ведь нет? То есть...
ним.
На ней была летняя блузка, слегка топорщившаяся на груди, и темная юбка,
сливающаяся с землей. Она сбросила тапки, ее ступая белели во мраке.
раньше не обращал на такие вещи внимания.
сорвался, словно она испугалась, что сказала слишком много.
пытаясь справиться с возбуждением, которого не понимал и которому, в
общем, не доверял. Сейчас он был уверен: она этого хотела. Но знала ли она
наверняка, к чему приведет ее желание?
возражала. Он гладил ее с интересом, но без удовольствия, потому что,
несмотря на браваду, боялся сделать что-либо большее. Потом осторожно
высвободил блузку из-под пояса.
ей блузку через голову и увидел, как поднялись ее маленькие груди, когда
она вскинула руки. Лифчика на ней не было.
пальцем стал ласкать сосок. Не убирая руку, он привлек Любу к себе и снова
поцеловал. На сей раз это был огонь. Он высунул язык, чтобы вкусить ее
сладость.
грудь. Она запустила пальцы в его волосы.
Любины ноги слегка раздвинулись, и его рука скользнула с колена на
внутреннюю сторону бедра. Плоть была гладкая и горячая.
ли это? Если он должен раздеться, раз уж посмел, не убежит ли она и не
расскажет ли все родителям?
смел себе представить, и внезапно достигла соединения ее ног. Трусиков на
ней не было. Дрожа от напряжения и возбуждения, он продолжил движение - и
обнаружил вдруг густую влагу.
причинил ей боль, у нее пошла кровь!"
"Что я наделал!" - корил он себя.
Пятым. "Зачем ты это сделал, распутный юноша! - скажут они. - Разве ты не
знаешь, что никогда-никогда не должен дотрагиваться до девушки в _э_т_о_м
месте?" Неужели придется везти ее в больницу?
узор ветвей кустарника в звездном небе - таком же холодном, как сжимавший
его сердце страх. "Что я наделал... что... ей всего тринадцать лет!"
лицо.
раньше этого не делал?
подбородком.
вознесшееся над пробуждающейся женщиной. - В самом деле, не знаешь? Ну и
ну! А я думала, ты совсем большой мальчик.
как...
ночное небо, ринулся прочь, потрясенный и смущенный.
двадцати лет. Он никому не сообщал о своих планах; на Хвее само собой
разумелось, что отпрыск высокородной Династии будет возделывать поля отца.
Наконец, его призвали, что, как он знал, рано или поздно должно было
произойти.
деревянное кресло с прямой спинкой, почти трон, возвышалось в углу
напротив входа; взгляд вошедшего упирался в эту зловещую реликвию. У
дальней стены стоял обитый плюшем диван, но пользовались им редко. На
стене над диваном висела цветная фотография симпатичной молодой женщины
Долорес Десятая, умершая двадцать с лишним лет тому назад при родах. Атон
не мог смотреть на эту фотографию без чувства глубокой и болезненной вины,
смешанной с совсем другим чувством, которое не находил точного имени.
возраст. Будь он здоров, он оставался бы сильным мужчиной,
целеустремленным и решительным, способным прожить еще лет пятьдесят; но он
не был здоров и сохранил лишь силу рассудка. Слишком долго подставлял он
свое тело заразному весеннему болоту ("весеннему" только условно на
безсезонной Хвее), и его поразила неизлечимая - в данном месте - ржа.
Аврелий, оставаясь таким, каков он есть, отказался от длительного лечения
на далекой Земле, вдали от своей усадьбы. Он лишь однажды покидал планету
и поклялся не делать этого впредь: теперь он умирал за свою клятву. Атон,
прослышав кое-что о предшествующих обстоятельствах, смирился с этой
клятвой, хотя никогда не накладывал ее на себя. Особенно близки они с
отцом не были.
медленно и быстро уставал. От него осталась лишь скорлупа былой молодости.
Хвеи подпускали его, но без радости; слишком много болота проникло в него,
анафема для нежных цветов. Он был изможден: казалось, плоти между висящей
кожей и хрупкими костями почти не было.
разговора, но понимая, что тот должен произойти. В их отношениях было
много печального, и каждый видел печаль в другом, понимая, что она еще не
достигла надира. Они влачили общий крест и не могли сбросить его до самой
смерти.
убежденностью, на какую был способен, жалкий в ее подразумеваемой
сомнительности. - Скоро тебе придется взять себе жену.
единственным занятием. Смерть дочери Десятых, жены Аврелия, повредила
посевам Пятых, и лишь стремительный успех Атона предотвратил бы их полную
гибель. Для хвей необходим устойчивый душевный климат, а здесь его не
было. Успешное хозяйство велось семьей, и браки очень тщательно
обдумывались. Вопрос был слишком важным, чтобы доверять его решение
незрелой молодежи.
гордиться. Обладатели Первых фамилий предпочитали иметь сыновей для
продолжения рода, но опекали дочерей, стараясь выдать их замуж как можно
выгоднее. Бывали случаи, когда высокородные дочери вообще отказывались
вступить в брак, только бы не уронить положения. Ранг Пятых был
благоприятным, но большинство дочерей на выданье было ниже их, а выше -
считанные единицы. Необходимы были сложные переговоры.
внезапную боль. Иномиряне считали Династии Хвеи равнодушным и холодными, и
отчасти так оно и было, но в пределы формальной структуры человеческие
связи оказывались очень крепкими. Атон очень редко говорил с отцом, и
отношения между ними были необычны даже для их уклада жизни, но его ничуть
не удивило, что Аврелий потратил много усилий на устроение выгодного брака
для своего сына. Род не должен утратить своей славы, и Атон - единственный
мужчина из Пятых, кто мог ее сохранить.
процветать...
Русанов Владислав
Корнев Павел
Буркатовский Сергей
Посняков Андрей
Каменистый Артем
Маккэфри Энн