лабораторию и завел автомобиль. Позади него осталось в темноте здание,
освещенное белым светом Луны, стоящей над холмами. Он вел машину по
извилистой подъездной аллеи, бегущей вниз, к дороге вдоль берегов озера,
слушал скрежет шин, врезающихся в острый гравий покрытия. Потом он
переключил скорость и нажал на педаль акселератора.
неразличимые в темноте, он осознал, что хотя не замечал их очертаний,
сохранил в мозгу их образ и форму. Это было неопределенное чувство,
источником ему служило почти физическое впечатление, он воспринимал его
словно прикосновениями глаз непосредственно из котловин и впадин между
взгорьями. Несколько минут он поддавался этому чувству, не стараясь даже
определить его точнее, создавая в мозгу странные конфигурации очертаний.
озера, тут же у подножия холмов он внезапно почувствовал огромную тяжесть
массива, возвышающегося на фоне темного неба - острой скалы из блестящего
мела - и осознал тождественность этого чувства с зарегистрированным так
сильно в его памяти. Ведь смотря на скалы он осознал те миллионы лет,
которые прошли с мгновения, когда она впервые поднялась из магмы земной
скорлупы. Острые хребты, поднимающиеся в трехстах футов под ним, темные
впадины и щели, нагие глыбы, лежащие вдоль шоссе, - все это имело
собственное выражение, которое принимал в мозгу тысячью голосов - суммой
всего времени, которой проплыло в течение всей жизни массива - было
психическим образом так определенным и ясным, словно он его только что
увидел.
чувствовал, как на него обрушилась вторая волна времени. Картина была
шире, но основывалась на более короткой перспективе, она била из широкого
круга озера и изливалась на острые, разрушающиеся уже известняковые скалы,
как мелкие волны, бьющие о мощный выступ континента.
разрыв, разделяющий два этих течения времени, чувствуя, как картины
усиливаются и углубляются в его мозгу. Подавляющий возраст пейзажа и едва
слышные голоса, доходящие от озера и белых холмов, казалось, переносили
его в прошлое, вдоль бесконечных коридоров к первому порогу мира.
лица холмов кричали, отражаясь эхом в непроницаемых полях времени как два
гигантских, противоположных полосах магнита. Когда он, наконец, вывел
автомобиль на открытое пространство озера, ему казалось, что он чувствует
в себе тождественность каждого зернышка песка и кристалла соли, зовущих
его с цепи окрестных холмов.
наружному кругу, очертания которого уже проглядывали в свете
приближающейся зари. Над собой он слышал звезды, космических голосов,
которые наполняли небо, с одного конца по другой, как настоящий небосклон
времени. Как накладывающиеся радиосигналы, перекрещивающиеся в
пространственных углах неба, падали словно метеор из самых узких щелей
пространства. Над собой он видел красную точку Сириуса - и слушал его
голос, длящийся много, много миллионов лет - приглушенный спиральной
Туманностью Андромеды, гигантскую карусель исчезнувших вселенных, голоса
которых были почти так же стары как и сам космос. Он знал теперь, что
небосклон был бесконечной вавилонской башней - песней времени тысяч
галактик, накладывавшихся друг на друга в его сознании. Когда он
приближался к центру мандалы, наклонил еще голову, чтобы взглянуть на
сверкающий уступ Млечного пути.
центральной плиты, он почувствовал, что хаос голосов утихает и он слышит
один, доминирующий голос. Он взошел на плиту и поднял взгляд к темному
небу, смотря на созвездия, на галактические острова и за них, слушая
слабые правечные голоса, доходящие до него через миллионолетия. В кармане
он чувствовал ленту и направил взгляд к отдаленному Гончему Псу, слыша его
мощный голос.
горизонтом, к нему плыл непрерывно огромный поток времени, наполняющего
небо и Вселенную и охватывающий все, что в них содержится. Пауэрс знал,
что плывущее медленно и величественно время имело свой источник у истоков
самого Космоса. Когда поток коснулся его, он почувствовал на себе его
гигантскую тяжесть, поддался ей, легко уносимый вверх гребнем волны. Его
медленно сносило, поворачивало лицом в направлении прилива. Вокруг
затуманились контуры холмов и озера, у него остались только космические
часы - неустанно смотрящие ему в глаза образ мандалы. Всматриваясь в нее
он чувствовал, как понемногу исчезает его тело, сливаясь с огромным
континуумом потока, несущего его к центру великого канала, за надежды, но
к отдыху, во все более тихие реки вечности.
автомобиля и неуверенно приблизился к бетонному наружному кругу. В
пятидесяти метрах дальше, в центре мандалы, стояла на коленях у трупа
Пауэрса Кома, касаясь руками лица умершего. Порыв ветра пошевелил песок и
принес под ноги Калдрена обрывок ленты. Калдрен поднял его, осторожно
свернул и сунул в карман. Утро было холодное, поэтому он поднял воротник
пиджака, одновременно наблюдая за Комой.
вызову полицию. Ты останься с ним. - Он прервался и немного погодя
добавил: - Не позволяй им повредить часы.
пошел в направлении автомобиля.
позднее остановил машину перед лабораторией Уайтби.
работал. Калдрен вошел внутрь и включил свет. Дотронулся ладонью до
генератора. Берилловый цилиндр был нагрет. Круглый лабораторный стол все
еще медленно вращался, установленный на один оборот в минуту. Полукругом,
в нескольких футах от стола лежала груда контейнеров и клеток, накиданных
одна на другого. В одной из них огромное, похожее на паука растение почти
смогло выбраться из вивария. Ее длинные прозрачные щупальца все еще
цеплялись за края клетки, но тело растекалось в липкую, круглую лужицу
слизи. В другой чудовищный паук запутался в паутине и висел посредине
гигантского, трехмерного фосфоресцирующего клубка, конвульсивно
вздрагивая.
лежал на спине посреди руки своей клетки с расколотым шлемом, закрывающим
глаза. Калдрен приглядывался к нему некоторое время, потом сел к столу и
поднял телефонную трубку. Набирая номер он заметил кружок киноленты,
лежащей на столе. Он всматривался минуту в надпись, потом положил ленту в
карман. После разговора с полицейским постом он погасил в доме лампы, сел
в машину и медленно отъехал.
просвечивало солнце. Он въехал лифтом наверх и прошел в свои музей. Там он
раздвинул занавесы и приглядывался отражениям солнечных лучей в
экспонатах. Потом он передвинул кресло к окну, сел в него и неподвижно
всматривался в полосы света.
полчаса она ушла, но потом звал кто-то другой. Он встал и задвинул все
занавеси во фронтонных окнах, чтобы его оставили в покое.
полусне он то и дело протягивал руку, чтобы уменьшить приток света,
попадающего через щели между занавесями, лежал и думал - так же, как потом
долгие месяцы - о Пауэрсе и его странной мандале о семи человеках экипажа
и их путешествии к белым садам Луны и о голубых людях с Ориона, которые
говорили о старых, чудесных мирах, согреваемых золотистыми шарами
солнцеотдаленных галактических островов, которые навсегда исчезли в
умноженной смерти Космоса.
Шилова Юлия
Круз Андрей
Ильин Андрей
Буркатовский Сергей
Русанов Владислав
Андреев Николай