Чтение 8–й страницы книги ~Посол Господина Великого~

- Но...

- А лодкой воспользуемся мы. Вперед!

Один из воинов - тот самый, кривой на левый глаз, с торчавшей, словно пакля, бородою, пристально вгляделся в обступивших вожака людей.

Толстяк тоже вопросительно посмотрел на ван Зельде. Тот кивнул и сурово нахмурил брови.

Толстяка и его людей словно ветром сдуло из лодки. Наступая друг другу на пятки, они вихрем понеслись к дальним скалам. Последним, оглядываясь, неторопливо бежал одноглазый. Ну, точно, Олег Иваныч с ним уже встречался...

Споро отгребя от берега, оруженосцы подняли парус, и лодка ходко пошла к островку... Вернее, мимо. А чего им там было делать-то, Олегу Иванычу, Олексахе, Гришане и Софье?..

- Какие страшные сегодня глаза у хозяина, - багроволицый толстяк на ходу делился впечатлениями со своими спутниками. - Прям побелели от гнева... Нет, видно задел его за живое этот побег. И если мы их не поймаем... Эй, пошевеливайтесь! Да смотрите в оба!

План Софьи удался бы...

Удался бы блестяще...

Если бы...

Если бы не внезапно налетевший шквал!

И откуда он только взялся? Ведь был почти штиль, лишь небольшой ветерок лениво дул в корму, с каждой минутой приближая беглецов к заветной цели. И вот - на тебе!

Налетев, ветер задул, закружил, забуранил, превращая спокойную до этого морскую гладь в нечто подобное кастрюле с кипящей похлебкой. Завыли снасти, вмиг сорвало парус, унесло черт знает куда в морские просторы.

Потерявшую управление лодку неумолимо несло на скалы... Они становились все ближе, черные, как зубы дракона. И такие же кровожадные! Бурные волны с ревом бились о прибрежные камни, погода разыгралась так, что вход в залив практически не был виден. Одно хорошо - пиратские суда вряд ли осмелятся выйти сейчас в открытое море. Они-то не осмелятся... А вот кое у кого хватило ума.

Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу - снова, как когда-то на Ладоге, вспомнилось Олегу Иванычу. Что же, черт возьми, делать?

Неужели остров пиратов настолько неприступен? Настолько, что нет там какого-нибудь небольшого заливчика, кусочка пляжа - достаточного - нет-нет, не для корабля - для их маленькой лодки, утлой скорлупки в диких руках стихии?

Всем смотреть!

Вон там, кажется. Нет, не то...

А вот здесь?

Тоже ничего хорошего. Впрочем... А ну, подгребли! Вон, прямо над обрывом - одинокая сосна. А внизу - оголенные корни. Вот они, нависают над морем, и, кажется, даже шевелятся, словно волосы Медузы Горгоны!

Если...

Если схватиться...

...за них... и чуть подтянуться...

Можно вполне удержаться...

Только нужно направлять лодку. И скинуть латы. Вот так.

- А ну, приготовились, ребятишки! Хватайтесь, как подойдем.

Бурное течение, огибающее остров пиратов, подхватило, понесло лодку. Олег Иваныч ворочал кормовым веслом, стараясь хоть как-то выровнять утлое судно. Вот и обрыв. Камни... Нависающие над волнами корни...

- Раз-два!

Прыгнули! И, кажется, зацепились!

Ну, теперь его очередь.

Олег Иваныч бросил весло, поднял вверх руки...

Чертов водоворот закрутил, заболтал лодку, швырнул с размаху о камни, унося обломки в море!

Ударившись головой о борт, Олег Иваныч смог лишь уцепиться покрепче, теряя сознание и полностью отдаваясь на волю стихии.

Трое, выбравшись на утес, с ужасом смотрели, как крепнувший ветер уносил в море обломки...

- Господи! - встав на колени, воскликнула боярыня Софья. - Господи...

А ветер выл, не умолкая, с ревом бились о скалу волны, и ничто не внушало никакой, даже самой малейшей, надежды...

Глава 4

Ревель. Май 1470г.

И капитан был опытный, и все моря проплаваны,

Он силы был недюжинной - дубы валил плечом,

И нам казалось - много нас, мы сильные и храбрые,

И никакая буря нипочем...

Андрей Макаревич, "Песня о капитане"

Софья... Софья, Олексаха, Гришаня...

"Господи Иисусе, сделай так, чтобы они остались живы, сотвори чудо, прошу тебя! Знай, душа моя открыта к тебе, Господи!" - вздохнул Олег Иваныч. И ведь, можно сказать, только все и началось-то у них с Софьей, как... Хоть, конечно, и раньше далеко небезразлична была Олегу новгородская боярыня, а уж теперь-то... Господи!

Закончив молитву, Олег Иваныч подошел за благословеньем к батюшке.

- Слыхали о тебе, господине, - посмотрев на него, улыбнулся священник, отец Феодор. - Поистине, чудесно спасенье твое! Молись, господине, благодарствуй Господу!

- Молюсь, отче, - склонил голову Олег Иваныч. В узких шерстяных рейтузах, в короткой куртке с модными рукавами с разрезами, в длинном, ниспадающем почти до полу плаще - вряд ли кто из старых знакомцев узнал бы в этом европейского вида господине новгородского житьего человека. Впрочем, нет - узнали бы. По глазам, светло-серым, как низкое балтийское небо, по бородке, аккуратно подстриженной, по... Узнали бы... Если осталось кому узнавать...

Вздохнув, Олег Иваныч купил у алтаря три свечки. Куда вот только ставить их, во здравие или за упокой?

Прикинув, решил все-таки поставить во здравие. Мало ли, может, спаслись тогда. За корни-то вроде цепко хватались.

Выйдя из церкви, Олег Иваныч глубоко вдохнул сырой воздух. Только что прошел дождь, булыжники мостовой скользили под башмаками. Хорошими, надежными башмаками, с пряжками, работы мастера Юлиуса Майера, чья мастерская в конце Длинной улицы, что вела от холма Тоомпеа в гавань. Близкое море дышало сыростью, и нельзя сказать, чтоб это было Олегу Иванычу неприятно - не простая это была сырость, вовсе не затхлая, наоборот - свежая, бодрящая, морская, принесенная свободным балтийским ветром.

Пройдя вдоль по мостовой, он остановился напротив узкого переулка, задумался.

- Тере, герр Олег, - вышел из переулка молодой парень, направился прямо к Олегу Иванычу. В узких штанах, в короткой красно-желтой куртке, на рыжей голове - лихо заломленный берет с длинным зеленым пером.

- Тере, Томас, - поздоровался Олег Иваныч, улыбнулся. Томас Ленстеди был самым молодым мастером Ревеля, города, куда занесла Олега судьба в лице холодных волн Балтики.

Последнее, что он помнил, ударившись о борт лодки, - были горы бело-коричневых брызг и - сквозь них - черные скалы пиратского острова...

Полузахлебнувшегося, его вытащили сетью матросы "Белой коровы" - пузатого одномачтового когга, принадлежащего ревельскому купцу Яану Стерсену, по национальности - шведу. Так Олег Иваныч оказался в ганзейском городе Ревеле, Колывани, Датской крепости, Таллине. Люди, эсты, финны, шведы, издревле селились у холма Тоомпеа. В 1219 году король Дании основал здесь крепость, вообще же под властью датчан город находился до 1346 года, а с того времени - развивался как немецкий ганзейский город, подчиненный Любеку. Лет двести уже жили в нем и немцы, и шведы, положившие начало церковной общине Олевисте, неподалеку от которой была и русская церковь, откуда только что вышел Олег Иваныч. Русские селились около Длинной улицы, отдельным компактным районом, и вере своей не изменяли. Жаль, маловато стало их, русских-то, да и туго пришлось после того, как Ганза свернула торговлю с Новгородом. Тем не менее еще существовала русская община, куда сейчас и намеревался отправиться Олег Иваныч, да вот встретил по пути Томаса. Томас Ленстеди - по происхождению полушвед-полудатчанин - родился здесь, в Ревеле, где, в свою очередь, родились и его родители... Долгое время работал в оружейной мастерской отца, которую и унаследовал совсем недавно, после батюшкиной кончины. Мать Томаса умерла еще раньше, от мора. К русским Томас ходил не просто так - хотел вложить деньги в товары для Новгорода, тайком от магистрата снарядить кораблишко. А что - хороший, не облагаемый налогом бизнес. Только вот, правда, не очень законный... Попадешься - проблем не оберешься. Зато и навар. Русский Томас прилично знал - да на Длинной улице когда-то все, кто хотел, его знали, с русскими издавна жили бок о бок, хоть и кривились католические священники, да куда деваться. Кроме бизнеса, еще одно дельце было у Томаса в русском квартале - нравилась ему Елена, дочь церковного старосты Евлампия, в доме которого проживал сейчас Олег Иваныч, спасенный матросами Стерсена. Сам Стерсен и позвал русских, когда распознал в бреду выловленного из моря русскую речь - случалось раньше, хаживал с товаром в Новгород. Говорил, правда, не так, чтобы очень - но кой-что понимать мог. Староста Евлампий сразу признал в Олеге Иваныче влиятельного софейского человека - доходили слухи через ливонских рыцарей. Узнав, предложил свой дом, оказал почет и уважение, даже денег дал - отдашь, сказал, после, в Новгороде, буде станется... Ой, хитрил Евлампий, явно всего не рассказывал. Планировал, ой, планировал к Новгороду пробиться с товарцем, в обход законов ганзейских. Ну, Бог с ним, с Евлампием, себе на уме был. Олег Иваныч даже иногда задумывался, а не будь он человеком архиепископа Феофила, так ли принял б его Евлампий? Скорей всего - и руки бы не подал, мало ли утопленников с моря вылавливают. Хитер был староста, хитер да речами сладок. Волос черен, борода космата, глаза - туда-сюда - бегают. Тот еще жук. Зато дочка - красавица! Ну, не такая красавица, как, скажем, Софья... Эх, Софья, Софья... И свет белый без тебя не мил, оказывается. Олег Иваныч вздохнул, помянул Господа, потом махнул рукой - что толку вздыхать-то! Надобно выручать и Софью, и прочих, коли живы. А для того - случай подходящий нужен, да не дожидаться его, случая, надобно активно самому готовиться... Тогда и сладится. Так что нечего пока завидовать чужому счастью да красоте Еленкиной, от того Софье легче не станет.

Красива, красива Еленка... Недаром Томас ко двору Евлампия хаживал. Староста его не гнал: хоть иноверец, да богат, и руки к месту, и собственную Мастерскую имеет. Чем не жених? А что касаемо веры... Так ведь всякое бывает. Может, и нашим, и вашим выйдет. Вот, человечка, церкви новгородской небезразличного, пригрел... Так, может, и с дочкой что сладится... Нестоек был Евлампий в вопросах веры, когда выгодой пахло, ох, нестоек, алчен! А дочка, Еленка, - чем-то на Ульянку Гришанину походила, только старше чуть. Такая ж черна коса, брови в струнку вытянуты, ресницы долги. Глаза светлые, голубые. На язык востра - а уж непоседа! С утра уже по горницам вертится, все успеет - и обед приготовить, и за прялкой с сенными девками посидеть, и с матушкой - той еще старушенцией - полаяться, а уж батюшка - и не подходи. Он ей слово - она десять. Рот прямо не закрывался. Ну и жена Томасу достанется - красива, да болтлива не в меру. Томас-то, голова рыжая, прямо млел, когда Еленку видел. Она-то, по-московитскому обычаю, взаперти за прялкой не сидела - поди-ка удержи этакое помело! И похоже, что судьбу свою собралась решать сама, безо всякой оглядки на всякую там религию. Как заключил Олег Иваныч - по-европейски решительная девушка. Что и неудивительно - Ревель, чай, не в глуши какой - на перекрестках торговых. Хоть и народишку всего-то тысячи три с гаком, ну, может, чуть поболе. Впрочем, по тем временам - и то много.

Вот и сегодня аж с самого утра по всему дому носилась Еленка. Эйса, кота, искала. Хороший кот Эйс, полосатый - ровно тигра, упитанный. А уж мышей ловит - лучше и не сыскать. Батюшка-то, Евлампий, с матушкой - в церковь к заутрене собирались, ну и Олег Иваныч с ними, там после службы чуть задержался. Хотели дочек с собой, как положено... Ну, младшим-то девкам никуда не деться, а уж Еленка... Пойдет она в церковь в этакую-то рань, как же! Жди-дожидайся... А Олег-то Иваныч, дурачок доверчивый, раньше думал, что все средневековые люди очень религиозны. Нет, попадались, конечно, и набожные, и даже довольно часто. Но были и такие, как Еленка, не сожгли б ее на костре раньше времени, прости, Господи...

Посетовав немного на дождь - и, вправду, помеха в воскресенье-то, - Томас предложил пойти к ратуше, заглянуть в корчму какую-нибудь на примыкающих к площади улицах. Пивка выпить, да, может, чего и покрепче.

- А пошли, пожалуй, - махнул рукой Олег Иваныч. - Все одно поспать не дадут...

Не просто так согласился Олег Иваныч, хоть и симпатичен был ему Томас. Мыслишку насчет корабля затаил. Слышал, как Томас с Евлампием шептались. Контрабандисты, мать их... Видно, не так уж и хороши дела у Томаса в мастерской, как он всем рассказывает, коли лишние деньги понадобились. Впрочем, как любил приговаривать Евлампий - серебришко, оно никогда лишним не бывает. Тем более - золотые рейнские гульдены, замурованные под крышей в приданое Еленке. Она же, кстати, про них и выболтала.

Медь недавно прикупил Томас. Хорошую медь, с Кипра-острова, несколько ластов. То магистрату понятно - конечно, оружейнику всякий металл требуется, и медь в том числе... Требуется. Только не в таком количестве, Томас ведь на алебардах специализировался, на копьях да на гвизардах всяких, редко кто кинжалы заказывал, а мечи - так и вообще никогда, привозных хватало, с Нюрнберга. Олег Иваныч приобрел себе такой - не оружие - чудо! Легкий, прочный, удобный. Клинок стальной. Голубоватый, холодный, у пятки три золотые короны вбиты - клеймо мастера. Правда, шпажка-та, когда-то новгородским оружейником Никитой Анкудеевым выкованная, была ничуть не хуже нюрнбергского меча. Так ведь то товар штучный, а этот меч - чуть ли не серийное производство.

Так вот, о меди...

- Так вот, о меди... - поставив на круглый стол увесистую пивную кружку, Олег Иваныч хитро взглянул на чуть было не поперхнувшегося пивом Томаса. Они сидели в небольшом питейном заведении в подвале у Вышгорода. Как пришли, было пусто, но постепенно зал наполнялся - оно и понятно, воскресенье все-таки. Зажиточные бюргеры в расшитых плащах, весело пропивающие полученную плату подмастерья, торговцы с ближайшего рынка. Пили пиво - темное, крепкое, тягучее - сказка, а не пиво! Такое пиво каждый день пить - больше ничего и не надо для счастья-то. Рядом, на улице, несмотря на дождь, что-то пели странствующие музыканты - жонглеры. Сквозь открытую дверь доносилось заунывное звучанье виолы, свирельные трели и лошадиное ржание. Входившие - здесь все друг друга знали - почтительно раскланивались, улыбались. Кивали и Олегу Иванычу - были наслышаны. Тот уже устал отвечать на поклоны, повернулся к Томасу, сказал усмешливо:

- Да-а, медь можно дорого продать в Новгороде, - потянулся за кружкой.

- Какую медь? - фальшиво изумился Томас, говоривший по-русски с небольшим тягучим - как местное пиво - акцентом. - Про какую такую медь ты говоришь, герр Олег?

Олег Иваныч усмехнулся. Допил пиво, вытер бороду рукавом, пояснил, что медь - дело хорошее, прибыльное, однако ее еще надобно доставить в Новгород.

- Есть один кораблик, у побережья.

- А Ганза?

- А скажем, что в Швецию.

- Ага. Ни с того ни с сего - в Швецию. Что вам там делать-то? У шведов и без вас меди хватает.

- Где хотим, там и продаем!

- Ну, ты это ганзейской магистратуре скажешь. Там люди доверчивые, типа меня.

- А какое их собачье дело?

- Стой, Томас, не распаляйся!

Олег Иваныч положил ладонь на руку Томаса:

- Вот если бы корабль был свейским... хотя бы по бумагам. Ганзе-то к свеям что за дела? Хотя, конечно, на всякий случай утопить могут. Если по-глупому делать, как вы с Евлампием хотели. Авантюристы!

Томас с уважением посмотрел на собеседника и заявил, что поступившее предложение следует хорошо обдумать.

- Ну, вот и обдумай, - согласно кивнул Олег Иваныч. - Помозгуйте вдвоем с Евлампием. Ленке только не говорите - весь Ревель знать будет!

Попрощавшись, Томас вышел в задумчивости. Лил дождь, но молодой мастер даже не замечал текущие за шиворот капли. Даже не поднял капюшон плаща. Думал.

Олег Иваныч не торопясь допил пиво и поднялся, тоже собираясь уходить, как...

Как вдруг...

Его словно током дернуло!

За столиком в углу, который только что заняла подвыпившая компания матросов, он отчетливо увидел знакомую одноглазую рожу!

Пират!

Злобный душегуб, сподвижник разбойничьего капитана Хорна ван Зельде! Что делает он здесь, в ганзейском порту? Наверняка что-то вынюхивает. Не слишком-то поздоровится вскоре кое-кому из этих Матросов! Ишь, смеется, гад. Словно плевать хотел на все законы против пиратства. Ну, смейся, смейся... Ревельский палач уж как-нибудь сумеет сделать твою гримасу более угрюмой... ежели ты вдруг окажешься не очень разговорчивым, парень.

Выйдя из пивной, одноглазый пират оглянулся и вслед за матросами направился в гавань. Олег Иваныч чуть было не упустил его, засмотревшись на прыжки и ужимки уличных мимов. Хорошо, успел, обернулся... И, поправив болтающийся на поясе меч, бросился вслед.

Он настиг пирата уже за городскими воротами, на пологом склоне спускающегося вниз, к морю, холма, поросшего малиной и ежевикой. Место было довольно безлюдным - может быть, потому что шел дождь, а может, тут всегда так было. Это и к лучшему: лишние свидетели - делу помеха! Подумав так, Олег Иваныч усмехнулся. Надо же, бывший старший дознаватель, а как антизаконно рассуждает. То с контрабандистами гешефты затевает, то, вот как сейчас, пристает к мирному гражданину, чья вина еще не доказана никаким судом. Правда, еще не совсем чтобы пристал, но...

- Хэй, майн герр!

Резко обернувшись на крик, одноглазый увидел прямо перед собой качающееся острие закаленной стали.

Ан гард! Эт ву прэ? Ах, сабельку вытащил? Ну, тогда - алле!

Пират не очень-то хорошо владел своей саблей - все его рубящие удары - других он, похоже, не знал - сопровождались жуткой руганью и носили скорей устрашающий характер. В первые секунды схватки он и не догадывался, с кем пришлось сражаться... а когда догадался - было уже поздно. Олег Иваныч даже не стал тратить время на излюбленные обманные финты, уклонения, выпады. Была нужда, с этаким-то соперником! Ткнул наугад влево, потом якобы раскрылся и, дождавшись, пока самонадеянный московит начнет атаку с длинного выпада в грудь, круговым движением обвел его саблю и уже собрался нанести сильный удар вдоль клинка противника...

Однако пират не стал того дожидаться, а, бросив саблю, пустился наутек.

На бегу что-то выкрикнул по-немецки, быстро выхватив из-за голенища сапога длинный узкий кинжал. Ах, гад... Раз не получилось саблей, решил кинжалом? Остановившись, одноглазый быстрым отточенным движением с неожиданной силой бросил острое лезвие...

Олег Иваныч чуть дернул кончиком меча, и кинжал бандита с обиженным звоном воткнулся в растущее рядом дерево.

Обескураженный пират развернулся, снова намереваясь дать деру. Олег Иваныч предвидел такой поворот событий, поэтому не стал дожидаться, пока одноглазый наберет скорость, а, как только тот повернулся, с силой пнул его под коленку. Тот с воплем повалился на траву, по которой тут же принялся кататься - до тех пор, пока не почувствовал своей шеей острый холод металла.

- Гут, - усмехнулся Олег Иваныч, мучительно пытаясь вспомнить, как там по-немецки: "Вставай, иди!"

Впрочем, разбойник и так догадался, что от него хотят. Медленно, не делая резких движений, встал. Повернулся, повинуясь знаку. Олег Иваныч ловко - сказывался приобретенный в Новгороде опыт - спеленал ему руки ремнем, придерживавшим плащ. Плащ после этой процедуры пришлось нести на руке, что было не очень-то приятно в дождь, да зато спокойно! С эдаким-то фруктом ушки следовало держать на макушке.

Плененный не молчал, оглядывался, что-то выпытывал у Олега Иваныча по-немецки. Что - пес его знает. Потом вдруг присмотрелся, вздрогнул... Олег Иваныч чуть было не налетел на него, сплюнул:

- Ну, чего встал, дядя?

И тут вдруг одноглазый пират улыбнулся ему во весь свой щербатый рот, словно родному.

- Я ведь узнал тебя, господине, - по-русски ответил он. - С острова ты бежал, от шишей. Те думали - сгинул!

- Да ты русский?! - обрадованно воскликнул Олег Иваныч. Обрадованно - это потому, что теперь отпадала всякая необходимость в посреднике, на роль которого он собирался пригласить Томаса или, на худой конец, Еленку.

- Садись-ка на камень. Поговорим. Что узнать хочу - ведаешь?

- Ни сном, ни духом, господине.

Примостившись на округлом валуне, пират с готовностью воззрился на своего пленителя. Его единственный глаз светился фальшивой радостью. Сидеть разбойнику было неудобно, все время ерзал - пытаясь удержаться на камне, а встать ему дозволено не было. Потому - ерзал...

Олег-то Иваныч не зря присмотрел по пути такой камешек, неудобный. У них, в РОВД, тоже такие стулья были - полуразваленные. Сядешь - и не знаешь, усидишь ли. Один раз на пол завалилась теща начальника, будучи приглашенной свидетельницей по одному пустяковому делу. Прибежавший после ее ухода начальник, кипевший праведным гневом, задал один вопрос: почему до сих пор не починены стулья? На что и получил ответ от капитана Кольки Вострикова. А ответ такой: находясь в данном кабинете, подозреваемый должен думать не о том, как половчее ответить на вопрос дознавателя, а о том только, как со стула на пол не сверзиться! Потому - ремонт стульев в кабинете - прямая подмога преступникам. Ловко ответил, стервец. Начальник не знал, что и молвить. Рот открывал только как рыба. А Олег Иванычу слова Колькины вона когда сгодились.

Потому и ерзал сейчас одноглазый на камушке. Ерзай, ерзай, собачий хвост!

- Говори, что про убежавших слышал? Поди, погоня была?

- Да ничегошеньки не знаю, господине. Аз грешный сюды, в Ревель-от, ране ишо был послан, Богоматерью клянусь, Тихвинской!

- Не погань языком своим святое имя, иначе враз головенку отрежу! - Олег Иваныч замахнулся мечом, и шильник испуганно вжал голову в плечи.

- Точно не знаешь?

- Да клянусь...

- Ну, тогда не надобен ты мне боле, - Олег Иваныч недобро усмехнулся. - Сдам я тебя городским властям, пущай башку рубят - про законы супротив пиратов, небось, слыхал?

Одноглазый пал на колени:

- Не губи, боярин! Может, еще пригожусь!

- За каким хреном? Вставай давай, а то прямо здесь прикончу. У, пиратская морда!

- Не торопись, князь, - пойманный неожиданно успокоился и вперился в Олега Иваныча единственным глазом. - Я ведь и еще кой-что знаю. Для ревельского рата бесполезное, а вот для тебя... О Софье-боярыне сказать ли?

Софья? Олегу Иванычу показалось, что он ослышался. Ну откуда эта пиратская морда... хотя...

- Говори, собака! - Олег вытащил меч.

- Остынь, остынь, боярин. Все скажу, все. Только слово сперва дай.

- Какое еще тебе слово?

- Что отпустишь, когда все, как на духу, поведаю.

- А если палача позову?

- Кат? Так те мои слова кату без надобности, а с перепугу мало ль что наболтать можно. Так получу слово?

- Ладно. - Олег Иваныч махнул рукой, лень ему было как следует пытать эдакого морального урода. - Считай, получил.

Дождь шел все сильнее, все чаще стучали по траве капли, за камнем собралась уже изрядная лужа. Олег Иваныч не обращал внимания на дождь, даже плащ не накинул на плечи, так и держал в руке, ибо одноглазый поведал такое...

Во-первых, боярыню Софью пиратам заказал Ставр. Через их посредников в Нарве. Ну, об этом Олег Иваныч и без него давно догадался. Спутников Софьи приказано было убить, то, что они все-таки остались живы, - целиком на совести пиратского вожака, голландца Хорна ван Зельде, имевшего на новгородцев свои виды явно коммерческого характера. Что делалось после побега пленников - одноглазый, похоже, и вправду не знал. Зато знал другое! Вернее - другого. Ушкуйника Олексу, за слова о котором многое бы дали и сам Ставр, и софейский владыка Феофил, и бывший ключник Пимен. По словам одноглазого, отыскал-таки Олекса место, где чеканят фальшивые деньги. Вызнал - и кто чеканит, и зачем. За что и поплатился жизнью. Это - во-вторых... Ну, а в-третьих... В-третьих - наконец-то признал одноглазого Олег Иваныч, недаром тот таким знакомым казался. Вот как только заговорил про Олексу да про Обонежье, так и признал! Вспомнилась распятая на бревне тихвинская проститутка Тонька-Зараза - неплохая, по сути, девка - зверски убитая, с отрезанным языком... за то, что болтала лишнее о банде Тимохи Рыси. Вспомнилась и корчма на окраине Тихвинского посада. И ее одноглазый хозяин...

- Кривой Спиридон! - ахнул Олег Иваныч. - Бот уж, поистине, неисповедимы пути Господни! Как же ты тут оказался, пес? Говори, коль уж начал.

- Слово-то помнишь, боярин?

- Не забыл, не забыл, не сомневайся.

А оказался в здешних краях Спиридон не просто так. Бежал, в колдовстве обвиненный. Серьезнейшее, по тем временам, дело, даже на Ставрову заступу надежды не было. Хотя... Может, к тому делу Ставр-то и приложил руку - слишком уж много знал одноглазый корчемщик. Поступить так - вполне в духе Ставра, вполне... В общем, видала одна баба, будто летала над Тихвинским посадом корова - ревела, аки медведь, а полетав - на двор Спиридона спустилась. Еще и зелье у Кривого нашли, и письмена ведовские. Как ни божился он, что зелье-то - для крепости винной, а письмена - долговые расписки, не поверили. Схватили владычным именем да кинули в поруб. Там же, на посаде Тихвинском. Да вот цепь-то ржавой оказалась. Придушил Спиридон стражника - да ноги в руки. Леса окрестные знал - не раз с кистенем по большой Кузьминской дорожке хаживал. Только на сей раз туда не подался - опасался Ставровых. В Новгород пробрался, да на лодью, матросом. Как раз к сентябрю дело было. На последнюю навигацию успел. По пути пираты встретились. Хорн ван Зельде. Купцы шведские, чья лодья была, биться не решились, восемь частей товара отдали, да были отпущены с честью. Часть команды с пиратами порешила остаться - те еще были людишки, матросы-то - с ними и Кривой Спиридон. За зиму малехо насобачился по-немецки шпрехать, умом да хитростью авторитет себе создал. Вот и был в Ревель на разведку заслан. Тут и словил его Олег Иваныч! Спросил, как выслушал:

- Так что с Олексой-то?

- Нет уж давно в живых Олексы-ушкуйника, - Спиридон пожал плечами. - То наверняка ведаю!

- Может, сам и убил?

- Что ты, что ты, боярин! Прости, Господи...

Зря божился Кривой Спиридон, не боясь Бога. Это ведь он и убил Олексу, по прямому приказу Ставра. Воткнул нож в шею. Про то не признался сейчас Олегу, ну, и того, что порассказал, хватит. Зато про честное слово не забыл напомнить.

- Какое еще тебе честное слово? - возмутился Олег Иваныч, однако, мечом ремни на руках разрубив, пнул ногой одноглазого да напутствовал сердечно: - Пшел отсель, пес!

Обрадованный Спиридон не заставил себя долго упрашивать - враз побежал к морю, в малиновых кустах скрылся.

Олег Иваныч, меч в ножны вложив, в город побрел устало. Пока шел - думал. Пережевывал полученную информацию. Да о Софье все больше вспоминалось. Первую встречу с нею, в Тихвинском храме Успения, Спиридон нехотя напомнил, появлением своим одним, духом тихвинским. В длинном черном покрывале, в черных же, ниспадающих до самой земли одеждах, с бледным красивым лицом и большими золотисто-карими глазами, стояла тогда Софья в храме, показалась она тогда Олегу Иванычу словно сошедшей с иконы. И как он смотрел на нее, не отрываясь, и как Софья вдруг что-то почувствовала, обернулась, встретившись взглядом с Олегом. Тот аж вздрогнул тогда, словно провалился в омут золотистых глаз боярыни... Эх, Софья, Софья...

Погруженный в невеселые мысли, по сторонам не смотрел Олег Иваныч, да и на что там смотреть-то, на море, что ли? Эка невидаль - набралась меж горами вода да плещется. Так и вошел в ворота, да направился в конец Длинной улицы, к Евлампиеву двору- А за ним... А за ним змеей, за углами прячась, крался Кривой Спиридон! Зря, ой зря не пришиб пирата Олег Иваныч, отпустил змеюку ядовитейшую, проявил, так сказать, гуманизм, совсем никому не нужный! Нет, чтоб сразу голову с плеч... Ну да ладно, ужо все мы крепки умом-то задним...

В русском квартале, в доме Евлампия, ждали уже, дожидались. Сам хозяин да оружейных дел мастер Томас. Только они и были, даже Еленка из горницы с позором была изгнана. Знать, дело зачиналось тайное...

Кота за хвост тянуть не стали - прямо за обедом и начали. Пока мясную похлебку с луком хлебали, рассказал Томас про кораблишко, у какой-то там старой мызы на мелководье запрятанный. Хороший такой кораблишко - вместительный. На ход туговат, правда, - так на что она нужна, скорость-то? К середине июня всяко в Новеград пришлепает. С медью, вестимо. От которой барыш - рухлядью мягкой да зубом рыбьим взятый - сам-десять станет, ежели не все сам-двадцать! Тогда можно и свадьбу... Братство православное, правда, покривится изрядно, узнав про Еленку-то. Да то дело поправимое - гульден, он везде гульден! На новую церковную крышу уж всяко наскребет по сусекам Евлампий. Зато внуки его, Еленкины детушки - полноправными гражданами Ревеля уродятся, а заматереют, Бог даст - и в Ганзейский союз не последними людьми пробьются. У Томаса уже и капитан на примете имелся. Знамо дело - швед. Завтра с утра уж и кораблишко осмотрит, имя которому - "Пленитель Бурь". Знал Томас - был такой корабль в Сигтуне, о том ему Пауль Бенеке, капитан знакомый, рассказывал. И про то рассказывал, что сгинул "Пленитель Бурь" где-то в Северном море, то ли от бури, то ли от английских пиратов. Ну, про то еще мало кому известно было...

- А ты, гepp Олег, на кораблишке том торговым представителем будешь.

Ну, это само собой, понятно. Зиц-председатель. Чтоб пиратам было с кого головы рубить начинать.

- Риск, конечно, есть, - согласно кивнул Томас. - Но ма-аленький...