вышел, оставаясь таким же хозяином положения, как и когда входил, и
сказал, что хочет есть, и что это все ерунда, он почти все время проспал.
зная, когда мы тебя выпустим?
самое нелепое.
совершенно невыносимый.
на кухню, попросите остатков, да захватите воды - полную бутылку или
что-нибудь такое. - Он обернулся к Кадагву. - Мы тебе дадим целый мешок
еды, так что можешь сидеть в этой дыре, сколько захочешь.
сатирического актера. - Ты - заключенный. Ты не имеешь права возражать.
Понял? Повернись кругом. Положи руки на голову.
мы можем тебя побить, а тебе придется стерпеть это, и никто тебе не
поможет. Потому что мы можем тебе напинать по яйцам, а ты не имеешь права
дать нам сдачи. Потому что ты не свободен. Ну, как, хочешь довести это
дело до конца?
замершая группа вокруг фонаря, в темноте, среди тяжелых стен фундамента.
лезь в камеру! - И, когда Кадагв повернулся, чтобы выполнить приказание,
Тирин выпрямленной рукой толкнул его в спину, так что он с размаху упал.
Кадагв резко охнул, то ли он неожиданности, то ли от боли, и сел, держась
за палец, ободранный или выбитый о заднюю стенку камеры. Шевек и Тирин
молчали. Они стояли неподвижно, с ничего не выражающим лицами, в роли
тюремщиков. Теперь уже не они играли эту роль, она сама владела ими.
Младшие мальчики вернулись, неся холумовый хлеб, дыню и бутылку воды; они
разговаривали между собой, но странное молчание у камеры сразу же охватило
и их. Еду и воду просунули в камеру, дверь подняли и заклинили. Кадагв
остался один в темноте. Остальные столпились вокруг фонаря. Гибеш
прошептал:
толком объяснить, что его так рассмешило. Они все начали хохотать - без
объяснений, захлебываясь смехом, пока не стали задыхаться. Все понимали,
что мальчику, запертому там, внутри, слышно, как они смеются.
взрослые уже тоже легли спать, хотя кое-где в бараках еще горел свет.
Улица была пуста. Мальчишки с хохотом неслись по ней, окликая друг друга,
вне себя от радостного сознания, что у них есть общая тайна, что они
мешают другим, что они озорничают. В своем общежитии они перебудили
половину ребят, гоняясь друг за другом по холлам и между кроватями. Никто
из взрослых не вмешался; постепенно шум затих.
решили, что Кадагв сам нарвался, и теперь пусть сидит в тюрьме целых две
ночи.
пиломатериалов, и мастер спросил, где Кадагв. Шевек переглянулся с
Тирином. Не ответив, он почувствовал себя умным, хитрым, могущественным.
Но когда Тирин спокойно ответил, что он, наверно, сегодня пошел в другую
группу, эта ложь неприятно поразила Шевека. Ему вдруг стало не по себе от
своего чувства тайного могущества: у него зачесались ноги, загорелись уши.
Когда мастер обратился к нему, он резко вздрогнул от страха, или тревоги,
или от какого-то подобного чувства, которого он раньше никогда не
испытывал; это было что-то вроде смущения, только хуже: глубоко внутри и
мерзкое... Он заделывал и шлифовал песком дырки от гвоздей в трехслойных
холумовых досках и сами доски шлифовал песком до шелковистой гладкости. И
каждый раз, как он заглядывал в свои мысли, в них оказывался Кадагв. Это
было отвратительно.
видом к Тирину и Шевеку.
голосом.
альтруизм! Пусть досидит до конца, тогда сам себя потом уважать сможет.
направился к учебному центру. Тирин знал его; он больше не стал тратить
время на спор с ним, а пошел следом. Одиннадцатилетние плелись сзади. Они
проползли под зданием к камере. Шевек вышиб одну подпорку, Тирин - вторую.
Дверь тюрьмы с глухим грохотом упала наружу.
очень медленно встал и вышел наружу. Он сутулился больше, чем было нужно
из-за низкого потолка, и часто-часто мигал от света фонаря, но выглядел,
как обычно. Воняло от него невероятно. Пока он сидел в камере, у него
неизвестно почему сделался понос. В камере было нагажено, на рубашке у
него были мазки желтого кала. Когда при свете фонаря он увидел это, он
попытался прикрыть их рукой. Никто ничего не сказал.
спросил:
уборную. Там он наклонился над унитазом, его стало рвать. Спазмы
прекратились только через четверть часа. Когда они прошли, он почувствовал
себя совершенно вымотанным, ноги у него дрожали. Он пошел в общую комнату
отдыха, немножко почитал физику и рано лег спать. Ни один из всех пятерых
больше ни разу не подходил к тюрьме под учебным центром. Никто из них ни
разу не упомянул об этом случае, кроме Гибеша, который однажды похвастался
им нескольким мальчикам и девочкам постарше; но они ничего не поняли, и он
перестал говорить об этом.
Северного Склона стояла Луна. Четыре паренька лет пятнадцати-шестнадцати
сидели между островками колючей травы земляного холума и смотрели вниз на
Региональный Институт и вверх на Луну.
замечания.
что там, на Уррасе, сидят на холме люди, смотрят на Анаррес, на нас, и
говорят: "Глядите, вон Луна". Наша земля - их Луна, а наша Луна - их
земля.
расплывчатый кусок бирюзы, не совсем круглый, уже начинавший убывать.
Северная ледовая шапка сверкала так, что глазам было больно.
коричневая шишка - это А-Ио.
драгоценными камнями в пупках, и волос на них нет.
компании. Присутствие женского пола их всех угнетало. Последнее время им
казалось, что мир полон девочек. Куда бы они не поглядели, наяву ли, во
сне ли - всюду они видели девочек. Все они пробовали совокупляться с
девочками, некоторые из них с отчаяния даже пробовали не совокупляться с
девочками. Ни то, ни другое не помогало. Все равно всюду были девочки.
смотрели один и тот же видеоурок, и образ переливающихся всеми цветами
радуги драгоценных камней в гладкой ямке пупка на блестящих от масла
женских животах с тех пор тайно преследовал каждого из них.
Корнев Павел
Маккарти Кормак
Никитин Юрий
Контровский Владимир
Майер Стефани
Ибсен Генрик