Откуда-то издалека послышался голос Стенли, требующий, чтобы Комина
отослали. Никто не отреагировал. Комин сказал:
вернулось к Комину.
Он поглядел на Комина. - А теперь вы готовы говорить?
желваки.
Кохранов ничего здесь не добьетесь, и ты это знаешь. Я думала, у Комина
может быть ответ.
Комина тяжелым, пронизывающим взглядом. - Чего вы ищите, Комин?
Возможности вмешаться?
что случилось с Паулем Роджерсом.
спас мою шею. Я уже не раз говорил вам это. Я хочу заплатить свой долг. Я
хочу узнать о нем, несмотря на всех Кохранов.
мяч, захватив его корабль, спрятав вахтенные журналы, пытаясь превратить
Большой Прыжок - величайшее дело, когда-либо совершенное человеком - в
обыкновенные дешевые мошеннические делишки.
звездный двигатель принадлежат нам. А журнал уничтожен, как мы и говорили.
И мы привезли сюда Баллантайна, пытаясь что-то сделать для него... - Он
прервал себя, лицо его передернулось, словно от какого-то шокирующего
воспоминания.
снова спросил:
знаю, и вы тоже хотите узнать это.
был в коме и не мог говорить. Он блефует, пытаясь нас одурачить.
вы убедили меня, что знаете нечто и вы можете увидеть Баллантайна. Но я не
буду иметь с вами дело после этого. Я только один из Кохранов, а это
касается всех нас. Других здесь не будет до вечера по земному времени, и
тогда мы можем сразиться. Достаточно честно?
маленький козырь, и он должен сыграть им так, чтобы подумали, что козырей
у него полные руки. - Не много. Но я знаю, что начнется волнение, если
людям станет известно, что существует трансурановая планета.
изменилось, но с лица Стенли сошла краска и оно посерело. Затем Сидна
сказала в полной тишине:
сегодня ты наделала предостаточно неприятностей.
сказала она.
ними. В конце коридора была скользящая металлическая дверь, а за ней лифт,
который, медленно шипя, стал спускаться вглубь лунной скалы. Комин начал
потеть, рубашка прилипла к телу, по спине опять бежал холодок. Сердце
стучало бешено, нервно, стало трудно дышать. Морщины на лице Питера
Кохрана били глубокими. Он выглядел так, словно долго не спал. Стенли
стоял в стороне от них, погруженный в свои мысли. Глаза его медленно
переходили с Комина на Питера Кохрана и обратно. На скулах вздулись
желваки.
подвалах под замком Кохрана. Они содержали установки для воздуха и воды,
генераторы, горы припасов, необходимых для поддержания жизни и удобств в
этом искусственном пузыре на поверхности Луны. Скалистый пол, по которому
они шли, вибрировал от пульсирующей работы насосов.
Комин подумал, что он, вероятно, ходил здесь очень часто, и он уловил
тончайшую эманацию страха, исходящую от загорелого, породистого лица.
Стенли тащился за ними, шаркая подошвами по гладкому полу.
были напряжены.
положенную на дверь.
большинства припасов и так же поспешно наполнена вещами, делавшими ее
отчасти госпиталем, отчасти лабораторией, отчасти камерой. Сильные лампы
заливали ее голым безжалостным светом. Здесь были два человека и что-то
еще.
теперь стал гораздо старше. Другой человек был Комину не знаком, но у него
был такой же напряженный, испуганный вид. Они быстро повернулись к
входящим. Молодой врач взглянул на Комина, и глаза его расширились.
на пол, куда угодно, только не на белую кровать с ограждением по бокам. -
Есть какие-нибудь перемены?
забыл о своих спутниках, аппаратах и лабораторных приспособлениях. Свет
был яркий, очень яркий. Он был сфокусирован прямо на кровати, и за
пределами его круга все, казалось, исчезало: люди, голоса, эмоции.
его крик, видел, как он умирает, и это было достаточно плохо. Никто не
должен видеть подобное".
человеческих возможностях. Нужно ждать появления совершенно новой науки, -
возбуждение в голосе было сильнее страха, сильнее чего бы то ни было.
растворяясь в туманном полумраке вокруг единственного овала света. Комин
поднял руки, не сознавая, что делает, и схватился за прохладное ограждение
кровати. Все тепло и сила покинули его, внутри остался лишь ужас.
был Баллантайн, и он был мертв, совершенно мертв. Не было ничего, чтобы
скрыть его мертвость: ни поднимающихся от дыхания ребер, ни бьющегося
где-то под прозрачной кожей пульса, и следы вен были темные, а лицо...
Комин, когда Баллантайн был еще жив, увеличивались и брали верх теперь,
когда он умер. Это было так, словно какая-то новая, ужасная форма жизни
заняла пустую оболочку, когда Баллантайн покинул ее, безмозглая, слепая,
бесчувственная жизнь, умевшая только шевелиться, двигаться и подергивать
мускулами, что поднимала и опускала члены скелета, что заставляла пальцы
сжиматься и разжиматься, а голову - медленно поворачиваться из стороны в
сторону.
простыни; Движение, что клало свою богохульную длань даже на лицо, в