лучи восходящего солнца показались в расселине горы за шатром и осветили
усеченный утес, возвышающийся перед ним. Свет окрасил серые камни в цвета
осенних листьев, которыми полны в это время года долины Орлеана. Утес
незаметно переходил в крепостные стены. Только очень острый глаз мог
заметить, где желобки покрытого эрозией камня переходят в штриховку
каменной кладки.
двух сотен футов. У Бертрана не было ни лестниц, ни крюков, ни веревок,
чтобы взобраться на вершину.
такую высоту, когда сверху на него летят стрелы и сыплются камни.
между Аламутом и противоположной горой. По ней шла единственная дорога к
крепости, по крайней мере, единственная, которую можно было видеть и о
которой можно было говорить, и слабой струйкой тек ручей. Этот ручей
возможно мог питать, колодцы внутри крепости. Между дорогой и водой,
зажатыми меж отвесных скал, и разместились палатки людей и коновязи.
том, что они должны пить и брать воду выше по течению, а мыться и
облегчаться ниже. Некоторые из них до сих пор не беспокоились об этом.
Хотя это и были основы воинского искусства.
возможностей.
не было места для их постройки как не было места и для маневра, но главное
- здесь не было дерева - и невозможно было купить за сирийские динары. Это
была страна, где вооруженные христианские воины на конях были дороги, но
простые доски и брусья были еще дороже.
сначала на север, потом на юг, затем снова на север... И за каждым
поворотом ожидали сарацины. Перед поворотом склон холма под дорогой они
превращали в крутой обрыв, а склон над дорогой защищали стеной камней. Так
что оставался очень узкий проход, достаточный лишь для того, чтобы рядом
могли проехать два вооруженных всадника. В ста шагах от каждого такого
прохода располагался отряд сарацинских стрелков. Они пили охлажденные
соки, ели фрукты и сладости и посылали стрелы в прорези шлемов тех
христиан, которые пытались проехать.
сотни лет войны сарацины так поработали над скалами, что даже швейцарский
пастух дважды подумает о восхождении. Воины Бертрана хорошо дрались
верхом, хотя могли бы, ради славы, карабкаться на стены с помощью лестниц
или передвижных башен. Но они никогда не согласились бы на медленную,
методичную осаду с кирками и лопатами, с канатами и механизмами против
неприятеля, который скатывает камни и осыпает стрелами. Бертран рассчитал,
что из каждых десяти, кто пойдет на штурм, лишь двое смогут достичь ворот
цитадели. То же мог просчитать и каждый его воин и отказаться от платы.
контролировать все пути в форт. Невозможно было узнать, страдает ли
неприятель от голода и столкнется ли он с этой проблемой в течение года
или будет смеяться над ним с высоты стен.
какой-нибудь тайный ход, но узнать это можно было, лишь расспросив местных
жителей, которые все были сарацинами. Возможно, за золото они могли бы ему
кое-что рассказать, а затем вывести его прямо под стрелы защитников,
особенно ночью.
момент для всякой осады. Он мог лишь предполагать, что шейх Синан и его
хашишиины не слишком-то озабочены присутствием христиан в долине.
своем шатре и считая деньги и дни осады. Его люди были вполне довольны,
кормя лошадей, точа клинки, смазывая маслом кольчуги и поедая свой рацион.
Они будут делать это, пока не выйдет все продовольствие и динары, а потом
они могут уйти.
отмечал черноту крови вокруг раны на шее Торвальда де Хафло, окостенелость
его конечностей, пурпурную темноту ляжек и ягодиц, которую врач описывал
как просачивание крови.
времени смерти - около середины ночи, когда все в лагере спят. Все, кроме
тех, кто стоит на страже вдоль дороги и у коновязи. Если бы какой-нибудь
сарацин проник в лагерь и нанес сэру Торвальду несколько ножевых ран, тот
разбудил бы всю долину шумом драки и своими пронзительными криками. Все
могло произойти раньше, говорил Бертран, когда люди были заняты игрой и
выпивкой. Или позднее, когда они просыпались, лязгая своими доспехами и
горшками.
разрезов. Посмотрите на ткани вокруг раны. Удар вертикально прошел между
сухожилиями и кровеносными сосудами шеи. И когда лезвие дошло до
позвоночника, кровь растеклась между позвонками.
бриться, Господин, изготовленное человеком, который может вытащить желчный
пузырь у вас из живота, а вы ничего не почувствуете.
лошади и сбить его с ног, когда он одет в стальной шлем и кольчугу.
Ассасин, убийца, который держал этот нож, знал о костях, мускулах и
кровеносных сосудах не меньше хирурга. Он знал, как воткнуть кинжал -
очень острый кинжал - в спящего человека, чтобы тот не проснулся.
ваши люди раскидывают между палатками. Человек, который захочет сделать
это, может двигаться, не поднимая шума.
Этот убийца кто-нибудь из лагеря. Может быть, у него была месть к сэру
Томасу, из-за прошлых дел.
ваши сказки о крадущихся ассасинах.
вашим суждением об этих вещах.
могилу.
незакрепленные в сухую почву своими голыми ногами. Пальцы ног были длинные
и крючковатые, и когда он поворачивал ногу, сухожилия выступали вокруг
мясистых подушек пальцев. Кожа вокруг кривых и ороговелых ногтей кожа была
собрана белыми полукружьями.
башмаках и без них, больше чем ноги самого старого верблюда на Дороге
Пряностей. Несмотря на это, ноги Хасана были ногами молодого человека, с
сильной стопой, хорошо оформленными мускулами и правильно расположенными
костями.
молодого человека, если бы не многочисленные морщины. Волосы его были
толстыми и черными, вились, как у юного пастуха. Мускулы играли, когда он
спускался по скалистому склону, перебирался через медленный поток по
камням, пробираясь в лагерь христиан.
самому следить за пришельцами, Хасан перепоручил эту работу подчиненным
хашишиинам, - до сегодняшнего дня, когда он сам решил увидеть этих людей.
устрашения. Запертые в долине из-за своего собственного упрямства и
ложного понятия доблести, христианские рыцари победят себя сами. Жара,
жажда, соленый пот и подавленное желание действовать любой ценой
несомненно сделают свое дело. Оставленные на три недели в этой узкой
долине, они могут съесть себя живьем.
свою репутацию. Человек может сойти с ума в этих местах, и этому никто не
будет удивляться. Но счесть себя побежденным ночным ветром, укусом
скорпиона и по приговору духов - это уже легенда.
большой для себя и своих слуг, как поступил бы сарацинский? Или он выбрал
самую маленькую палатку для собственных нужд и разместил своих людей с
относительными удобствами? Это вполне могло быть в духе их странных
представлений о братстве и равенстве.
поднял ее край.
и очищения ударил ему в лицо. Хашишиин отвернулся, стараясь дышать
маленькими глотками, и прислушиваясь к тому, что происходило внутри.