людей, встреченных им за всю жизнь.
напоминали гранитные колонны нефа, воспарявшие ввысь, поддерживая свод из
зеленой кроны. Запах хвои идеально подходил для размышлений. Гуляя по
извилистым оленьим тропам, Фернандес часто ощущал, что находится в святом
месте, что он не просто человек из плоти и крови, но наследник вечности.
переплетенными сосновыми сучьями, Эдуардо не обнаружил ничего необычного.
Ни стволы, ни ветки не обуглились, не были хоть как-то повреждены жаром,
не заметно даже подпалин на коре или потемнения на пучке иголок. Тонкий
слой снега под деревьями нигде не подтаял, и единственные следы, которые
здесь были, принадлежали оленям, енотам и зверям еще поменьше.
указательным пальцами правой руки в перчатке. Ничего экстраординарного.
деревья стояли в лучистом свечении. Несколько старых сосен поднимались
выше двухсот футов. Теней становилось все больше, и они чернели сильнее,
чем ясеневые почки в марте, так как солнце находило все меньше места,
чтобы прорваться вниз.
ним - это тревога в сердце.
было поделать на зимнем ветру.
которые оставил на пятнах снега и толстом ковре опавшей сосновой хвои.
Хруст его шагов вспугнул сову, дремавшую на насесте высоко в своем тайном
жилище.
это обостряло его недовольство. Неладно. Что, черт возьми, это означает?
Неладно, и все тут.
снегом полю, которое уже виднелось между стволов впереди, - он внезапно с
уверенностью ощутил, что не сможет дойти до открытого пространства, что
нечто стремится к нему сзади, некое существо, неопределимое так же, как и
неладность, которую он чувствовал повсюду вокруг. Он пошел быстрее. Страх
рос с каждым шагом. Уханье совы, казалось, перетекает в звук настолько же
чужой, как вопль Немезиды в ночном кошмаре. Он споткнулся о вытянувшийся
корень, его сердце забилось как молот; с криком ужаса он резко обернулся,
чтобы встретиться лицом к лицу с каким угодно демоном, преследовавшим его.
остались позади. Он был в безопасности.
страх абсолютной уверенности, что это пришло, - что? - точно вторглось в
него, что Он тянет его книзу и собирается совершить с ним нечто,
определенно более жуткое, чем убийство, что оно имеет нечеловеческие цели
и неизвестные планы в отношении него, настолько странные, что он не
способен их постичь, они просто вне его понимания. На этот раз он был
захвачен ужасом настолько черным и глубоким, настолько безрассудным, что
уже не смог найти в себе мужества обернуться и встретить пустой день
позади, - если на самом деле он теперь окажется пустым. Он помчался к
дому, который казался гораздо дальше, чем в сотне ярдов, недостижимой
целью. Зарываясь ногами в снег, разбрасывая его во все стороны, старик
спотыкался о твердую наледь, бежал и шатался, и бил по кочкам, вверх по
холму, издавая бессловесные звуки слепой паники: "Ууууааа!" Весь интеллект
был подавлен инстинктом, пока он не оказался на ступеньках крыльца, по
которым бешено вскарабкался, и уже наверху, наконец, обернулся и крикнул:
- Нет! - ясному, бодрому, голубому монтанскому дню.
следами, одинокими, от самого леса.
для выхода, наслаждаясь теплом, которое лилось из камина, - и все никак не
мог согреться.
мучительно скучает по своей жене. Если старость заползла в него, кто
вокруг это заметит? Старый, одинокий человек, в бреду вообразивший всякую
жуть.
из стенного шкафа в кабинете ружья и винтовки. И зарядил их все.
тоже был полицейским, хотя и не в том же участке, что Джек. Хонги сами не
имели детей, и поэтому Мэ была совершенно свободна и могла оставаться с
Тоби так долго, сколько понадобится в том случае, если Хитер пробудет в
больнице допоздна.
телевизора и рассказала Тоби, что произошло. Она сидела на скамеечке, а
он, отбросив одеяла, устроился на краешке кресла. Мать стиснула его
маленькие руки в своих. Хитер не делилась с ним самыми мрачными деталями,
частью потому, что и сама не знала их все, но также и потому, что считала:
восьмилетка не справится со столь многим. С другой стороны, не могла
умолчать обо всем произошедшем, так как они были семьей полицейского и
жили с подавленным ожиданием какого-то несчастья, которое обрушилось этим
утром. Даже ребенку было нужно, и он имел право, знать правду, когда его
отца серьезно ранили.
несколько сильнее, чем он, возможно, собирался.
что он подтвердится потом:
гораздо старше восьми лет. Может быть, дети полицейских растут быстрее
прочих, быстрее, чем нужно.
два попадания в корпус. Так сказал Кроуфорд. Боже! Что это значит? Прошли
в легкие? В живот? В сердце? По крайней мере, его не ранили в голову.
Томми Фернандес был поражен в голову, никаких шансов выжить.
постаралась загнать его обратно, не осмеливаясь предоставить ему голос
перед Тоби.
губа дрожала. - Что с преступником?
сделать, как нужно, мы должны быть сильными. Хорошо?
мальчика.
надо будет беспокоиться за нас, и он сможет сосредоточиться на своем
выздоровлении.
и вправду горжусь тобой, ты знаешь это?
папой.
попытался сдержать слезы.