Чтение 8–й страницы книги ~И вечный бой...~

человечества оказаться связанной с преднамеренным завоеванием?

Вопрос относился к области философии.

Размышления закончились.

Модьун отказался от дальнейших раздумий и встал с постели.

Когда он оделся, то услышал шаги на маленьком крылечке. Он открыл
дверь.

За дверью стояли четверо его друзей-животных; они были одеты иначе,
чем за день до того. Теперь на них были не только широкие брюки, но и
подходящие пиджаки, под пиджаками - белые рубашки с высокими воротниками,
яркие цветные шарфы, завязанные вокруг шеи и свисающие вниз. Даже их ноги
выглядели иначе. За день до этого они носили комнатные туфли
неопределенного фасона. Но сегодня утром их сменили блестящие черные
туфли.

Модьун удивленно смотрел на людей-животных. Прежде чем он смог
заговорить, человек-медведь сказал веселым голосом:

- Может быть, вы захотите пойти с нами завтракать?

Приглашение было радушным. И Модьун не колебался. Ему, действительно,
нечего было делать до приезда Судлил из-за барьера. Ему пришло в голову,
что, может быть, интересно совершить путешествие по планете; когда он
снова присоединится к человеческой расе, от него потребуют отчет. Но
путешествие может подождать. По крайней мере, сначала он позавтракает.
Модьун улыбнулся.

Он вышел на крыльцо. Повернулся. Закрыл за собой дверь. Снова
повернулся. И на этот раз пожал руки каждому человеку-животному. Неррл
оказался последним. Неррл сказал:

- У нас масса времени. Заседание комитета не возобновится до
одиннадцати.

Этот день тоже выдался ясным. Когда они отошли, Модьун глубоко
вдохнул и обнаружил, что воздух чистый и свежий. Модьун непринужденно
спросил:

- Как прошло вчерашнее слушание?

Ответом было четыре негодующих вздоха.

- Напыщенные гиены, - жаловался Дуулдн.

Другие выражали те же чувства, и из их слов вскоре выяснилось, что им
не разрешили высказать свое мнение лишь потому, что они не были одеты, как
положено; поэтому они сидели среди публики и расстроенные слушали, а
неуместные свидетельства в пользу их точки зрения поставили их в глупое
положение перед комиссией.

- Мы уверены, что сегодня этому будет положен конец, - пробормотал
Дуулдн мурлыкающим голосом.

Быстрый взгляд его глаз - намек на ярость ягуара, о чем
свидетельствовал яркий румянец на щеках, придавали его словам определенную
свирепость.

Помня, что сказал Нунули - цель для большого корабля уже выбрана, -
Модьун почувствовал жалость к своим спутникам. Тут его что-то словно
подтолкнуло.

- Почему бы мне не пойти с вами? - предложил он. - Я хотел бы сам
посмотреть на этих людей-гиен. Я не буду выступать. Только понаблюдаю.

Модьун сказал правду. Он, действительно, хотел посмотреть на них.

Четверо людей-животных были в восторге.

- Мы хотели бы, чтобы вы рассказали им о Нунули, - сказал Иггдооз.

- Но он должен найти другую одежду, - проворчал Руузб. - Оденьтесь
так, как мы.

- Я не собираюсь выступать, - повторил Модьун.

Они позавтракали, нашли для Модьуна костюм, и он поспешил вместе с
другими на улицу, где мчались автомобили. Почти сразу подъехал автомобиль,
и они сели.

Целью их поездки оказалось высокое здание в центре города. Они
поднялись на лифте на верхний этаж. В коридоре на лицах спутников Модьуна
появилось выражение подобострастного уважения. Скоро они шепотом сообщили
о своих намерениях восьмифутовому человеку-гиене, который стоял перед
закрытой двойной дверью, ведущей, вероятно, в зал заседаний. Человек-гиена
кивнул, попросил соблюдать тишину и очень тихо открыл дверь достаточно
широко, чтобы они могли войти по одному.

Модьун сидел сзади и смотрел поверх множества голов странных существ.
Здесь было даже несколько мелких насекомых, конечно, не носильщиков.
Выяснилось, что они тоже явились сюда, чтобы отстаивать свою точку зрения.
Модьун не слушал их доводов и поэтому не понимал, что они хотят.

Его внимание приковала к себе комиссия: одни люди-гиены. Удивительно.
Модьун чувствовал сильное желание подойти к ним поближе. Он видел, что
ближе всего подходили те, кто выступал, и поэтому решил, что должен как
можно больше узнать о людях-гиенах, если собирается оспорить право
комитета принимать решение. А почему бы нет?

Поэтому, когда Неррл высказал свои страстные доводы и был отпущен,
Модьун сделал ему знак рукой, чтобы он подошел. И шепотом сказал ему, что
передумал и хотел бы, чтобы его имя записали в список выступающих.

Человек-лиса, который наклонился, чтобы выслушать его просьбу,
выпрямился в полный рост, семь и три четверти фута, и громко сказал с
удивлением:

- Конечно, мы запишем ваше имя. Мы хотим, чтобы вы рассказали им о
Нунули.

Его голос прозвучал громко и беспокойно, и секретарь собрания резко
постучал по столу, призывая к порядку и тишине. Но в нужное время Модьун
оказался на месте оратора. Тогда один из членов комитета вежливо обратился
к нему:

- Здесь сказано, что вы обезьяна. Я видел обезьян и считаю, что вы не
совсем похожи на обезьяну.

- Есть много видов обезьян, - Модьун повторил аргумент, выдвинутый в
машине одним из его товарищей.

- А к какому виду относитесь вы? - настаивал спрашивающий.

Модьун не обратил внимания на вопрос. Ему было интересно поближе
увидеть правящих животных Земли. Люди-гиены, которых он видел раньше,
возле столовой и в своей спальне позавчера, в своем болезненном состоянии
были неподходящим объектом для изучения.

Модьун предполагал, что, наверное, так же трудно изучать человека,
страдающего жестокими желудочными спазмами или артритом.

Поэтому теперь он внимательно осмотрел своего собеседника.

Действительно, разница существовала... и она сразу бросалась в глаза.

Хотя внешне председательствующий напоминал обычных измененных
животных. Форма головы у него была как у настоящей гиены, но только... как
другие животные, гиены напоминали зверя, породившего их. Как и у других
людей-животных, выражение лица человека-гиены было почти человеческим,
таким тщательным было биологическое приближение к человеческой форме.

Но существовала разница - неуловимая, но очевидная. Модьун ощутил их
превосходство. Логика людей-гиен была проста: они управляют планетой,
поэтому стоят выше.

В голове Модьуна возник вопрос: знают ли гиены, что они служат
агентами инопланетной расы? Был ли сознательным союз с Нунули? Ответ на
этот вопрос нельзя было получить от человека-гиены при данных
обстоятельствах.

Когда цепь ощущений завершила свой путь в мозгу Модьуна, он решил
прямо бросить вызов имеющемуся порядку вещей.

Он сказал:

- Не могли бы вы процитировать мне указания людей, позволяющие
человеку-гиене рассматривать вопросы, подобные этому?

В публике началось волнение. Шарканье ног. Даже тяжелое дыхание и
бормотание. Председатель опустил молоток, требуя тишины. Член комитета,
который ораторствовал ранее, поднял брови и откинул голову, потом сел в
прежнее положение и сказал:

- Ваш вопрос не относится к тем, по которым этот комитет может
выносить решения. Мы работаем по указанию правительственного департамента,
и круг вопросов, которые мы рассматриваем, строго ограничен. Вас
удовлетворяет этот ответ?

Модьун вынужден был молча согласиться. Он не заботился о том, кому
бросал вызов, ведь он обнаружил, что противостоит второстепенной
организации. Это была одна из тех - не бесконечных, но кружных - цепей -
вроде разговора с компьютером вместо человека, который его программировал,
- совершенно бесполезное действо.

И еще Модьун подумал, что гиены - джентльмены.

Действительно, все выглядело очень цивилизованно и благопристойно.
Модьун понял, что не может испытывать вражды ни к кому, кто достиг их
уровня культуры.

- В таком случае у меня теперь нет других аргументов, - заявил Модьун
комитету.

Когда он поднялся, чтобы сойти с помоста, человек-ягуар выкрикнул из
публики:

- Эй, а как насчет Нунули?

Очевидно, для человека-гиены это было слишком. Председатель в ярости
опустил молоток. Стремительно вошли люди-гиены в форме. Через несколько
минут комнату заседаний освободили от публики и в коридоре зачитали
сообщение, что заседание продолжится сегодня в три часа дня.

Когда Модьун пошел с друзьями к лифту и завернул за угол, то увидел,
что множество людей-гиен в форме блокировало коридор в сотне футов
впереди. Когда зрители и выступающие, которые присутствовали на заседании,
подходили к этому живому барьеру, каждый останавливался и что-то говорил.