того еще три кроны - за устройство на ночлег во внешнем кольце. Тогда он
не испытывал ни малейшей почтительности, понимая, что Короналы и
Понтифексы - тоже люди, их отличают от простых смертных лишь власть и
богатство, а трона они добиваются только благодаря своему появлению на
свет в аристократическом обществе Замковой Горы и удачно преодолев все
ступеньки карьеры на пути к вершине. Как давным-давно заметил Хиссуне,
чтобы стать Короналом, не требовалось даже особого ума. Взять хотя бы
последние лет двадцать: Лорд Малибор отправился охотиться с гарпуном на
морских драконов и глупейшим образом позволил одному из них съесть себя,
Лорд Вориакс погиб не менее нелепо - от шальной стрелы на охоте в лесу, а
его брат Лорд Валентин, вообще-то пользовавшийся репутацией довольно
разумного человека, оказался настолько беспечен, что отправился бражничать
с сыном Короля Снов, в результате чего дал себя споить, лишить памяти и
сбросить с трона. И перед такими благоговеть? В Лабиринте любой семилетка,
с такой небрежностью относящийся к своей безопасности, считался бы
безнадежным идиотом.
неуважительность, судя по всему, немного уменьшилась. Когда человеку от
роду десять лет, и пять-шесть из них он провел на улице, полагаясь лишь на
свою смекалку, то немудрено, что он плевать хотел на все власти. Но ему
уже не десять лет, и он больше не болтается по улицам. За это время его
мировоззрение слегка изменилось, он начал понимать, что Коронал Маджипура
- не такая уж мелочь, а быть им - не так-то просто. Поэтому, глядя на
широкоплечего, златовласого человека, величественного с виду и мягкого
одновременно, облаченного в зеленый дублет и горностаевую мантию - знак
второго по значению в мире - и думая, что этот человек рядом с ним - сам
Коронал Лорд Валентин, пригласивший его на сегодняшний пир, Хиссуне
ощутил, как по спине его пробегает дрожь, и в конце концов признался
самому себе, что испытывает благоговение: перед самим понятием монархии,
перед личностью Лорда Валентина, а также перед таинственной цепью
случайностей, приведших простого мальчугана из Лабиринта в августейшую
компанию.
значение имеют теперь все предыдущие неприятности этого вечера? Сейчас он
здесь, и в качестве желанного гостя. Пусть Ванимун, Хойлан и Гизмет лопнут
от зависти! Он здесь, среди великих, он начинает свое восхождение к
вершинам, и вскоре достигнет такой высоты, с которой уже невозможно будет
разглядеть всех ванимунов его детства, вместе взятых.
благополучия, и он снова испытывал замешательство и смущение.
недоразумением, выходкой, в которой едва ли стоило винить Хиссуне. Слит
обратил внимание на чиновников Понтифекса, поглядывавших в их сторону с
явным беспокойством. В них читался откровенный страх по поводу того, что
Коронал не выказал особого удовольствия от пира. И Хиссуне, слегка
охмелевший от вина и осмелевший оттого, что наконец-то оказался на
банкете, нахально выпалил:
хорошее впечатление, иначе окажутся за воротами, когда Лорд Валентин
станет Понтифексом!
так, будто он изрыгнул чудовищное богохульство - все, кроме Коронала; тот
брезгливо поджал губы, словно обнаружил у себя в супе жабу, затем
отвернулся.
его локтем под ребра.
Понтифексом? А когда это произойдет, разве у него не будет своих
придворных?
бросил на него враждебный взгляд, а Шанамир свистящим шепотом сказал:
упрямо сказал:
что лорд Валентин однажды станет Понтифексом, и...
тем более - за столом. В его присутствии о подобном говорить не принято.
Теперь ты понял? Понял?
что Коронал так чувствительно относится к неизбежности вступления на
престол Понтифекса? Ведь это - всего лишь вопрос времени, разве нет? Когда
умирает Понтифекс, Коронал автоматически занимает его место и назначает
нового Коронала, который, в свою очередь, тоже в конце концов окажется в
Лабиринте. Таков обычай, и он существует уже на протяжении тысячелетий.
Если Лорду Валентину настолько неприятна мысль о том, что он станет
Понтифексом, то ему лучше отказаться и от поста Коронала. Нет никакого
смысла закрывать глаза на существующий закон о смене власть предержащих,
ожидая, что он отомрет сам собой.
недостойно. Сначала опоздал, а потом, впервые раскрыв рот, сморозил нечто,
совершенно неуместное при данных обстоятельствах, - какое жалкое начало!
Неужели ничего уже не исправить? Хиссуне предавался горестным раздумьям в
течение всего выступления каких-то жонглеров и последовавшей за ним череды
скучнейших речей, так он мог бы промучиться весь вечер, если бы не другое,
куда более ужасное событие.
поднялся, вид у него был странно отрешенный и задумчивый. Он напоминал
лунатика с невидящим, затуманенным взором и неуверенными движениями. За
высоким столом начали перешептываться. После тягостной паузы он заговорил,
но явно невпопад и вдобавок как-то сбивчиво. Не занемог ли Коронал? Не
выпил ли лишнего? Или внезапно попал под воздействие недобрых чар? Хиссуне
встревожило его состояние. Старый Хорнкаст только что произнес слова о
том, что Коронал не только правит Маджипуром, но, в некотором смысле, он и
есть Маджипур: и тут у Коронала начинают подкашиваться ноги, заплетается
язык, и кажется, будто он вот-вот упадет...
сесть, пока он не упал. Но никто не шелохнулся. Никто не посмел. Ну
пожалуйста, безмолвно взмолился Хиссуне, глядя на Слита, на Тунигорна, на
Эрманара. Поддержите же его, хоть кто-нибудь. Поддержите его. Никто по
прежнему не трогался с места.
чтобы подхватить Коронала, падавшего вперед лицом на блестящий деревянный
пол.
ничто не обладает звуком, все лишено движения. Цветы у алабандины черные,
а блестящие листья семотановых деревьев белые; птица, которая не летает,
поет песню, которую никто не услышит. Я лежу на ложе из нежного мягкого
мха, глядя вверх на капли дождя, которые не падают. Когда ветер дует по
просеке не шелохнется ни один лист. Имя этому царству - смерть. И
алабандины с семотанами мертвы, и птица мертва, и ветер с дождем мертвы. И
я тоже мертв.
Вы видите, что у меня нет цвета? Вы слышите, что я не издаю звука? Я
мертв.
первым Короналом. Он мертв, разве нет? Здесь, по левую руку от меня. Лорд
Вориакс, который был моим вторым Короналом. Разве он не умер? Я лежу между
двумя мертвецами. Я тоже мертв.
Тиверас-Понтифекс.