Чтение 8–й страницы книги ~Футурологический конгресс~

-- Вы что? Шевелите ногами, коллега! -- отчитывал меня
Троттельрайнер, пригнувшись к рулю.

-- Нет! Остановка. Я выхожу! -- решительно возразил я.

Тандем вильнул и остановился. Профессор, упираясь ногой в
землю, издевательски указал на окружающую нас темноту:

-- Как хотите. Бог в помощь!

Он уже отъезжал.

-- Вашими молитвами! -- бросил я ему вслед.

Красная искорка сигнального фонаря исчезла во тьме, а я,
обескураженный, присел на дорожный столбик, чтобы обдумать
положение. Что-то кололо меня выше колен. Я машинально протянул
руку, нащупал какие-то ветки и начал обламывать их. Стало больно.
Если это мои побеги, сказал я себе, тогда, несомненно, я все еще
галлюцинирую! Я наклонился, чтобы проверить, -- и вдруг меня
ослепило. Из-за поворота блеснули серебряные фары, огромная тень
машины притормозила, открылись дверцы. На приборном щитке горели
зеленые, золотистые, синие огоньки индикаторов, матовый свет
обволакивал стройные женские ноги в нейлоновых чулках, золотые
туфельки-ящерицы покоились на педалях, темное лицо с пунцовыми
губами склонилось ко мне, на пальцах, сжимавших баранку,
сверкнули брильянты.

-- Подвезти?

Я сел -- и даже забыл о своих ростках, до того я был
ошарашен. Украдкой провел по своим ногам ладонью -- и нащупал
чертополох.

-- Что, уже? -- послышался низкий чувственный голос.

-- В каком смысле? -- растерянно отозвался я.

Женщина пожала плечами. Мощный автомобиль рванулся, она
нажала какую-то клавишу, кабина погрузилась во тьму, лишь
навстречу нам мчалась освещенная полоса асфальта; из передней
панели поплыла щелкающая мелодия. Странно как-то, размышлял я.
Что-то не то. Руки -- не руки, ноги -- не ноги. Правда, не ветки
-- чертополох, но все-таки, все-таки!

Я присмотрелся к незнакомке внимательней. Она, несомненно,
была красива -- что-то в ней было манящее, демоническое и
персиковое одновременно. Но вместо юбки торчали какие-то перья.
Страусиные? Или это галлюцинация?.. С другой стороны, нынешняя
женская мода... Я терялся в догадках. Шоссе было пусто; мы
мчались так, что игла спидометра перегибалась через ограничитель
шкалы. Чья-то рука вцепилась мне сзади в волосы. Я вздрогнул.
Длинные острые ногти царапали мне затылок -- не жестоко, а скорее
игриво.

-- Что это? Кто там? -- Я хотел обернуться, но не смог. --
Пустите!

Впереди показались огни, какой-то большой дом, под колесами
захрустел гравий, машина резко свернула, прижалась к тротуару
вплотную, остановилась.

Рука, все еще державшая меня за волосы, принадлежала другой
незнакомке, одетой в черное, -- бледной, стройной, в темных
очках. Дверцы машины открылись.

-- Где мы? -- спросил я.

Не ответив, они взялись за меня: первая выталкивала из
машины, вторая тащила наружу, стоя уже на тротуаре. Я вышел. В
доме веселились, оттуда доносилась музыка, чьи-то пьяные крики; у
стоянки золотом и пурпуром переливался фонтан, освещаемый из
окна. Мои спутницы стиснули меня с двух сторон.

-- Но мне некогда, -- пробормотал я.

Они будто не слышали. Та, в черном, наклонилась и горячо
дохнула мне в ухо:

-- Хо!

-- Простите, что?

Мы были уже у дверей; их начал разбирать смех, и смеялись
они не просто так, а надо мной. Все в них отталкивало меня; к
тому же они становились все меньше. Приседали? Нет -- ноги у них
покрывались перьями. Ага, облегченно вздохнул я, все-таки,
значит, галлюцинация!

-- Какая еще галлюцинация, недотепа! -- прыснула незнакомка
в очках. Она подняла обшитую черным жемчугом сумочку и огрела
меня прямо по темени. Я взвыл от боли.

-- Поглядите-ка на этого галлюцинанта! -- кричала другая.

Страшный удар обрушился на то же самое место. Я упал,
закрывая руками голову. Открыл глаза. Надо мною склонился
профессор с зонтом в руке. Я лежал на бетоне возле канала. Крысы
как ни в чем не бывало ходили парочками.

-- Где, где болит? -- допытывался Троттельрайнер. -- Здесь?

-- Нет, здесь... -- Я показал на вспухший затылок.

Взяв зонт за верхний конец, он врезал мне по больному месту.

-- Спасите! -- взмолился я. -- Ради Бога, довольно! За что...

-- Это и есть спасение! -- ответил безжалостно футуролог. --
К сожалению, у меня под рукой нет другого противоядия!

-- Но хотя бы не набалдашником, прошу вас!

-- Так вернее...

Он ударил меня еще раз, повернулся и кого-то позвал. Я
закрыл глаза. Голова невыносимо болела. Меня тряхнуло --
профессор и мужчина в кожаной куртке, ухватив меня под мышки и
под колена, куда-то несли.

-- Куда?! -- закричал я.

Щебенка сыпалась прямо в лицо с шатающихся перекрытий; я
чувствовал, как мои санитары ступают по какой-то хлипкой доске
или мостику, и боялся, что они поскользнутся. "Куда это мы?" --
тихо спросил я. Никто не ответил. В воздухе стоял непрестанный
гул. Стало светло от пожара; мы были уже на поверхности, какие-то
люди в мундирах хватали подряд всех, кого удавалось вытащить из
канализационного люка, и бесцеремонно швыряли в открытые дверцы
-- мелькнули огромные белые буквы: "US ARMY COPTER [Вертолет
армии США (англ.).] 1 109 849", и я упал на носилки. Профессор
Троттельрайнер просунул голову в вертолет.

-- Простите, Тихий! -- кричал он. -- Тысячу извинений! Но
так было нужно!

Кто-то, стоявший за ним, вырвал у него зонт, дважды
крест-накрест огрел им профессора по макушке и пихнул его так,
что футуролог со стоном упал между нами, -- и тут же взвыли
моторы, зашумели пропеллеры, машина торжественно воспарила ввысь.

Профессор пристроился рядом с моими носилками, осторожно
поглаживая затылок. Не могу не признаться: понимая все
благородство его поведения, я, однако, с удовольствием наблюдал,
как на темени у него вырастает громадная шишка.

-- Куда мы летим?

-- На конгресс, -- ответил, все еще морщась от боли,
профессор.

-- То есть... как это на конгресс? Ведь конгресс уже был?

-- Вмешательство Вашингтона, -- коротко объяснил
Троттельрайнер. -- Будем продолжать заседания.

-- Где?

-- В Беркли.

-- В университете?

-- Да. Может, у вас найдется какой-нибудь нож, хоть
перочинный?

-- Нет.

Вертолет задрожал. Гром и пламя распороли кабину, мы
вылетели из нее друг за другом -- в бескрайнюю темноту. Как долго
я потом мучился! Мне слышались стонущие голоса сирен, мою одежду
разрезали ножом, я терял сознание и вновь приходил в себя. Меня
трясла лихорадка и ухабистая дорога, над головой белел потолок
"скорой помощи", рядом лежало что-то продолговатое,
забинтованное, как мумия; по притороченному сбоку зонту я узнал
Троттельрайнера. "Я жив... -- пронеслось у меня в голове. --
Все-таки мы не разбились насмерть. Какое счастье". Машина вдруг
накренилась, перевернулась с пронзительным скрежетом, пламя и
гром разорвали жестянку кузова. "Что, опять?" -- сверкнула
последняя мысль, а потом -- черное, непроницаемое беспамятство.
Открыв глаза, я увидел над собою стеклянный купол; какие-то люди
в белом, с масками на лицах и руками, воздетыми как для
благословения, переговаривались полушепотом.

-- Да, это был Тихий, -- донеслось до меня. -- Сюда, в
банку, нет, только мозг, остальное никуда не годится. Дайте пока
наркоз.

Кусочек ваты на никелевом диске заслонил мне весь свет, я
хотел закричать, позвать на помощь, вместо этого вдохнул глоток
жгучего газа и растворился в небытии. Когда сознание вернулось ко
мне, я не мог разлепить веки, не чувствовал ни рук, ни ног,
словно в параличе. И все же пытался пошевелиться, несмотря на
боль во всем теле.

-- Успокойтесь! Не шевелитесь, пожалуйста! -- услышал я
мелодичный женский голос.

-- А? Где я? Что со мной?.. -- пролепетал я. Рот у меня был
совершенно чужой, и лицо, наверное, тоже.

-- Вы в санатории. Все хорошо. Не волнуйтесь, прошу вас.
Сейчас мы дадим вам поесть...

"Да мне же нечем..." -- хотел, но не смог я ответить.