"Малый Апокриф". Я погасил свет и вернулся вниз. Я боялся войти в его
кабину: она могла туда вернуться. Некоторое время я стоял у двери, потом,
стиснув зубы, превозмог страх и вошел.
лежавшие на полу у окна, потом подошел к шкафу и закрыл его. Я не мог
смотреть на эту пустоту между комбинезонами.
книгой и, наконец, добравшись до последней пачки, лежавшей между кроватью
и шкафом, обнаружил нужный том.
именном указателе лежала закладка. Красным карандашом на ней было записано
имя, которое мне ничего не говорило: Андре Бертон. В книге оно встречалось
дважды. Сначала я отыскал первое упоминание о нем и узнал, что Бертон был
резервным пилотом на корабле Шеннона. Следующее упоминание было на сто с
лишним страниц дальше.
однако, когда через шестнадцать дней выяснилось, что плазменный океан не
только не проявляет никаких признаков агрессивности, но отступает перед
каждым приближающимся к его поверхности предметом и всячески избегает
непосредственного контакта с какими-либо аппаратами и людьми. Шеннон и его
заместитель Тимолис отменили некоторые правила безопасности, так как это
страшно затрудняло и замедляло проведение работ.
которые проводили полеты над океаном на расстоянии иногда в несколько
сотен миль. Использовавшиеся раньше в качестве защиты излучатели,
окружавшие территорию работ, были стянуты на Базу. Первые четыре дня после
этих изменений прошли без всяких происшествий, если не считать случавшихся
время от времени поломок кислородной аппаратуры скафандров, так как
выходные клапаны оказались очень чувствительными к корродирующему действию
ядовитой атмосферы. В связи с этим их приходилось заменять почти
ежедневно.
высадки, двое ученых, Каруччи и Фехнер (первый был радиобиологом, а второй
- физиком), проводили исследовательский полет над океаном в небольшом
двухместном аэромобиле. Это был не летательный аппарат, а глиссер,
передвигающийся на подушке сжатого воздуха.
Базой в отсутствие Шеннона, объявил тревогу и выслал всех свободных людей
на поиски.
через час после вылета исследовательских групп перестала действовать.
Причиной было большое пятно на красном солнце, излучавшее мощные
корпускулярные потоки, достигавшие верхних слоев атмосферы. Действовали
только ультракоротковолновые аппараты, которые позволяли поддерживать
связь на расстоянии около двухсот миль. В довершение всего перед заходом
солнца спустился туман, и поиски пришлось прекратить.
них на расстоянии восьмидесяти миль от берега наткнулась на аэромобиль.
Двигатель работал, и совершенно исправная машина висела над волнами. В
прозрачной кабине находился только Каруччи. Он был без сознания.
В тот же вечер он пришел в себя. О судьбе Фехнера Каруччи ничего не мог
сказать. Помнил только, что, когда они уже решили возвращаться, он
почувствовал удушье. Дыхательный клапан заклинился, и внутрь скафандра при
каждом вдохе проникала небольшая порция ядовитых газов.
и встать. Это было последнее, что помнил Каруччи. Возможный ход событий,
по мнению специалистов, был таким. Исправляя аппарат Каруччи, Фехнер
открыл верх кабины, вероятно, потому, что под низким куполом он не мог
свободно двигаться. Это было допустимо, так как кабины таких машин не были
герметичными и только защищали от непосредственного воздействия атмосферы
и ветра. Во время этих манипуляций мог испортиться аппарат Фехнера, и
ученый, потеряв сознание, выбрался через открытый купол из машины и
свалился вниз.
должно было плавать на поверхности океана - не дали результатов. Впрочем,
возможно, оно и плавало. Тщательное исследование тысячи квадратных миль
почти постоянно покрытой лохмотьями тумана волнистой пустыни превышало
возможности экспедиции.
спасательные аппараты, за исключением большого грузового вертолета, на
котором вылетел Бертон.
когда о нем уже начали серьезно беспокоиться. Бертон находился в состоянии
нервного шока. Он выбрался из вертолета только для того, чтобы кинуться
бежать. Когда его поймали, он кричал и плакал. Для мужчины, имеющего за
плечами семнадцать лет космических полетов, иногда в тяжелейших условиях,
это было поразительно. Врачи решили, что он отравился.
равновесию, не хотел ни на минуту выйти из главной ракеты экспедиции, ни
даже подойти к окну, из которого открывался вид на океан, заявил, что
хочет подать рапорт о своем полете. Он настаивал на этом, утверждая, что
речь идет о деле чрезвычайной важности.
больного воображения человека, отравленного газами атмосферы, и как
таковой помещен не в историю экспедиции, а в историю болезни Бертона. На
этом все и закончилось.
очевидно, сам рапорт Бертона о событии, которое привело этого пилота к
нервному потрясению. Я снова начал перекладывать книги, но "Малого
Апокрифа" обнаружить не удалось. Я очень устал и поэтому, отложив
дальнейшие поиски до утра, вышел из кабины.
сверху. Значит, Сарториус все еще работал. Так поздно! Я подумал, что
должен с ним встретиться.
ветерок. Полоски бумаги бесстрастно шелестели над вентиляционными
отверстиями. Двери главной лаборатории представляли собой толстую плиту
шероховатого стекла, вставленного в металлическую раму. Изнутри, стекло
было заслонено чем-то темным. Свет пробивался только сквозь узкие окна под
самым потолком. Я нажал ручку, но, как и ожидал, дверь не поддалась.
Внутри царила тишина, и лишь время от времени слышался какой-то слабый
писк. Я постучал - никакого ответа.
Кельвин! Мне нужно с вами увидеться, прошу вас, откройте!
на "Прометее"! - кричал я, приблизив губы к щели между дверным косяком и
металлической рамой. - Доктор Сарториус! Тут никого нет, только я!
Откройте!
кто-то укладывал металлические инструменты, на металлический поднос. И
вдруг... Я остолбенел. Раздался звук мелких шажков, будто бегал ребенок.
Частый, поспешный топот маленьких ножек. Может... может быть, кто-нибудь
имитировал его, очень ловко ударяя пальцами по пустой, хорошо резонирующей
коробке.
быстрых, плохо слышных размашистых шагов. Похоже было, что человек шел на
цыпочках. Но если он шел, то не мог одновременно имитировать детские шаги?
"А впрочем, какое мне до этого дело?" - подумал я и, уже не сдерживая
бешенства, которое начинало охватывать меня, заорал:
чтобы посмотреть, как вы разыгрываете комедию! Считаю до десяти. Потом
высажу дверь!!!
выполнить свою угрозу тем или иным способом. Хотя бы пришлось отправиться
на поиски взрывчатки, которая наверняка имелась на складе в достаточном
количестве. Я сказал себе, что не должен уступать, что не могу играть
этими сумасшедшими картами, которые вкладывала мне в руки ситуация.
толкал, занавеска внутри отодвинулась примерно на полметра, гибкая тень
упала на матовую, как бы покрытую инеем плиту двери, и немного хриплый,
дискант сказал:
фигура, заслонившая половину двери, старательно задернула занавеску и
проделала целую серию каких-то непонятных движений. Мне показалось, что я
услышал треск передвигаемого деревянного столика, наконец дверь немного
приоткрылась, и Сарториус протиснулся в коридор.
казалось, его тело под кремовым трикотажным комбинезоном состоит из одних
только костей. Шея была повязана черным платком, на плече висел сложенный
вдвое прожженный реактивами лабораторный халат. Чрезвычайно узкую голову
он держал немного набок. Почти половину лица закрывали изогнутые черные
очки, так что глаз его не было видно. У него была длинная нижняя челюсть,