и убежать, но сильные руки отца схватили его. Инстинкт, а не рассудок
двигал мальчиком, поскольку мысли могли соприкасаться и на больших
расстояниях.
ушла чувствительность, а насилие всегда оставалось насилием. Но жестокость
была необходима. Беркхальтер искал. Иногда он навязывал Элу ключевые
понятия, и в ответ поднимались волны воспоминаний.
остался один сидеть на скамье, наблюдая за тем, как красный отсвет умирает
на снежных пиках. Белизна их была подкрашена красным. Но было еще не
слишком поздно. Человек глуп, и был глуп с самого начала, иначе бы он знал
бесполезность такой попытки.
Глаза Беркхальтера стали жестче. И мальчик будет перевоспитан. Будет. Но
еще не сейчас, не раньше, чем жаркий гнев настоящего уступит место
симпатии и пониманию.
дюжину Болди, работавших вместе с ними в Издательском Центре. Не у всех из
них были семьи, но никто не уклонился от встречи, когда полчаса спустя они
встретились в задней комнате Таверны Язычника в деловой части города. Сэм
Шейн поймал отрывок знания Беркхальтера, и все они прочли его эмоции.
Слитые в единое целое своим телепатическим чувством, они ждали, когда
Беркхальтер будет готов.
не заняло много времени. Он рассказал им о японском дереве из драгоценных
камней со сверкающими безделушками, о сверкающей приманке. Он рассказал им
о расовой паранойе и пропаганде. И эта самая эффективная пропаганда была
упрятана в сахарную оболочку, и искажена так, что мотив становился
незаметен.
рыбу, чей гибкий разум был достаточно впечатлительным, чтобы пойти
дорогами опасного безумия. Взрослые Болди могли слушать, но они не делали
этого. Юные телепаты имели более высокий порог мысленного восприятия, и
взрослые не читают книг своих детей, если только не хотят убедиться в том,
что в их страницах нет ничего вредного. И ни один взрослый не будет
утруждать себя слушанием мысленной передачи о Зеленом Человеке.
Большинство из них воспринимали это просто как фантазию своих собственных
детей.
уловить мысли своих детей, и что-то отпрянуло от них, настороженное и
полное тревоги.
Таверны Язычника и, перейдя улицу, подошли к универсальному магазину.
Дверь была заперта. Двое из них вышибли ее плечами.
опрокинутым стулом стоял человек. Его голый череп блестел в свете лампы.
Рот его беспомощно открывался.
смертоносной стеной.
мозгу Беркхальтера, когда он шел домой. Болди, который не носил парика, не
был безумцем. Но он был параноиком.
размеров тиранический эгоизм и яростная ненависть к обычным людям. Это
было чувство самопрощения, возможно безумного.
людьми!"
считать удавшейся полностью. С одной группой все было в порядке. Ее
составляли те Болди, которые носили парики и приспособились к своему
окружению. Другая группа состояла из душевнобольных, и ее можно было не
принимать в расчет, потому что эти люди находились в психиатрических
лечебницах.
сумасшедшими, но и разумными их тоже назвать было нельзя. Они не носили
париков.
лишь одним из многих.
Беркхальтера. Он послал мысль вперед, она коснулись сознания Этель и
ненадолго задержалась, чтобы приободрить ее.
который, смущенный и несчастный, наконец выплакался и уснул. Сейчас в его
мозгу были только сны, немного поблекшие, немного напряженные, но их можно
будет очистить. И так будет.
раскатистый гром, который прокатился несколько раз и исчез, когда я поднял
одеревеневшие веки. Однако я понял, что я слышал. Это был реактивный
самолет, возможно, разыскивающий меня, и снова был день. Его кинокамера
скоростной съемки, должно быть, работала, записывая мелькающий под ней
ландшафт, и как только самолет вернется на базу, фильм будет обработан и
просмотрен. Будет обнаружено место падения моего самолета - если оно есть
на пленке. Но прошел ли самолет над этим узким каньоном между двумя
вершинами? Я не знал этого.
вялость. Тишина сомкнулась вокруг меня. Я тяжело поднялся на колени и
потом выпрямился. Единственным звуком было мое дыхание.
хотелось этого; я хотел лечь и заснуть. Мой мозг погружался во мрак. Один
раз я обнаружил, что стою неподвижно, и холод пробрал меня.
мне лучше было делать это, иначе бы я лег и умер. Что же случилось после
того, как Веннер был убит? Следующая Ключевая Жизнь, кажется, принадлежала
Бартону? Бартон и Три Слепые Мыши. Я думал о Бартоне и продолжал ходить по
кругу, понемногу согреваясь, и время начало раскручиваться в обратную
сторону, пока я не стал Бартоном в Конестоге, около двух столетий назад, и
в то же время я был самим собой, наблюдающим за Бартоном.
винта. Мелькнул и исчез черный изогнутый силуэт окуня. Лодка сменила галс
и направилась к дальнему берегу. Сознание Бартона на мгновение вспыхнуло
ревущим безумием голода, а потом энергией и чистым экстазом, по мере того,
как его мысль проникала в глубину воды и входила в контакт с какими-то
формами жизни, преисполненными инстинкта, но не разума - только яростная
жажда жизни, которая теперь, спустя пятнадцать лет, была так ему знакома.
прощупывании. В этих спокойных американских водах не было ни акул, ни
крокодилов, ни морских змей. Это была просто привычка, выработанная
осторожность, благодаря которой Дэвид Бартон стал экспертом в своей
области, одной из немногих вакансий, доступных телепатическому меньшинству
Болди. И после шести месяцев в Африке чего ему хотелось больше всего, так
это не контакта - а чего-то, чтобы снять его психическое напряжение. В
джунглях Болди может найти общение с природой вне-Торовского Торо, но не
даром. За языческим духом этих первобытных районов бился настойчивый пульс
сильного инстинкта: почти бездумное самосохранение. Только в картинах
Руссо, которые пережили Взрыв, Бартон ощущал ту же яркую, почти безумную
страсть к жизни.
дед, возле Чикаго, и мог немного отдохнуть.
машину вверх, как будто этим движением он избегал чего-то неминуемого. Вы
живете в основном на земле, и уж если вам случилось быть телепатом - что