словно лебедушка, разглядывая нас с высоты. Симпатичное это было зрелище,
жаль, не хватило сил оценить его по достоинству.
- Всем удобно? - весело спросила она.
Глупый вопрос, но нянечки в больницах обычно говорят именно таким тоном.
Кто-то застонал, где-то расплакался ребенок. Стюардесса подплыла к миссис
Тарбаттон и осведомилась:
- Что вам подать на завтрак? Может быть, омлет?
Я стиснул челюсти и отвернулся, всей душой желая ей проглотить язык. Потом
снова взглянул в ее сторону. Что ж, за свой идиотский вопрос она
поплатилась - и теперь вычищала ответ.
Когда она разобралась с миссис Тарбаттон, я неуверенно подал голос:
- Э-э... Можно вас... Мисс...
- Эндрюс.
- Мисс Эндрюс, не могли бы вы сделать мне укол? Видите ли, я передумал.
- Сей момент, - улыбнулась она и вытащила из поясной сумочки шприц.
Укол ожег меня болью, и я подумал, что с конфетой все-таки придется
расстаться. Но боль быстро утихла. Я почувствовал себя почти счастливым -
насколько можно быть счастливым на смертном одре.
Стюардесса сделала инъекции всем желающим, проявившим, подобно мне,
излишнее самомнение, а миссис Тарбаттон вкатила двойную дозу, чтоб та
больше не рыпалась. Тем временем двое смельчаков расстегнули ремни и
устремились к иллюминаторам; я прикинул и решил, что у меня хватит сил
последовать за ними.
Передвигаться в невесомости совсем не так легко, как кажется на первый
взгляд. Я отстегнул ремни и сел. Вернее, хотел сесть. Потому что на самом
деле я отчаянно молотил руками и ногами в воздухе, пытаясь уцепиться хоть
за что-нибудь.
В результате очередного кульбита я приложился затылком к переборке,
отделявшей нас от рулевой рубки, и тут же увидел звезды. Но не в
иллюминаторе, а у себя в голове. А потом палуба с креслами стала медленно
двигаться мне навстречу.
Я ухватился за крепежный ремень и, наконец, встал на якорь. В кресле, к
которому мне удалось пришвартоваться, сидел какой-то толстячок.
- Извините, - сказал я.
- Не за что, - ответил он и с ненавистью отвернулся.
Оставаться было нельзя, но и добраться до своего кресла, не перещупав по
дороге всех пассажиров, я тоже не мог. Поэтому я снова взмыл в воздух,
стараясь проделать это как можно аккуратнее, и даже умудрился схватиться за
поручень, прежде чем врезался спиной в переборку.
Поручень тянулся вдоль всей переборки; я вцепился в него и не выпускал из
рук, пока по-обезьяньи не дополз до иллюминатора.
И впервые увидал Землю из космоса.
Не знаю, чего я, собственно, ожидал, но только не того, что увидел. Земной
шар был похож на снимки в учебниках по географии, а еще больше - на
телеизображение в зале ожидания на станции Супер-Нью-Йорк. И в то же время
совсем не похож. Разница была примерно такая же, как между угрозой, что
сейчас вам дадут под зад, и настоящим пинком.
Не снимок, не изображение. Живая Земля.
Во-первых, она не висела в самом центре экрана; шар был сдвинут к краю
иллюминатора, и корма нашего корабля отъела здоровый кусок Тихого океана. А
во-вторых, она вращалась, уменьшаясь в размерах. Пока я разглядывал ее, она
на глазах съежилась чуть не вполовину, становясь при этом все более
круглой. Да, Колумб был прав.
С моего наблюдательного пункта была видна оконечность Сибири, потом
Северная Америка, затем слева направо проплыла северная часть Южной
Америки. Над Канадой и восточной частью Штатов нависли густые облака - в
жизни не видал такой белизны: белее, чем полярные шапки. А прямо напротив
Солнце отражалось от поверхности океана и слепило глаза. Другие части
океана в разрывах облаков казались почти багровыми.
Она была настолько прекрасна, что у меня перехватило дыхание - так хотелось
дотронуться до нее рукой.
А вокруг сияли, звезды - крупные и куда более яркие, чем когда смотришь на
них из старушки Америки.
Вскоре у иллюминаторов образовалось настоящее столпотворение. Малышня
теребила родителей, родители, приговаривая: "Сейчас, сейчас, детка",
глазели в космос и отпускали глупые замечания. Мне это надоело. Я уселся в
кресло, пристегнул один ремень, чтобы не взлететь ненароком, и погрузился в
раздумья. Знаете, а ведь испытываешь какую-то гордость при мысли о том, что
родился на такой большой живописной планете. Как выяснилось, я все-таки
многого на ней не успел повидать, несмотря на путешествия во время уроков
географии, скаутский поход по Швейцарии и каникулы, проведенные с Джорджем
и Анной в Сиаме.
И теперь у меня уже не будет возможности наверстать упущенное. От этой
мысли как-то взгрустнулось.
Из задумчивости меня вывел знакомый голос:
- Уильям, мальчик мой, ты чего приуныл? Поташнивает?
Пижон Джонс! Убейте меня зонтиком! Знал бы я, что он собирается
эмигрировать, я бы дважды подумал, прежде чем трогаться в путь.
Я спросил, откуда он, черт побери, взялся.
- Оттуда же, откуда и ты, естественно. Я задал тебе вопрос.
Я проинформировал его, что меня не тошнит, и поинтересовался, что навело
его на такую мысль. В ответ он схватил меня за руку и, рассмеявшись,
показал на красное пятнышко от укола. Я с силой выдернул руку.
Он снова засмеялся и сунул мне под нос свою руку, на которой горело такое
же пятнышко.
- Не суетись, дружище, - сказал он. - Как видишь, от этого не застрахованы
даже лучшие из лучших. - И добавил: - Пошли прошвырнемся, пока нас опять не
пристегнули.
Я согласился. Вряд ли я выбрал бы его в друзья, но все-таки, что ни говори,
знакомое лицо. Мы добрались до люке, ведущего на соседнюю палубу. Я начал
спускаться, но Джонс остановил меня:
- Давай сходим в рулевую рубку!
- Чего? Так нас туда и пустили!
- Попытка не пытка. Айда!
Мы развернулись и двинулись по короткому проходу, в конце которого маячила
дверь с надписью: "Рубка управления. Вход воспрещен". Кто-то внизу
приписал:
"Это к тебе относится. Понял?"
А ниже:
"Да неужели?"
Джонс подергал за ручку. Дверь была заперта. Рядом торчала какая-то кнопка,
он нажал - и дверь широко распахнулась. Прямо перед нами стоял человек с
двумя нашивками на воротнике. За ним сидел другой, постарше, с четырьмя
нашивками.
- Кто это, Сэм? - спросил сидевший. - Скажи им, что они не на базаре.
- Чего вам надо, ребята? - осведомился первый.
- Сэр, простите, нас очень интересует астронавигация, - выпалил Джонс. - Вы
позволите нам войти?
Я понял, что сейчас нас выставят вон, и уже повернулся, когда старший вдруг
сказал:
- Черт с ними, Сэм, пускай заходят!
Младший пожал плечами:
- Как скажете, шкипер.
- Держитесь за что-нибудь, - приказал капитан, когда мы вплыли внутрь. - Не
бултыхайтесь перед глазами. И чтобы ничего не трогали, иначе уши отрежу. А
теперь докладывайте - кто такие?
Мы представились.
- Рад познакомиться, Хэнк. И с тобой тоже, Билл, - сказал капитан. -
Приветствую вас на борту.
Он протянул руку и коснулся рукава скаутской формы, который опять выполз
наружу.
- Что это у тебя, сынок?
Я покраснел и рассказал, как меня пропускали через контрольный пункт.
- Хотел контрабандой провезти, да? - усмехнулся капитан. - Слышь, Сэм, он
таки заставил нас взять незаконный груз! Выпьешь чашку кофе, сынок?
Оба они жевали бутерброды и пили кофе - не из чашек, разумеется, а из
пластиковых бутылочек с сосками, словно младенцы. Я отказался. Укол мисс
Эндрюс свое действие оказал, но рисковать мне не хотелось. Хэнк Джонс тоже
отказался от кофе.
Иллюминатора в рубке не было. Его заменял большой телеэкран, расположенный
прямо на носу, но он был выключен. Да-а, подумал я, видела бы миссис
Тарбаттон, что капитан даже не смотрит, куда мы летим! И, похоже, его это
не колышет.
Я спросил про иллюминаторы. Это только для пассажиров, объяснил капитан.
- На кой мне иллюминатор? - продолжил он. - Высунуть голову и высматривать
дорожные знаки? Все, что надо, мы видим и без него. Сэм, вруби парнишкам
видео.
- Слушаюсь, шкипер.
Второй пилот подплыл к своему креслу и принялся нажимать на кнопки.
Надкушенный бутерброд повис в воздухе.
Я огляделся по сторонам. Рубка была круглая, сплюснутая к носу. Два
вместительных пилотских кресла спинками упирались в переборку, отделявшую
рубку от пассажирского салона. Почти все пространство между креслами
занимал компьютер.
Кресла, а вернее койки, отличались от пассажирских: неправильной формы,
подогнанной под человеческое тело; голова, спина и колени лежащего
приподняты, как на больничной кровати; по бокам подлокотники, чтобы не
уставали руки на пульте управления. А сам пульт изгибался дугой, чтобы
пилот мог видеть показания приборов, даже когда ускорение пригвоздит его к
креслу.
Маркеев Олег
Ковальчук Вера
Пехов Алексей
Сертаков Виталий
Белогорский Евгений
Смоленский Вадим