Пожалуйста, прими его, мама, - позволь мне называть тебя так. Хотя ты мне
и не мать, но твой сын для меня - самое дорогое существо на свете, а его
жизнь слилась воедино с моею.
Сверкание драгоценного подсвечника резало ее мутные глаза.
тут же проследят за ним и прищучат нас всех. Эта девчонка пытается убить
мамочку своего парня.
Изабель. - Он даст вам за него настоящую цену и будет держать подсвечник у
себя, пока его не выкупят. Скажите, что вы от Леме.
провидицу. Остальным он сказал: - По-моему, тщеславие и чванство брата
принесет нам массу хлопот, а мы желаем лишь одного: жить смирно, стараясь
не попадаться на глаза власть имущим, и промышлять воровством и блудом в
пределах, необходимых, чтобы обеспечить себе пропитание.
лезвие бритвы.
щедрый подарок моей жены.
а не после официальной помпезной церемонии. Это пафосное ощущение пришло к
Изабель и Тристану после ночи, в кромешной тьме хижины Урсулы.
от проявлений буржуазного чувства вины. Маркс говорит, что болезненная
филантропия хуже тупого здорового гнета, поскольку последний по крайней
мере напоминает рабочему классу о его борьбе. Прости нас, Изабель, если мы
были грубы к тебе, - осторожно произнес Эвклид, стараясь, чтобы ни один
мускул не дрогнул на его лице.
ответила Изабель, - если это польстит твоему самолюбию.
из-за ревности - потому отчасти, что Эудошия отвергла этого близорукого
философствующего бедняцкого сына и братское единение оказалось разбитым.
безделье, однако никто не может освободиться от одеяний обстоятельств
своей жизни - все мы ветви того или иного дерева, и обретение жены
одновременно означает потерять брата.
любимому: - Нам нужно идти. - Потом повернулась к Урсуле: - Сохрани мой
подарок, если хочешь, и зажги в нем свечу в ночь нашего возвращения.
пытаясь объяснить причину нищеты и оправдать позорное желание принять
плату за гостеприимство.
тем, что на нее никто не обращает внимания, начала шумно пророчествовать.
цветами, она пахнет лесом. Он возвращается, тот старый лес, дабы пожрать
всех бедняков! Смилуйся над нами, Оксала!
молочно-белых сочащихся помоев, грелась на солнышке упитанная пара.
Тристан представил их Изабель как своих двоюродных брата и сестру, которые
в славные времена Кубичека исполняли на сцене половой акт в одном из
злачных мест неподалеку от старого акведука. Дважды, а по выходным и
трижды за ночь они достигали оргазма в ярких лучах юпитеров под глумливые
крики смущенной публики. Потом как-то враз они вдруг стали слишком старыми
для таких подвигов, к ним потеряли интерес, и теперь они сидели здесь,
ожидая нового поворота в своей судьбе. У них были добродушные,
морщинистые, отрешенные лица - как у рыночных торговцев, которые всегда
столь милы и услужливы, но отнюдь не назойливы. Внутренне содрогнувшись,
Изабель вдруг подумала, что они с Тристаном могут кончить так же, как они,
и восторг влечения исчезнет, как пропадают всплески радуги над морским
прибоем. Взявшись за руки, они стали спускаться по крутому склону холма, и
перед ними блистающими доспехами раскинулось огромное море, а отовсюду
доносилась убаюкивающая болтовня телевизоров, работающих на краденом
электричестве.
юго-запад вдоль Атлантического побережья. Когда поезд поворачивал и косые
лучи солнца проникали сквозь грязные окна вагона, было заметно, как над
выгоревшими плюшевыми сиденьями сидят облачка пыли. Изабель надела свою
черную соломенную шляпку и кольцо с надписью "ДАР" - подарок Тристана.
Слева по ходу поезда за окном бежали мимо красные черепичные крыши
маленьких рыбацких деревушек, старые конические строения сахарных мельниц,
качающиеся на ветру пальмы, белые серпообразные пляжи, сверкающие на
солнце под непрерывными ритмичными ударами ослепительно голубого моря.
Справа возвышались увенчанные зелеными куполами лесов скалы, похожие на
гранитные буханки хлеба. Большая часть Бразилии представляет собой
обширное, немного холмистое плато, а прибрежные горы - его отроги. Пока
поезд тяжело взбирался по склонам Сьерра ду Мар, терпеливо останавливаясь
на станциях, где никто не садился и никто не сходил, унося Тристана и
Изабель в будущее, влюбленные дремали, обмякнув, как мешки с сахаром на
плече друг у друга. А их переплетенные руки плетьми лежали на коленях.
Просыпаясь, они говорили о себе. Им нужно было так много узнать друг про
друга, так многому научиться.
помочь мне в этом.
которая вот-вот сорвется с места и побежит вниз, когда она собиралась
сказать нечто требующее ответа. В такие моменты она чуть поджимала рот, и
над ее верхней губой, под едва заметными усиками, возникал ряд маленьких
морщинок.
уважения. Она хуже зверя, поскольку у зверей хотя бы есть материнский
инстинкт. Птицы высиживают и кормят своих птенцов, а я свою мать интересую
не больше ее собственного дерьма.
когда я подарила ей подсвечник?
особых чувств.
меня кормить. Когда ты впервые переспал с девушкой?
подруга моей матери. Она заставила меня взять ее и спереди, и сзади. Мне
тогда было одиннадцать. Это было ужасно и отвратительно. А мать наблюдала
за нами.
короткой, поэтому они щедры и безоглядно смелы.
руки и ноги, ее сумасшедшинку избалованного щенка, который слишком глуп,
чтобы запомнить команды, - вспомнил, попытался спрятать ее в закутках
своей памяти и сразу почувствовал себя виноватым. Изабель почувствовала,
что он что-то скрывает, это задело ее, и как бы в отместку она поведала
Тристану о своих девичьих фантазиях про мальчиков, про сыновей знакомых
дяди Донашиану и тети Луны, увиденных мельком в противоположном конце
столовой или в бассейне под жарким солнцем во время январских каникул в
Петрополисе. Тристан заснул, пока она говорила, сцепив коричневые длинные
пальцы на коленях, - ладони у него были цвета полированного серебра, а
линии, казалось, процарапаны гравером. Проплывающие за окнами вагона
просторы покрывала необычайно яркая зелень кофейных деревьев.
свирепая гроза - крыши высотных зданий скрылись в тучах, а по улицам
понеслись потоки воды. Люди перебегали от подъезда к подъезду, ветер рвал
из их рук газеты, которыми они пытались прикрыться от дождя; распространяя
запах мокрого стада, они столпились под арками автобусной станции со
множеством ажурных чугунных балконов и викторианских колонн. Тристан и
Изабель уже почувствовали, что у Сан-Паулу нет границ. Море и горы не
стискивали его, как Рио; город был частью плоскогорья, портом на его краю.
Скот и кофе из глубины страны текли через этот город, сделав его богатым,
бездушным и огромным.
клокочущие водосточные канавы, зеленые телефонные будки и газетные киоски
с номерами "О Глобу" и "Фолья де Сан-Паулу", которые напоминали на стендах
развешенную для просушки одежду. Найдя такси, они велели водителю отвезти
их в единственный отель, который Изабель знала в этом городе, в "Отон
Адамов Григорий
Маркеев Олег
Русанов Владислав
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Белогорский Евгений