тобой случилось что-нибудь скверное. Я слишком тебя люблю, слишком многим
тебе обязана...
был с ним. Бард опустил глаза.
Из-за меня у него были одни лишь неприятности, постоянно приходилось
вытаскивать меня из беды... Помогать мне.
сильно сжала, не проронив ни слова. В ее глазах была грусть.
Третогор. Там ты будешь под присмотром Дийкстры и Филиппы. Не пытайся
изображать героя. Ты впутался в опасную аферу. Лютик.
Именно поэтому я считаю, что надо предупредить Геральта. Ты одна знаешь, где
его искать. Знаешь дорогу. Догадываюсь, что ты там бывала... гостем.
у нее на щеке.
неуловимо странное. - Доводилось мне бывать там гостем. Но никогда -
непрошеным.
***
кустах боярышника и в высокой крапиве. Тучи пронеслись по диску луны, на
минуту осветив замок, залив бледным, колеблющимся светом ров и остатки
стены, вырвав холмики черепов, щерящих поломанные зубы, черными провалами
глазниц глядящих в небытие. Цири тонко пискнула и спрятала голову под плащ
ведьмака.
разрушенную арку. Подковы, ударяя по сломанным плитам, будили меж стен
призрачное эхо, которое тут же заглушал ветер. Цири дрожала, вцепившись
руками в гриву коня.
свете нет места безопаснее. Это Каэр Морхен. Пристанище ведьмаков. Когда-то
здесь был прекрасный замок-крепость. Очень давно.
"Плотва" тихо фыркнула, словно и она хотела успокоить девочку.
и арок. Плотва шла уверенно и охоче, не обращая внимания на непроницаемую
тьму, весело позвякивая подковами по полу.
линия. Вырастая и расширяясь, она превратилась в двери, из-за которых
вырывался свет, мерцающее пламя лучин, укрепленных в железных держателях на
стенах. В дверях возникла черная, нечеткая в неверном свете фигура.
Геральт?
узелок, в который она тут же вцепилась обеими руками, жалея, что он слишком
мал, чтобы спрятаться за ним.
конюшню.
Эскелем. - Не стой во тьме.
Это был не человек. "Ни у одного человека, - подумала она, - не может быть
такого лица".
в темноте удаляется стук копыт Плотвы. По ноге шмыгнуло что-то мягкое и
пищащее. Она подпрыгнула.
из-под ног. Эскель наклонился, отобрал у нее узелок, снял шапочку.
все-таки человек, что у него вполне нормальное человеческое лицо, только от
уголка губ через всю щеку до самого уха его уродовал полукруглый, длинный
шрам.
тебя кличут?
обернулся. Резко, быстро, не произнеся ни слова. Ведьмаки обхватили друг
друга, крепко, сильно сплелись руками. На мгновение, не больше.
внутренние ворота, тепло уходит.
темных провалах боковых проходов, прыскали из неверного круга света,
отбрасываемого факелом-лучиной. Цири семенила, стараясь не отставать от
мужчин.
услышала голоса, почувствовала запах дыма.
рвущееся в пасть уходящей вверх трубы. В центре холла стоял большой тяжелый
стол. За таким столом могло разместиться никак не меньше десяти человек. Но
сидело только трое. Три человека. "Три ведьмака", - мысленно поправилась
Цири. Она видела только их силуэты на фоне огня, полыхавшего в камине.
подтолкнул ее вперед. Она шла неловко, робко, спотыкаясь и сутулясь,
наклонив голову. "Я боюсь, - подумала она. - Я ужасненько боюсь. Когда
Геральт меня нашел и взял с собой, я думала, что страх уже не вернется, что
уже все позади... И вот вместо того чтобы быть дома, я оказалась в этом
страшном, темном, разваливающемся замке, забитом крысами и полном кошмарными
эхо... Я снова стою перед пурпурной стеной огня. Вижу грозные черные фигуры,
вижу уставившиеся на меня злые, неестественно блестящие глаза...
твердые руки. И неожиданно страх исчез. Пропал без следа. Пурпурный,
рвущийся вверх огонь излучал тепло. Только тепло. Черные силуэты были
силуэтами друзей. Покровителей. Блестящие глаза выражали любопытство.
Заботу. И беспокойство...
противные, ведьмаками именуемые, ибо суть они плоды мерзопакостного
волшебства и диавольства. Это есть мерзавцы без достоинства, совести и
чести, истинные исчадия адовы, токмо к убиениям приспособленные. Нет таким,
како оне, места меж людьми почтенными.
обделывают, стерт должен быть с лона земли и след по нему солью и селитрой
посыпан.
думается, до конца искоренены не будут, ибо они столь же вечны, сколь и сама
глупость. Там, где ныне возвышаются горы, когда-нибудь разольются моря, там.
где ныне пенятся волны морские, когда-нибудь раскинутся пустыни. А глупость
останется глупостью.
Глава 2
пробормотала магическую формулу. Ее конь, буланый мерин, тут же отреагировал
на заклинание, фыркнул и повернул морду, косясь на чародейку слезящимися от
холода и ветра глазами.
ты приспособишься к магии, либо я продам тебя кметам под плуг.
вниз по лесистому склону. Чародейка наклонилась в седле, уворачиваясь от
ударов заиндевелых веток.
локтях и на затылке, исчезло неприятное ощущение холода, заставлявшее
сутулиться и втягивать голову в плечи. Волшебство, разогрев ее, приглушило и
голод, вот уже несколько часов сосущий под ложечкой. Трисс повеселела,
уселась поудобнее в седле и принялась внимательнее, чем раньше,
рассматривать окрестности.