оставила прежнюю сдержанность и устроила им настоящую рекламу. Теперь
необходимо было подобрать им название. Ботаники уже привычно барахтались в
многосложных латинских и греческих словах, создавая производные от
ambulans и pseudopodia, но газеты и публика желали чего-нибудь более
простого для произношения и не слишком тяжеловесного для заголовков. Если
раскрыть газеты того времени, то можно встретить в них такие названия, как
обычным "три", хотя почти все они так или иначе включают в себя указание
на три "ноги" растения.
постепенно в этой филологической мешанине стал брать верх один термин. В
своей первичной форме он оказался не совсем приемлемым, но повседневное
употребление сократило его долгое "и", а привычка вскоре добавила для
уверенности второе "ф". Так возник общепринятый стандартный термин.
Короткое запоминающееся название, зародившееся в редакции какой-то газетки
как подходящий ярлык для диковинки - ему суждено было впоследствии
сделаться словом, неразрывно связанным с представлением о боли, страхе,
несчастье: триффид... [от английского "three feet" (три ноги)]
триффиды были немного жутковаты, но в конечном счете именно потому, что
они были новинкой. Совершенно так же публика относилась к новинкам прошлых
лет - к черным лебедям, гигантским ящерицам, кенгуру. И если на то пошло,
разве триффиды более удивительны, чем двоякодышащие рыбы, устрицы,
головастики и сотни других живых существ? Летучая мышь, скажем, это
зверек, научившийся летать; отлично, теперь у нас есть растение,
научившееся ходить, - и что из этого?
было труднее. Их внезапное появление и тем более их повсеместное
распространение представлялись весьма загадочными. Дело в том, что хотя
созревали они быстрее всего в тропиках, но сообщения о них поступали
отовсюду, кроме полярных районов и пустынь.
плотоядные растения, что мухи и другие насекомые, попавшие в чашечку самым
настоящим образом перевариваются содержащимся в ней липким веществом. В
нашем умеренном поясе мы, конечно, тоже знали о существовании крупных
насекомоядных растений, но мы не привыкли, чтобы они находились вне
специальных парников, и склонны были усматривать в них что-то неприличное
или, по крайней мере, неправильное. Но настоящую тревогу вызвало открытие,
что скрученный жгут, увенчивающий стебель триффида, представляет собой
тонкое трехметровое жало, способное с силой выбрасываться наружу и
содержащее достаточно яда, чтобы убить человека, если оно ударяет в
незащищенную кожу.
торопливое истребление триффидов; их рубили в куски повсюду, пока кого-то
не осенило, что для полного обезвреживания достаточно удались у триффида
жало. Только тогда это несколько истерическое избиение пошло на убыль, но
ряды триффидов к тому времени уже изрядно поредели. Несколько позже
появилась мода иметь одного-двух обезвреженных триффидов у себя в саду.
Выяснилось, что отрезанное жало восстанавливается только через два года, и
ежегодная обрезка вполне гарантирует вашим детям безопасную и забавную
игрушку.
жизни (кроме себя самого) более или менее строгими рамками, статус
триффидов был, таким образом, определен вполне четко. Но в тропиках,
особенно в джунглях, они быстро сделались бичом Божьим.
вступил в зону поражения, ему навстречу выхлестывалось ядовитое жало. Даже
туземец не всегда мог разглядеть неподвижного триффида, коварно
затаившегося возле лесной тропинки. Они были сверхъестественно
чувствительны ко всякому движению поблизости от себя, и застать их
врасплох было трудно.
способ состоял в том, чтобы отстреливать верхушку стебля вместе с жалом.
Туземцы взяли на вооружение длинный легкий шест с кривым ножом на конце;
они пользовались им довольно ловко, если успевали нанести удар первыми, но
ничего не получалось, когда триффид вдруг наклонялся вперед и неожиданно
увеличивал таким образом радиус поражения на метр-полтора. Вскоре, однако,
эти копьеобразные приспособления были вытеснены пружинными ружьями разных
типов. Как правило, они стреляли вертящимися дисками, вертящимися крестами
и маленькими бумерангами из тонкой стали. Точный бой у них не превышал
двенадцати метров, однако при попадании они напрочь срезали стебель и с
двадцати пяти метров. Изобретение этого оружия вызвало тихую радость как у
властей, которым очень не нравилось, что огнестрельное оружие носит кто
попало, так и у населения: острые, как бритва, метательные снаряды были
значительно дешевле и легче, нежели патроны, и восхитительно подходили для
бесшумной партизанской войны.
образа жизни и внутреннего строения. Были проведены серьезные эксперименты
с целью установить в интересах науки, как далеко и как долго способен он
ходить; есть у него передняя и задняя части или он с одинаковой
неуклюжестью может двигаться любой стороной вперед; какую долю времени он
проводит, зарывшись корнями в землю; как он реагирует на присутствие в
почве различных химических веществ, а также масса всяких иных
экспериментов, полезных и бесполезных.
почти трех метров сорока сантиметров, в среднем же они были двух метров
десяти сантиметров. Они, по-видимому, легко приспосабливались в самом
широком диапазоне климатов и почв. Естественных врагов у них, видимо, не
было, если не считать человека.
которые вначале не были замечены наблюдателями. Прошло, например, много
времени прежде, чем обратили внимание на то, что триффиды бьют жалом с
невероятной точностью и почти всегда целят в голову. Не сразу заметили и
то, что они имеют обыкновение оставаться подле своих жертв. Причина стала
ясной, когда узнали, что они питаются не только насекомыми, но и мясом.
Жалящий жгут не обладал мускульной мощностью, чтобы разрывать плоть, но в
нем было достаточно силы, чтобы отделять лоскутья от разложившегося тела и
отправлять их в чашечку на стебле.
основания стебля. Существовало неясное представление, будто они как-то
связаны с системой размножения - той самой системой, куда ботаники
обыкновенно зачисляют на первый случай все сомнительные органы, пока они
не будут как следует изучены и поняты. Поэтому стали считать, что свойство
этих черенков вдруг приходить в движение и выстукивать барабанную дробь о
главный стебель является своеобразным проявлением триффидных любовных
устремлений.
случай, возможно, стимулировал мой к ним интерес, ибо кажется с той поры у
меня с ними установилось что-то вроде связи. Я провел - или, с точки
зрения моего отца "потратил" много времени, зачарованно наблюдая за ними.
времяпрепровождением. И тем не менее позже оказалось, что время было
проведено далеко не худшим образом, потому что как раз перед тем, как я
закончил школу, "Арктическо-европейская компания рыбьих жиров"
реорганизовалась, утратив в процессе реорганизации из своего названия
слово "рыбьих". Публика узнала, что "Арктическо-европейская", а также
другие подобные фирмы за границей собираются выращивать триффидов в
больших масштабах на предмет получения ценных масел и соков и производства
питательных кормовых жмыхов. Таким образом, триффиды в одну ночь вошли в
царство большого бизнеса.
"Арктическо-европейскую", где мои данные позволили мне получить работу в
сфере производства. Неудовольствие отца несколько смягчили размеры
зарплаты, весьма хорошей для моего возраста. Но когда я с энтузиазмом
заговорил о будущем, он только с сомнением запыхтел в усы. Он верил лишь в
такую работу, которая имела давно установившиеся традиции; впрочем, он мне
не препятствовал. "В конце концов, - снисходительно заметил он, - если эта
штука кончится пшиком, ты будешь еще достаточно молод, чтобы приняться за
что-либо более солидное".
позже отец и мать погибли при крушении прогулочного аэробуса, но им еще
довелось увидеть, как новые фирмы вытеснили с рынков все конкурирующие
масла, и те из нас, кто вступил в дело с самого начала, могли, очевидно,
считать себя обеспеченными на всю жизнь.
агрономии, еще меньше в делах и не имел никакой квалификации для
лабораторных работ. С другой стороны, он очень многое понимал в триффидах,
у него врожденная сноровка обращаться с ними.
Зыков Виталий
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Акунин Борис
Афанасьев Роман