никто надевать не стал, - вслед за толстяком вышли на лестницу, спустились вниз, пересекли заставленный автомашинами двор, вошли в парадную пятиэтажки напротив, поднялись на третий этаж. Мужчина позвонил в обитую кожзаменителем дверь, подождал, позвонил еще раз, более настойчиво. Наконец изнутри послышалось мерное пошаркивание:

- Господи, да кто же это там? Два часа ночи на дворе.

- Это я, Моисей Ааронович, - прокашлялся толстяк. - Откройте, пожалуйста.

- Сергей Салохович? - изумились за дверью. - Что же вы в такое время?

- Мне принесли удивительный раритет, Моисей Ааронович. Просят совсем недорого, но, сами понимаете, нужна консультация. Срочная. Вы не беспокойтесь, я хлопоты компенсирую.

- Ну... - Дверь приоткрылась, взлохмаченный старик в махровом халате выглянул наружу через щель. - О, и вы здесь, Оленька? И вы, Инга Алексеевна? Догадываюсь, догадываюсь. Опять что-то зороастрийское из древней Персии?

Он прикрыл дверь, звякнула цепочка.

- Хорошо, входите. Что у вас?

- Вы нас извините за поздний визит, Моисей Ааронович, - смущенно одернула свитер самая молодая из гостей, - нам это очень нужно.

И она с широкого, как заправский футболист, замаха врезала старику голенью между ног. Тот шумно выдохнул, сложился почти пополам. Инга Алексеевна торопливо сняла туфельку и насколько раз ударила острой шпилькой в подставленный затылок. Следом за ней в прихожую начали протискиваться остальные спириты и также принимались бить хозяина ногами или подвернувшимися предметами: толстяк тыкал его зонтиком, рыжеволосая Ольга - стоявшим перед дверью резиновым сапогом. Впрочем, упавший на пол старик не только не дергался под ударами, но даже и не дышал.

- Это там! - Наконец остановился запыхавшийся толстяк. - Он оттуда всегда деньги выносил. Шуршал страницами, потом выходил...

Всей компанией они вломились в ближнюю к прихожей комнату, одну стену которой полностью занимал книжный стеллаж, начали торопливо сбрасывать с полок томики в тяжелых кожаных переплетах, пергаментные рулоны, статуэтки моржовой и слоновой кости. Внезапно в воздухе расцвел фейерверк денежных купюр.

- Здесь! - обрадованно сообщила Ольга, встряхивая томики Толстого и Достоевского - из страниц выскальзывали долларовые и пятидесятитысячные банкноты. - Тут хватит.

Грабители быстро собрали налетевшие деньги, распихали по карманам и покинули квартиру. На улице Сергей Салохович остановил "жигуленка" с битой правой фарой, наклонился к открытому окну:

- Голубчик, отвезите нас в аэропорт, пожалуйста.

А сколько вас? - чуть наклонился вперед рыжий лохматый водитель в светлой рубашке.

- Пятеро.

- Нет, папаш, не могу, - включил передачу водитель. - Вы ко мне просто не поместитесь.

- Но нам очень нужно... - Толстяк протянул руки внутрь салона, ухватил мужчину за шею, рванул к себе. Машина сорвалась с места - видимо, водитель отпустил сцепление, - пропрыгала несколько метров и заглохла. Толстяк рук не разжал - и его жертва оказалась наполовину выдернутой из окна. Сергей Салохович держал несчастного "стальным зажимом", перехватив локтем под подбородком, усиливая захват второй рукой, наваливаясь сверху всей своей массой и поворачиваясь по часовой стрелке. Совсем тихо хрустнули позвонки. Спирит уронил тело на землю, открыл водительскую дверцу, вытолкнул в окно ноги, оглянулся на женщин:

- Садитесь!

Взревел на повышенных оборотах двигатель, "жигуленок" несколько раз по-козлиному скакнул и помчался по улице.

Спустя двадцать пять минут все пятеро вошли из ночного мрака в залитый электрическим светом зал аэропорта, повернули к стойке продажи билетов:

- Голубушка, нам нужно пять билетов до Санкт-Петербурга, - сразу за всех обратился толстяк. - На ближайший рейс.

- Одну минуту... - Девушка в синей форме с желтыми нашивками застучала по клавишам компьютера. - Да, есть билеты. Рейс через четырнадцать часов.

- Да, спасибо, мы подождем.

Получив в руки заветные книжечки с изображением самолета на обложке, спириты вышли в зал ожидания, уселись напротив часов и замерли, следя за медленно ползущей стрелкой.

Новгородский детинец, 13 июля 1240 года. Незадолго до полудня

В просторной, светлой горнице детинца пахло сладким медом, свежеструганным деревом, горячим хлебом и... И упрямством.

- Да говорю же вам, бояре, - горячо убеждал курчавый безусый юноша с пронзительно-голубыми глазами, в атласной малиновой рубахе и черных шароварах, заправленных в яловые сапоги, - надобно крепостицу на Шелони ставить. Путь пеший на подступах к городу огородить, рубежи укрепить западные.

- Почто злато тратить понапрасну, княже? - Трое гостей, сидевших за столом, выглядели куда солиднее: с окладистыми бородами, с посохами, украшенными золотым оплетением и навершиями с самоцветами, все как один были одеты, несмотря на жару, в тяжелые шубы. - Откель для Новгорода опасности с запада взяться? Не далее как о прошлом годе кавалер ливонский приезжал, магистр тамошний, Андрей фон... фон... фон Вельфен30, прости Господи... - Боярин Тугарин переложил посох в левую руку и широко перекрестился. - В общем, о прошлом годе магистр ливонский крест на верность тебе целовал, рубежи клялся стеречь западные от иноземцев всяческих. Так о чем печаль?

- Так то не христиане православные, бояре, - не выдержав, стукнул кулаком по столу юный князь. - Схизматики то немецкие, истинную веру отринувшие, из земель святых изгнанные! Коли от Бога они так легко отошли - разве можно обычной их клятве верить? Нрав разбойничий народов западных известен издавна, и обещания свои они исполняют, токмо если дубину пудовую над головой у них держать! Разве ж удержится серый волк от разбоя, коли стадо без пастуха углядит? Разве ж удержит схизматика клятва, коли узнает он про бок неприкрытый у соседа? Вот когда крепость у них над головой возвышаться станет, тогда и про клятвы свои они не забудут!

- Не сочти за обиду, княже, - пригладил бороду недавно избранный посадником боярин Терентьев, - однако же молод ты, горяч. Страхи твои понятны, однако же и схизматикам есть чего опасаться. На землях они сели на чужих, племена тамошние их ласкою не жалуют и токмо волею князя Ярослава терпят. Коли отринутся ливонцы от Руси, земля под ногами у них полыхнет, стар и млад подымутся, погонят крестоносцев обратно за море. Подозрения твои понятны, однако же сие всего лишь подозрения. А строительство крепости настоящего серебра требует, да немало. И дружину в ней содержать потребно, за стенами следить. Тяжелая ноша сие для казны новгородской.

Юноша рывком поднялся, прошел по белым, поскрипывающим при каждом шаге половицам, распахнул створки окон, забранных гладкой блестящей слюдой, всей грудью втянул свежий воздух. Четыре года назад он долго пытал отца, зачем тот пустил на исконные русские земли чужаков. И не просто чужаков, а схизматиков, татей, разбойников урожденных, заливших святую землю кровью стариков и младенцев. Ярослав сказал: "Схизматикам на русской земле все едино не выжить. Но поселил я их на рубежах западных, на путях, по которым ляхи на наши селения рати водят. Хотят крестоносцы, не хотят - а оборонять Русь им придется31". Но таковые планы хорошо во Владимире задумывать. А здесь, в Новгороде, ливонцы - вот они, рядышком. Так и норовят украсть где что плохо лежит. Да еще бояре над каждой гривной трясутся.

- Не будет у вас рубежей крепких, бояре, - повернулся Александр к гостям, - и серебра не будет. Не сохраните. Не ливонцы, так ляхи придут, не ляхи, так шведы пожалуют. Мне серебра не дадите - они вашу мошну растрясут. Да так растрясут, что плакать нечем станет. Растрясут досуха!

- Ты нас не пугай, княже, - стукнул посохом об пол боярин Тугарин. - Мы не на полатях выросли, не в сундуках богатство свое нашли. И на ушкуях погулять довелось, и за море походить, и булатом позвенеть. Оттого и цену серебру знаем! На нужное дело - дадим. А на баловство...

Скрипнула дверь, в горницу вошел простоволосый старик в серой потрепанной рясе с длинной, почти до пят, бородой, с перекрученным посохом, сделанным из соснового корня.

- А ты еще кто таков?! - окинул его взглядом новгородский князь. - Кто тебя сюда пустил?

- А разве меня кто-то может остановить? - спокойно возразил новый гость.

- Волхв, - первым сообразил многоопытный посадник. - Волхв к киязю явился...

Он поднялся, не теряя достоинства отступил от стола с богатыми яствами, слегка поклонился, а затем осторожно, вдоль стеночки, двинулся к выходу. Двое других бояр после короткого колебания последовали его примеру.

- Ты волхв? - Увидев поведение знатных гостей, князь понял, что к старику следует отнестись с должным уважением, и понизил тон. - Тогда ты зря тревожился. Веру я чту православную, исповедую заветы Господа нашего Иисуса Христа, ношу крест его мученический, а потому слова языческого от тебя не приму.

- Не примешь, княжич? - Тяжело ступая, приблизился к нему волхв. - Во имя слова греческого языка земли родной разуметь не желаешь? А слово предков своих тоже отринешь? Заветы Словена и Роса32, первые грады на сих берегах поднявших, князя Гостомысла33 и внука его Рюрика34, ваш род основавшего, слова воительницы княгини Ольги35 и Ярослава Мудрого36, Олега Вещего37 и Владимира Мономаха38, Русь Великую прославивших, ты тоже отринешь?

- Кто ты таков, язычник, чтобы от имени предков моих говорить?! - возмутился Александр.

- Не я, земля русская стонет, - поднял посох старик. - Ступила на землю святую нога чужеземца злобного, вот и заплакала земля, спасителей скликает, защитников, что растила она, кормила, водой ключевой отпаивала...

- Где? Кто напал? - От нехорошего предчувствия у князя меж лопаток побежал холодок: ужели не успел? Ужели пришли-таки крестоносцы бесчестные на новгородскую землю?

- Ныне с рассветом на Неве, возле речушки Ижорской, высадились рати свенские, числом немалым.

- На Неве? - с облегчением перевел дух князь. - Чего им там делать? Там, окромя болот, и нету ничего. Постоят, комаров покормят, да и сами убегут.

- Сами убегут? - Волхв вытянул посох и больно хлопнул юношу по плечу. - Сами? Это так тебя учили землю отчую защищать? Это так ты честь предков своих бережешь?

- Э, старый, ты чего? - От второго удара князь увернулся, отбежал за стол. Отскочил, уклоняясь от третьего тычка. Чувствовал он себя самым что ни на есть глупым образом. И стражу звать, чтобы от старика немощного защитили, - позора не оберешься, и меч против старца тоже обнажать нехорошо, но и чтобы лупили его, как щенка глупого, Александр позволить не мог.

- А ну, стой! - выпрямившись, решительно рявкнул он. - Ты на кого руку поднимаешь? Из ума выжил, язычник старый? На кол захотел?

- Я слышу речь не мальчика, но мужа, - опустил посох волхв. - Да только отвагу свою, княжич, не мне - ворогам отечества своего показывать надобно.

- Кому показывать, старик? Топи одни округ Невы. Некому там воевать, да и не за что. Кораблям торговым через нее ходу нет, земель под пахоту тоже. С ижорцев али води и дани не взять никакой. Сегодня есть они, а завтра сели на лодки - и нет деревни. Мыслю я, купцы лифлянские или свенские на шнеках своих малых к Новгороду супротив течения шли, да притомились и на отдых встали.

- Купцы не ставят на берегах шатров воинских, князь, не вкапывают кресты, не точат мечей, не держат по два десятка ратников на каждой лодке, - покачал головой старик. - Торопись, князь. Каждый день, каждый час отравляют они чистую землю, что тебе от предков в наследие осталась. И сами при этом силу из сей земли черпают. Силу, токмо русским воинам предначертанную.

Немигающий взгляд волхва завораживал и одновременно тревожил, отнимал волю - но побуждал к действию.

- Ладно, старик, - тряхнул головой юный князь. - Я пошлю отроков найти у причалов ладьи свободные, пройдем с дружиной к берегам невским, проверим, что за гости там появились.

- Это долго, княжич. Коней седлайте, да скачите туда на рысях.

- Да ты с ума сошел, старик! - опять не выдержал князь. - Топи там кругом! Не то что конному, пешему нигде пути нет.

- Не бойся, княжич, - понизил голос волхв, - земля в тамошних местах умная. Кому топью непролазной загородится, а кому скатертью под копыта выстелется, кого закружит, кого сама к цели выведет. Ты ее не бойся. Ты ей не чужой, ты ей заступник. Приди на берег, изгони супостата, а землицу-то поцелуй да с собой горсть возьми. Ты ее хранишь - она тебя хранить станет. От стрелы, от меча, от злого навета. И не найдется тогда силы, что сможет тебя побороть, не случится битвы, в которой ты не одолел бы ворога, не родится воин, что сможет тебя сразить...

Внезапно Александр понял, что волхва в горнице уже давно нет, хотя голос его и продолжал звучать. Князь тряхнул головой, разгоняя наваждение, потер ушибленное посохом плечо, отошел к окну. Внизу, на широком, утоптанном до каменной твердости дворе отдыхали дружинники. Некоторые валялись на привезенном нынче с заливных лугов и еще не убранном сене первого покоса, четверо, разбившись попарно, бились на кулаках. Дружинники постарше, пользуясь покоем, доводили клинки до безупречной остроты, правя острие кусочками жесткой буйволовой кожи. Однако девятнадцатилетний мальчишка видел сейчас перед собой не их, а шитые золотом шатры, что нахально встали на исконно русских невских берегах, видел воняющих застарелым потом крестоносцев, топчущих сочную молодую траву, позорные вымпелы, реющие над пустынными - но русскими! - болотами.

А что если старик обманул? Пришел непонятно откуда, сгинул непонятно как. Кто такой, зачем являлся - неведомо... Послушаешься его, погонишь дружину через бесконечные приневские вязи - вымажешься в грязи по уши, никуда не доедешь, не добьешься ничего, кроме позора на всю жизнь: князь, дружину на войну с комарами водивший. Александр Болотный...

До чего же ему не хватало в эти минуты отца! Опытного, расчетливого, уверенного.

А что, если и вправду чужаки на Неву пришли?

- Таврило! - толкнув от себя створки окна, высунулся из окна князь. - Таврило Олексич, дружину в седло подымай! По одному заводному, на три дня припаса. Торопись, вести дурные у меня. Мишка, на площадь вечевую беги, созывай охотников со мной на немца идти. Пусть тебе под руку сбираются, да по северной дороге меня нагоняй. Подвод не бери, пусть припас в сумки на заводных коней вьючат. На три дни уходим. Ротмир, броню мою неси! Торопитесь, други мои. Чую я, земля плачет. Подмоги нашей ждет. Торопитесь!

Во дворе началось оживление. Десятники и сотники, выбираясь из тенистых закутков, где пережидали жару, выходя из дверей людской или кухни, начали скликать своих ратников; поползли, распахиваясь, ворота конюшни, послышался звон железа, тихий шелест извлекаемых на свет божий кольчуг.

Александр отступил, расстегивая ворот рубахи. Все, решение принято, сомневаться поздно. Обороняя отчие земли, лучше перестараться, нежели ворога прозевать. Позора бояться потом станем, когда будет чего стыдиться. Стянув через голову атласную косоворотку, он поднялся по узкой лестнице к опочивальне, молча сунул уже ждущему в дверях Ротмиру снятую рубаху, принял от него белую, длинную, шелковую, со шнуровкой на груди. Юный князь всегда надевал под доспех шелковое исподнее. Оно и кожу холодит, и вшей с блохами отпугивает, коли долго без бани путь держать приходится. Поверх натянул стеганку с коротким рукавом, обшитую сверху бархатом, - в войлочном поддоспешнике в жару слишком тяжело. Накинул на плечи плащ, скрепив углы на левом плече простенькой медной пряжкой. В броню пока облачаться не стал - рано вроде, дома ворога опасаться ни к чему.

- Саша! - По лестнице в легком сарафане с вышитым розами передом, в платке на волосах взбежала девочка шестнадцати лет. - Что случилось? Отчего исполчаетесь? Жена. Александра.

Прощаться князь еще не умел. Когда научишься - всего-то несколько месяцев, как обвенчались. Только свыкаться стали, что теперь вместе навсегда, и вдруг - прощаться.

- Вести до меня с Невы нехорошие дошли, - взял ее за руки правитель. - Мчаться надобно, вызнавать. Мыслю, сеча грядет.

- Ты возвращайся, князь, - кивнула молоденькая супруга. - Береги себя. Яков!!!

- Да, княгиня, - выдвинулся из-за спины хозяйки вихрастый ловчий, приехавший из Полоцка вместе со двором невесты.

- С князем отправишься. Головой за него отвечаешь!

- Слушаю, княгиня!

Паренек развернулся, побежал вниз по лестнице - переодеваться. Следом ринулся Ротмир. Князя облачить мало - нужно еще и самому в поход изготовиться.

- И ты себя береги, хозяюшка моя. - Александр кивнул, разжал пальцы, прошел мимо супруги и начал спускаться.

- Постой! - Александра сбежала, обхватила его, сколько хватило сил, прижалась к груди, постояла так несколько мгновений, отстранилась, перевела дух. - Теперь иди... - Она широко перекрестила мужа. - Да поможет тебе Бог.

Когда князь вышел на крыльцо, дружина уже выстроились во дворе: ровные ряды устремленных к небу рогатин, вытянутые капелькой щиты, поводья заводных коней накинуты на луки седел. Всхрапывают лошади, нетерпеливо стуча копытами в землю. Две тысячи опытных, хорошо снаряженных, готовых к смертельной схватке воинов.

Подбежал Ротмир, подвел скакуна с седлом поверх алого потника, с привьюченными на крупе щитом, рогатиной и колчаном с луком и стрелами. Князь поставил ногу в стремя, поднялся в седло, подобрал поводья, еще раз оглядел Дружину:

- Ну, други мои, не пожалеем живота своего за землю отчую, не посрамим земли русской!

- Умрем за тебя князь! - вскинув рогатины, закричали дружинники. И словно в подтверждение их зарока над Новгородом поплыл звон вечевого колокола.

Князь Александр отпустил поводья и дал шпоры коню, на рысях выводя дружину из детинца.

Застоявшиеся в конюшне скакуны шли ходко. Всего за четыре часа дружина добралась до Глухой Керести, переседлалась, снова пошла широкой рысью, еще до сумерек домчалась до Тороковского брода через Оредеж, перешла реку и разбила лагерь на северном берегу. Сюда же час спустя подошли еще сотен пять новгородцев во главе с гридней39 Михаилом - добровольцы, решившиеся ради славы, веселья и во имя покоя любимого города поддержать князя в ратном деле.

С первыми лучами солнца снова поднявшись в седло, рать двинулась через Стречинскую топь. К удивлению князя, копыта тяжело нагруженных скакунов не проваливались в торфянистую влажную землю, под ними даже вода не чавкала. По тропе, по которой обычно с трудом протискивался один всадник, кованая конница шла по трое в ряд. Александр слышал, как за спиной дружинники удивляются засушливому лету, и даже дышать боялся, дабы не спугнуть невероятную удачу. Между лопатками полз холодок, а душу наполняла железная уверенность - все правда! Волхв не обманул. С болотами не обманул - значит, и про схизматиков на Неве тоже правда.

К полудню вязь осталась позади - дружина поднялась на Дружную горку и... Наткнулась на лагерь оружных ладожан, отдыхающих возле костров. Один из ратников вскочил, подбежал к Александру, торопливо поклонился:

- Тебя дожидаемся, княже. В подмогу пришли. А я староста малуксинский, Ратослав, за старшего выбран.

- Откуда прознали, что подмога нам потребна? - окинул взглядом бивуак Александр. Ладожан собралось примерно пять сотен. Значит, дружина уже в три тысячи ратников получается. Неплохо.

- Прости, княже, мы не верили поначалу, но волхв наш, отшельник Дубович, из леса вышел и сказывал, нужны мы тебе. И место указал, куда сбираться. Вы к кострам садитесь, молодцы. Откушайте, пока горячее все, а там дальше пойдем.

Перекусив и переседлавшись, дружина поскакала вперед, превращая узкую лесную тропу в утоптанный тракт. Спустя час пересекла Оредеж еще раз. Здесь к рати присоединились три сотни ижорцев. Услышав, что их так же заставил выступить в поход местный колдун, князь особо не дивился. Он уже думал о предстоящей сече, как о деле решенном. Враг есть, он стоит на берегу Невы в устье Ижо. И его нужно истребить.

- Воевода! - подозвал к себе девятнадцатилетний полководец Данилу Олексича. - Дружину до Ижоры доведи, но реку не переходите, становитесь лагерем. Костров не разводить! Пусть отдохнут и кони, и ратники наши. Со свежими силами поутру в сечу пойдем. Я вперед поскачу, гляну потихоньку, каково ворог наш обосновался.

- Добро, княже, - кивнул дружинник. - Да токмо одного я тебя не пущу, хоть голову руби... - Воевода оглянулся. - Мишка! Два десятка молодцев возьми да с князем отправляйтесь. Коли хоть волос с головы его упадет, с тебя спрошу!

- Коли с него волос упадет, у меня ужо головы не будет, - небрежно отмахнулся гридня. - Ну, кто тут первыми построился? За мной поскакали!

Как ни противились дружинники, на разведку князь пошел все-таки без них. Согласился только Михаила с собой взять да Якова, который, ссылаясь на приказ княгини, не отступал от Александра ни на шаг. Они оставили с малым отрядом коней, рогатины, шлемы и щиты. Князь даже епанчу40 снял, дабы фибула под солнцем не блеснула. После чего вброд, по грудь в воде, пересекли холодную Ижору и, таясь по кустарникам, потихоньку добрались до самого наволока41.

- А ведь это не крестоносцы, - пробормотал Александр, на всякий случай таясь за стволом могучего вяза, что возвышался над гибким ивняком. - Вымпелы, доспехи, шатер богатый, щиты с гербами... Свены! Выходит, зря я на магистра грешил.

- Шнеков-то, лодок сколько, княже, - тихо удивился гридня. - Сотни полторы, не менее. Их тут тысяч девять, а то и более. Супротив нас, почитай, вчетверо. Управимся, княже?

- Смотри, как гуляют. Бражничают, веселятся, охранения никакого не выставили. Внезапно ударим - почитай, вдвое страшнее покажемся. Вот уже и не вчетверо их будет больше, а всего вдвое. Мы - воины русские, православные, с нами Бог. А они - схизматики, души у них пустые, мертвые. Стало быть, каждый наш ратник сильнее вдвое. Вот мы уже и на равных. А теперь на берег смотри, Миша. Топкий он, корабли на него свены вытащить не могут, на бок те лягут. Потому шнеки далеко от берега стоят, сходни длинные. Без сходней за борт прыгать - завязнешь. Коли еще и в доспехе тяжелом скакнешь, то и утонуть недолго.

- Это точно, княже, - кивнул дружинник. - Дно тут илистое.

- Так вот. У свенов половина рати на берегу стоит, а половина на кораблях отдыхает. Видать, опасаются, что мы по воде подойдем. Коли вдоль берега ударить да сходни посносить, то на берегу схизматиков уже вдвое меньше, нежели нас, останется. Без сходен со шнеков так просто на помощь не прибежишь. Чуешь, о чем я говорю?

- Ага, княже, - тихо засмеялся гридня. - Мы сперва вдоль берега пойдем, сходни посбрасываем. А уж потом на сам лагерь повернемся.

- Нет, Миша, - покачал головой юный полководец. - Коли всей ратью вдоль берега идти, пока разметаем да развернемся - лагерь к обороне изготовится. Поэтому я с дружиной ударю сразу на шатер и тех, кто землю русскую топчет, истреблю. А вдоль берега ты с новгородцами пойдешь. У самого устья ижорского сюда перейдешь да вдоль берега и вдаришь. Половину свенов вырежем, а уж потом про остальных думать станем. Согласен?