- это только так... побочное... Дело совсем в другом...
стало суровым. Я видел по ее глазам, каких усилий ей это стоило.
словами спустила меня с невидимой цепи, будто вложила мне в руки нож,
которым я могу ее пронзить.
бояться. Она пыталась улыбнуться.
губами, словно самой себе, - ты не бетризован...
могло быть потрясением.
лучше было бы, если б люди отвыкли от этого... без искусственных средств...
понимаешь, почему я испугалась?
тебя...
не может, - понимаешь, даже подумать не может никогда, и вдруг появляется
такой, как ты, и уже сама возможность... то, что есть такой...
они должны...
с огнем, с водой...
новый мир. И вдруг мне пришла в голову мысль, удивительная мысль: мне
показалось, что эта процедура, уничтожающая в человеке убийцу, в сущности...
калечит его.
совсем забыл! Никак не мог его отыскать, понимаешь. Ну, тогда... я поищу
какую-нибудь гостиницу. Они еще существуют?
уже не мог понять, существовал ли вообще тот город, который теперь был
только во мне, и этот, призрачный, с комнатами, в которые заглядывали головы
великанов. На миг мне показалось, что я еще на корабле и все это только еще
один, особенно отчетливый, кошмарный сон о возвращении.
креслом. Она безвольно встала. Голова ее откинулась, зубы заблестели, я не
хотел ее, я хотел лишь сказать: "Ведь ты же боишься", - и чтобы она сказала,
что нет. И больше ничего. Глаза ее были закрыты, и вдруг белки сверкнули
сквозь ресницы, я склонился над ее лицом, заглянул в остекленевшие глаза,
словно хотел познать этот страх, разделить его. Она вырывалась, задыхаясь,
но я не чувствовал этого, и лишь когда она начала стонать: "Нет! нет!" - я
ослабил объятия. Она чуть не упала. Стала у стены, заслонив часть огромного
одутловатого лица, которое там, за стеклом, непрерывно говорило что-то,
неестественно шевеля громадными губами, мясистым языком.
прошелся по комнате. Она водила за мной глазами, как будто я... как будто
она стояла в клетке.
добавить - слова извинения, благодарности, только бы не выходить просто так,
- но не смог. Если б она боялась меня просто так, как женщина мужчину,
незнакомого, пусть страшного, неизвестного, - это бы еще полбеды, но тут
было совсем другое. Я взглянул на нее и почувствовал, что меня охватывает
гнев. Схватить эти обнаженные белые плечи, Встряхнуть...
большой коридор был почти не освещен. Я никак не мог найти выход на террасу,
но натолкнулся на просвечивавшие блеклым, синеватым светом цилиндры - кабины
лифтов. Тот, к которому я приблизился, уже поднялся навстречу, может быть,
достаточно было того, что нога ступила на порог. Кабина спускалась медленно.
Передо мной чередовались слои темноты и разрезы этажей - белые, с
красноватой прослойкой внутри, как прослойки жира в мускулах, они
поднимались вверх, я потерял им счет, кабина опускалась, все опускалось; это
походило на путешествие на самое дно, как будто меня швырнуло в канал
стерилизационной сети, и этот гигантский, погруженный в сон и беспечность
дом избавлялся от меня. Часть прозрачного цилиндра отошла в сторону, я
шагнул вперед.
воздух, чувствуя, как шевелятся ноздри, как четко работает сердце, разгоняя
кровь. В низко расположенных щелях трепетали огни, то и дело заслоняемые
бесшумными машинами; ни одного прохожего. Среди черных силуэтов едва рдело
зарево, я подумал, что это, может быть, гостиница, но это был всего лишь
освещенный тротуар. Я ступил на него. Надо мной проплывали бледные пролеты
каких-то конструкций, где-то далеко над черными ребрами домов мерно семенили
светящиеся буквы газетных новостей, внезапно тротуар выехал в освещенное
помещение и тут окончился.
поражала пустота - выйдя от Наис, я не встретил еще ни одного человека.
Эскалатор казался бесконечным. Внизу опять широкая освещенная улица, по
обеим сторонам - дома, под деревом с голубыми листьями - а может быть, это
было не настоящее дерево - я увидел парочку, приблизился к ним и отошел. Они
целовались. Я пошел на приглушенные звуки музыки, какой-то ночной ресторан
или бар, ничем не отделенный от улицы. Там сидело несколько человек. Я хотел
войти и спросить гостиницу. И тут же всем телом натолкнулся на невидимую
преграду. Это было совершенно прозрачное стекло. Вход был рядом. Внутри
кто-то засмеялся, показывая на меня другим. Я вошел. У столика боком сидел
мужчина с бокалом в руке, в черном трико, немного походившем на мой свитер,
но воротник весь в буфах, как будто вспененный, и смотрел на меня. Я
остановился перед ним. Смех замер на его полуоткрытых губах. Я стоял. Стало
тихо. Только музыка продолжала играть, словно за стеной. Какая-то женщина
издала странный, слабый звук, я провел взглядом по замершим лицам и вышел.