мозг, вытесняя его собственные мысли, будто эти образы принадлежали самому
Дэниельсу, а не призраку, замершему напротив.
жестокое, холодное, такое отстраненное от всего, такое безразличное ко
всему, что разум цепенел, и не столько от страха или одиночества, сколько
от осознания, что по сравнению с вечностью космоса ты пигмей, пылинка,
мизерность которой не поддается исчислению. Пылинка канет в безмерной
дали, лишенная всяких ориентиров, - но нет, все-таки не лишенная, потому
что пространство сохранило след, отметину, отпечаток, суть которых не
объяснишь и не выразишь, они не укладываются в рамки человеческих
представлений; след, отметина, отпечаток указывают, правда почти
безнадежно смутно, путь, по которому в незапамятные времена проследовал
кто-то еще. И безрассудная решимость, глубочайшая преданность, какая-то
неодолимая потребность влекут пылинку по этому слабому, расплывчатому
следу, куда бы он ни вел - пусть за пределы пространства, за пределы
времени или того и другого вместе. Влекут без отдыха, без колебаний и без
сомнений, пока след не приведет к цели или пока не будет вытерт дочиста
ветрами - если существуют ветры, не гаснущие в пустоте.
кроется, при всей ее чужеродности, что-то знакомое, что-то поддающееся
переводу на земной язык и потому способное стать как бы мостиком между
этим вспоминающим инопланетянином и моим человеческим "я"?.."
века - казалось, пути вообще не будет конца. Но так или иначе Дэниельсу
дано было понять, что конец все же настал - и настал именно здесь, среди
иссеченных временем холмов над древней рекой. И тогда на смену почти
бесконечным векам мрака и холода пришли почти бесконечные века ожидания:
путь был завершен, след привел в недостижимые дали и оставалось только
ждать, набравшись безграничного, неистощимого терпения.
Но почему? Ты же знаешь того, другого. Почему ты хочешь ему помочь?
недостаточно?
генетический код.
охраняешь...
тебе не понадобится столько ждать. Знает ли тот, другой, свой генетический
код?
Вплоть до самой ничтожной связи, до последней составляющей, точный порядок
неисчислимых миллиардов...
познать себя.
нам свой генетический код?
(слово, которое оно употребило, было жестче, чем "дерзость"). - Таких
сведений никто не передаст другому. Это нескромно и неприлично (опять-таки
слова были несколько иными, чем "нескромно" и "неприлично"). Это значит в
сущности отдать в чужие руки собственное "я". Полная и бессмысленная
капитуляция.
В свое время, через сто лет, о которых я говорил, люди моего племени
сумеют по генетическому коду воссоздать любое живое существо. Сумеют
скопировать того, другого, с предельной точностью.
придется ждать, пока ветер не сточит скалы. Зато второй, копия первого,
начнет жить заново.
хочет, чтобы его спасали? Что если оно сознательно погребло себя под
каменными пластами? Что если оно просто искало укрытия, искало убежища?
Может статься, появись у него желание - и оно освободилось бы из своей
темницы с такой же легкостью, с какой этот силуэт, это скопище искр
выбралось из-под насыпи?.."
краю уступа. - Я проявил беспечность. Я уснул, ожидая, и спал слишком
долго.
над спящим крупинка за крупинкой наслоилась земля и образовалась насыпь,
что в эту землю вросли камни, сколотые морозом с утеса, а рядом с камнями
поселилась семейка берез и они благополучно вымахали до тридцатифутовой
высоты... Тут подразумевалось такое различие в восприятии времени, какого
человеку просто не осмыслить.
понял..." Он уловил безграничную преданность и бесконечное терпение, с
каким искристое существо следовало за тем другим сквозь звездные бездны. И
не сомневался, что уловил точно: разум иного создания - преданного
звездного пса, сидящего на уступе перед пещерой, - словно приблизился к
нему, Дэниельсу, и коснулся собственного его разума, и на мгновение оба
разума, при всех их отличиях, слились воедино в порыве понимания и
признательности, - ведь это, наверное, впервые за многие миллионы лет пес
из дальнего космоса встретил кого-то, кто способен постичь веление долга и
смысл призвания.
конечно, уже думал об этом, но испугался, не причинить бы ему вреда. Да и
нелегко будет убедить людей...
такого, чего тебе не понять. Но первое твое предложение не лишено
известных достоинств. Ты говоришь, что не располагаешь достаточными
знаниями генетики, чтобы предпринять необходимые шаги теперь же. А ты
пробовал советоваться со своими соплеменниками?
Он решил, что я свихнулся. Но в конце концов он и не был тем человеком, с
которым следовало бы говорить. Наверное, потом я сумею поговорить с
другими людьми, но не сейчас. Как бы я ни желал помочь, сейчас я ничего не
добьюсь. Они будут смеяться надо мной, а я не вынесу насмешек. Лет через
сто, а быть может, и раньше я сумею...
принадлежишь к недолговечному виду. Что, наверное, и объясняет ваш
стремительный взлет. Вся жизнь здесь недолговечна, и это дает эволюции
шансы сформировать разум. Когда я попал на вашу планету, здесь жили одни
безмозглые твари.
вести отсчет с самого рождения, я не способен прожить сто лет, а большая
часть моей жизни уже позади. Не исключено, что позади уже вся жизнь. Ибо
если я не выберусь из этой пещеры, то умру буквально через два-три дня.
меня, собеседник.
сквозь мерцание и блики, и он не ощутил ничего - как если бы провел рукой
просто по воздуху.
Нет таких путей, чтобы заставить наши энергии взаимодействовать. Очень
сожалею, друг. (Слово, которое выбрал призрак, не вполне соответствовало
понятию "друг", но это было хорошее слово, и, как догадался Дэниельс, оно,
возможно, значило гораздо больше, чем "друг".)
только в снежный день, и вместе с ними в это молчание вслушивались
деревья, скалы и притаившаяся живая мелюзга.
миров тоже бессмысленна? Если только я каким-то чудом не слезу с уступа,
то не сумею сделать ничего, ровным счетом ничего... А, с другой стороны,
почему я должен заботиться о спасении существа, замурованного в толще
скал? Выживу ли я сам - вот что единственно важно сейчас, а вовсе не то,
отнимет ли моя смерть у замурованного последнюю надежду на спасение..."
все-таки не напрасна? Теперь, когда ты понял...
добиться цели, я должен был бы передать полученные сведения тем, кто
далеко на звездах, но даже если бы я мог связаться с ними, они не
удостоили бы меня вниманием. Я слишком ничтожен, я не вправе беседовать с
высшими. Моя единственная надежда - твои соплеменники, и то, если не
ошибаюсь, при том непременном условии, что ты уцелеешь. Ибо я уловил твою