думай об этом. Ей-ей, мы считаем человека самым чудесным из
всех созданий, наилучшим, какое только существует в природе.
Бедный Король совершенно отчаялся, а все потому, что ты
навалился на него, балабонишь и делаешь из мухи слона!
кто смотрит вверх", -- даже и оно неверно. Расставшись с
отрочеством, человек редко устремляет взор на что-либо
расположенное выше его роста.
животным. Возможно, думал он со стыдом, я просто снова впал в
детство, и мне все это снится, возможно, я докатился до
старческого слабоумия.
детство, счастливые дни, когда он плавал во рву или летал с
Архимедом, и он осознал, что с той поры кое-чего лишился.
Теперь он назвал бы утраченное способностью удивляться. В то
время все приводило его в восторг. Его восприимчивость или
чувство прекрасного, -- как там это ни называй, -- без разбору
влеклось к чему ни попадя. Он мог, пока Архимед читал ему
лекцию о птичьем полете, зачарованно следить, как топорщиться в
совиных когтях мышиный мех . Или же великий господин Щ мог
произносить перед ним речь о Диктатуре, а он все это время
видел лишь зубастую пасть и сосредоточенно разглядывал ее,
обуреваемый восторгом, сопутствующим обретению всякого нового
знания.
ни отдраивал Мерлин его мозг. На смену ей пришла, как он
полагал, способность к трезвому суждению. Теперь-то он выслушал
бы и Архимеда, и господина Щ. Теперь он не заметил бы ни серого
меха, ни желтых зубов. И думая об этой перемене, он не
испытывал гордости.
потягиваются со сна, подобно людям, -- и обратил свои помыслы к
предстоящему делу. Никакой радости он, став муравьем, не
испытывал, не то, что при прежних превращениях, он думал лишь:
ну вот, придется поработать. С чего начнем?
не толще полудюйма, слоем на небольших столиках, похожих на
скамейки для ног. Сверху на слой земли поместили стеклянную
пластину, накрыв ее тканью, ибо в тех местах, где выращивается
молодняк, должно быть темно. Удалив ткань, можно было заглянуть
в подземный муравьиный приют, -- нечто вроде муравейника в
разрезе. Заглянуть можно было и в круглое помещение, в котором
выхаживали куколок, -- точно в теплицу со стеклянной крышей.
стеклянные крышки закрывали их только наполовину. Это было
подобие открытой сверху земляной авансцены, а на
противоположных краях столиков размещались стеклышки от часов,
куда для кормления муравьев наливался сироп. Между собой гнезда
не сообщались. Столики стояли бок о бок, но не соприкасаясь, а
под ножки их были подставлены тарелки с водой.
которую он попал, походила на обширное поле, усеянное валунами,
на одном из концов его виднелась сплющенная -- между пластинами
стекла -- цитадель. Попасть в нее можно было через туннели,
пробитые в камне, и над каждым из входов красовалось
уведомление:
Про себя он подумал: надо бы немного осмотреться, прежде чем
лезть вовнутрь. Невесть по какой причине, эти надписи поубавили
в нем охоты проникнуть в крепость, они придавали грубым
туннелям какой-то зловредный вид.
антенны сяжками, привыкая к новым ощущениям, и покрепче уперся
ступнями в землю, как бы желая утвердиться в новом для него
мире насекомых. Передними ножками он почистил сяжки, подергал
за них, пригладил, -- вид у него был при этом совершенно как у
викторианского негодяя, подкручивающего усы. Сразу за этим он
осознал нечто, ожидавшее осознания, -- а именно, что в голове у
него слышен какой-то шум, причем явно членораздельный. Шум ли
то был или некий сложный запах, он никак не мог разобрать, --
проще всего описать это явление, сказав, что оно походило на
передачу по радио. Поступала передача через сяжки, походя на
музыку.
вроде "Ложка-ножка-мошка-крошка" или "Мамми-мамми-
мамми-мамми", или "Ты-мечты-цветы". Поначалу ему эти песни
нравились, особенно про "Вновь-кровь-любовь", -- пока он не
обнаружил, что они не меняются. Едва закончившись, они
начинались сызнова. Через час-другой ему уже казалось, что он
вот-вот завоет от них.
между музыкой, -- и по всей видимости отдавал некие приказания.
он, или, -- Номеру 210397/WD заступить в сиропную команду
взамен выпавшего из гнезда 333105/WD.
очарование явилось результатом старательных упражнений, своего
рода цирковым трюком. Мертвый был голос.
пошел прочь от крепости, едва лишь ощутил в себе способность
передвигаться. Он начал исследовать каменистую пустошь, однако
чувствовал себя при этом неважно, -- идти в то место, откуда
исходили приказы ему не хотелось, но и этот тесноватый пейзаж
наводил на него тоску. Он обнаружил среди валунов неприметные
тропки, извилистые и бесцельные, и вместе целенаправленные,
ведшие к сиропохранилищу, но также и куда-то еще, -- а куда, он
не разобрался. По одной из них он добрел до глыбы земли, под
которой располагалась естественная котловина. В котловине, --
опять-таки обладавшей странным выражением бессмысленной
осмысленности -- он обнаружил пару дохлых муравьев. Они лежали
рядышком, но неряшливо, как будто некто весьма основательный
притащил их сюда, дорогой забыв -- зачем. Лежали они скрючась,
и не казались ни довольными, ни огорченными своей кончиной.
Просто лежали, как два опрокинутых стула.
муравей, тащивший третьего покойника.
повезло. Мерлин не забыл снабдить его нужным для гнезда
запахом, -- ибо, пахни от него каким-то иным гнездом, муравьи
убили б его на месте. Если бы мисс Эдит Кавелл была муравьем,
на памятнике ей было б написано: "ЗАПАХ ЕЩЕ НЕ ВСЕ".
растаскивать двух других в разные стороны. Казалось, он не
знает, куда их пристроить. Или вернее, он знал, что лежать они
должны в определенном порядке, но не мог сообразить как этого
порядка добиться. Он походил на человека с чашкой чая в одной
руке и бутербродом в другой, которому захотелось чиркнуть
спичкой и закурить сигарету. Однако если бы человек додумался
поставить чашку и положить бутерброд, -- прежде чем хвататься
за сигарету и спички, -- этот муравей положил бы бутерброд и
взял спички, потом бросил бы спички и схватился за сигареты,
потом положил бы сигарету и взял бутеброд, поставил бы чашку,
взял сигарету и наконец оставил бы бутерброд в покое и взял
спички. Он, видимо, склонен был полагаться для достижения цели
на случайную последовательность действий. Терпения ему хватало,
а вот думать он не умел. Если перетаскивать три трупа с места
на место, их удастся со временем уложить под глыбой в одну
линию, что и составляло его обязанность.
раздражение, а затем в неприязнь. Он испытывал желание спросить
муравья не лучше ли загодя обдумать то, что намереваешься
делать, -- досадливое желание человека, наблюдающего за худо
исполняемой работой. Потом у него возникла потребность задать и
еще кой-какие вопросы, к примеру: "Тебе нравится быть
могильщиком?" или "Ты раб?", или даже "Ты счастлив?".
Березин Федор
Шилова Юлия
Василенко Иван
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Рыбаков Вячеслав