карнавале" не спят и бесшумно наблюдают за ней. В соседней
клетке гарпия начала медленно переступать с ноги на ногу. --
Скорее, -- сказала Она, -- скорее. Шмендрик уже вставлял ключ в
замочную скважину. При первой неудачной попытке замок молчал,
но когда он попытался вставить второй ключ, замок громко
выкрикнул:
него был голос Мамаши Фортуны.
ключ, и замок с презрительным ворчанием открылся. Шмендрик
широко распахнул дверцу клетки и мягко произнес: -- Прошу вас,
леди. Вы свободны.
попятился.
меньше и не такая... О Боже.
долгим отсутствием. Кто-то звал ее издалека, но Она согревала
деревья, пробуждала травы. Галькой о днище лодки проскрежетал
голос Ракха: -- Ну, Шмендрик, я сдаюсь. Почему ворон похож на
классную доску?
только волшебника и пустую клетку. Рука его нырнула в карман и
появилась вновь.
ухмылке. -- Теперь она нанижет тебя на колючую проволоку и
сделает ожерелье для гарпии. -- Он повернулся, направляясь к
фургону Мамаши Фортуны.
неуклюжий полупрыжок-полуполет, он приземлился прямо на спину
Ракха, зажав ему глаза и рот своими длинными руками. Они упали
вместе, но Шмендрик поднялся первым и пригвоздил коленями плечи
Ракха к земле. -- На колючую проволоку, -- задыхался он. -- Ты
-- мешок с камнями, ты -- пустырь, ты -- разорение. Я набью
тебя несчастьем, покуда оно не польется из твоих глаз. Я
превращу твое сердце в траву, а все, что ты любишь, в овец. Я
превращу тебя в плохого поэта с возвышенными мечтами. Я сделаю
так, что все ногти у тебя на ногах станут расти внутрь. Ты у
меня попляшешь.
футов в сторону.
под силу даже превратить сливки в масло. Волшебник только
начинал подниматься на ноги, как в свою очередь Ракх придавил
его к земле.
он. -- Ты любишь выпендриваться, хотя при твоей силенке... --
Его руки, тяжелые как ночь, сомкнулись на горле волшебника. Она
не видела. Она была у самой дальней клетки, где скулил, рычал и
припадал к земле мантикор. Концом рога Она прикоснулась к замку
и, не обернувшись, направилась к клетке дракона. По очереди Она
освободила всех -- сатира, Цербера, Змея Мидгарда. Чары
пропадали, когда узники обретали свободу и исчезали в ночи, кто
быстро, кто медленно и неуклюже, -- веселая собака, лев,
обезьяна, крокодил и змея. Никто не благодарил ее, но Она и не
ждала благодарности.
единорога, донесшийся к ней сквозь открытую дверь. Арахна
трудилась над паутиной, полагая, что это Млечный Путь,
опадающий хлопьями снега. Она шепнула:
сновала вверх и вниз по своему железному ткацкому станку.
Паучиха не остановилась даже на секунду, и когда Она
воскликнула: -- Это очень красиво, Арахна, но это не искусство,
-- новая паутина тихо, как снег, опускалась вдоль прутьев.
исчезла. Это гарпия, взмахивая крыльями, собиралась с силами --
так навстречу изогнувшемуся гребню волны несутся потоки
смешанной с песком воды. Залитая кровью луна вырвалась из-за
облаков, и Она увидела Келено, золотую, с волосами, полыхавшими
как пламя. Сильные, холодные взмахи крыльев сотрясали клетку.
Гарпия смеялась.
единорога. Волшебник сжимал в руках тяжелую связку ключей, Ракх
потирал голову и мигал. Слепыми от ужаса глазами смотрели они
на поднимающуюся гарпию. Ветер пригибал их, толкал друг на
друга, их кости гремели.
бледный, повернувшись к ней, открывал и закрывал рот; Она
знала, что он кричит, хотя и не могла слышать его: "Она убьет
тебя, она убьет тебя! Беги, глупая, пока она еще в клетке! Она
убьет тебя, если ты ее выпустишь!"
оказалась перед Келено, Темной. На мгновение ледяные крылья
повисли в воздухе как облака, и древние желтые глаза гарпии
опустились прямо в сердце единорога, притянув ее к себе. "Я
убью тебя, если ты освободишь меня, -- говорили глаза. --
Освободи меня".
клетке гарпии. Дверь клетки не отворилась, и прутья не растаяли
в свете звезд. Гарпия подняла свои крылья, и все четыре решетки
медленно опали, как лепестки раскрывающегося в ночи гигантского
цветка. На обломках ужасная в своей красе и свободная вскричала
гарпия, волосы ее развевались, как мечи. Луна съежилась и
скрылась. Без ужаса Она удивленно воскликнула: -- О, ты такая
же, как я! -- и радостно попятилась, чтобы увернуться от
гарпии, рог ее взметнулся в злобном ветре. Гарпия ударила один
раз, промахнулась и с медным звоном взлетела в сторону. Дыхание
ее было теплым и зловонным, крылья звенели. Гарпия сияла над
головой. Она видела свое отражение на бронзовой груди гарпии и
чувствовала, как свет чудовища отражается от ее тела. Как
двойная звезда, кружили они друг подле друга, и подо всем
съежившимся небосводом не было никого реальнее этой пары.
Гарпия в восторге смеялась, и глаза ее обрели цвет меда. И Она
поняла, что гарпия собирается ударить во второй раз.
нее, а мимо; она пронеслась так близко; что одним пером до
крови поранила плечо единорога, светлые когти ее были нацелены
в самое сердце Мамаши Фортуны, которая простирала к ней свои
острые пальцы, как бы призывая гарпию к себе на грудь.
освободились бы! Вы были моими!
и упала. Гарпия припала к ее телу, скрыв его, и бронзовые
крылья ее побагровели.
бежать, бежать. Это был волшебник. Глаза его были громадны и
пусты, а лицо, всегда слишком юное, стало, совсем детским. --
Нет, -- ответила Она. -- Следуй за мной. Гарпия издала густой
довольный звук, от которого у волшебника задрожали колени. Но
Она вновь сказала: -- Иди за мной.
было, но в глазах волшебника Она была луной, холодной, бледной
и очень старой, освещавшей путь к безопасности или к
сумасшествию. Он следовал за ней, не оглянувшись, даже когда
удар бронзовых крыльев прервал тяжелый топот Ракха и раздался
предсмертный его крик.
бежать. Это привлекает их внимание. -- Ее голос был мягок, и в
нем не слышалось жалости. -- Никогда не беги, -- сказала Она,
-- ступай медленно и притворись, что думаешь о другом. Пой
песню, рассказывай поэму, показывай свои фокусы, но иди
медленно, и она, быть может, не станет преследовать. Иди очень
медленно, волшебник.
человек в черном и белый зверь с одним рогом. Волшебник жался к
ее свету так близко, как только осмеливался, ведь вокруг в
темноте метались голодные тени, тени звуков, с которыми гарпия
уничтожала жалкие остатки "Полночного карнавала". Но один звук
долго преследовал их уже после того, как затихли остальные, --
тонкий сухой плач паука.
заговорить. -- Бедная старуха, -- прошептал он наконец. Она
ничего не сказала, и Шмендрик поднял голову и странно поглядел
на нее. Начинал накрапывать серый утренний дождь, и она плыла в
нем, словно дельфин.