но пока еще вовсе не был уверен, нравится ли мне Лайза. Оба они были для
меня тайной, но если мне хотелось разгадать тайну, которую представлял
собою Капитан, то тайна Лайзы меня не интересовала - отношения у нас
что-то не складывались.
ящик на кухне, и я понял, что Лайза не станет ее читать при мне.
ужину.
спустился на кухню. Я обнаружил газету в корзинке для мусора и утащил ее
наверх, к себе на диван.
Капитан. Слишком я был возбужден. Мне казалось, что я вот-вот узнаю про
Капитана что-то очень важное. Он ведь признался мне в первый день нашего
знакомства, что не всегда говорит правду, а газета, на мой юный взгляд,
печатала всегда правду, истинную правду. Я нередко слышал в прошлом, как
ахала моя тетка по поводу какого-то необычайного, совершенно
непредставимого события, вроде рождения гиппопотама или носорога в
лондонском зоопарке: "Конечно, это правда. Это уже напечатано в газетах".
"Телеграф" (теперь-то я понимаю, что "Телеграф" вместе с котелком, тростью
и усиками щеточкой был атрибутом сценического костюма, помогавшего ему
создавать определенный образ). В глаза мне бросился заголовок,
напечатанный крупными буквами и сообщавший нечто совершенно неинтересное -
возможно, падение правительства... нельзя все запомнить. Вот если бы это
было убийство... но то было какое-то сообщение, не застрявшее в голове
двенадцатилетнего мальчишки. А вот два события на второй странице я помню
по сей день: одним из них было жуткое самоубийство - какой-то мужчина
облил себя керосином и, поднеся спичку, поджег; другое касалось
ограбления, совершенного какой-то шайкой. Шайки активно действовали в моем
воображении, да и амаликитяне были шайкой. А та шайка, судя по всему,
связала ювелира в Уимблдоне и сунула ему кляп в рот. Он засиделся допоздна
в своем магазине, "проводя инвентаризацию", как вдруг к нему постучался
"мужчина с военной выправкой" и спросил, как пройти на Бэкстер-стрит, а
такой улицы в Уимблдоне не знают. Мужчина этот повернулся и пошел к
выходу, и, прежде чем ювелир успел запереть дверь, к нему ворвалась шайка;
уходя, бандиты унесли с собой весь товар стоимостью в несколько тысяч
фунтов. Никаких доказательств того, что "мужчина с военной выправкой"
каким-либо образом причастен к ограблению, не было, и полиция просила его
объявиться и помочь расследованию. Существовало предположение, что та же
шайка совершила еще одно ограбление несколько недель тому назад.
на диване без сна и думал о странном совпадении - почему несуществующая
улица названа моей фамилией. На другой день моя приемная мать выглядела
испуганной и взвинченной. Мне показалось, что она боится появления чужих
людей. Дважды раздавались звонки в дверь, и оба раза она посылала меня
узнать, кто там, а сама стояла внизу, у лестницы, и встревоженно смотрела
на меня. В первый раз звонил всего лишь молочник, а во второй - кто-то,
зашедший не по адресу. В тот вечер, посреди ужина - а было, как всегда,
мое любимое блюдо: котлета с запеченным яйцом, - Лайза ни с того ни с сего
вдруг заговорила с таким пылом, точно возражала мне (хотя все это время я
молчал, как и она).
по-настоящему плохого. Не в его это характере. Ты должен это знать.
него.
по поводу моего образования.
Понимаешь, он ведь очень много путешествовал.
про вторую страницу газеты.
чтобы ты был честным. Он говорит, когда его не станет, ты будешь
заботиться обо мне.
Но он говорит, я должна заботиться о тебе. Потому, наверное, он тебя и
привел сюда. Он хочет быть уверенным, что я не уйду первой.
свойственным моему возрасту.
увидел меня - пришел с твоим отцом ко мне в больницу. Иногда он так
смотрит на меня - смотрит испуганно. Точно я все еще лежу больная в той
постели... Я на него за это сержусь. Не хочу я, чтоб-он за меня боялся. Он
ведь может тогда что-нибудь выкинуть.
такое любовь между двумя взрослыми людьми.
именно этот страх гнал Лайзу каждое утро на улицу за газетой: она бежала
покупать "Телеграф", чтобы узнать, не случилось ли самое худшее, страшное
продолжение того, о чем она прочла на второй странице, однако, вернувшись
в свою спокойную кухоньку, Лайза не знала, где это может быть напечатано,
переворачивала все страницы, просматривала даже спортивную и финансовую
хронику и уже не скрывала от меня, что со смертельной тревогой ищет, нет
ли сообщения о Капитане.
стараюсь воссоздать, но сейчас, когда мы больше не живем вместе, мною
владеет настоятельная потребность оживить этих двух людей, высветить их
перед моим мысленным взором и заставить сыграть свои грустные роли как
можно ближе к действительности. Я отлично сознаю, что, возможно, приплетаю
к фактам вымысел, но отнюдь не из стремления исказить правду. Прежде всего
я сам хочу яснее понять этих двух людей, чтобы они продолжали жить в моей
памяти, как если бы на полочке у кровати стояли перед моими глазами две их
фотографии, но ни одной фотографии у меня нет. Почему они так неотступно
владеют моими мыслями? Ведь о Капитане я уже многие годы не имею вестей, а
Лайзу, от которой я ушел по собственному желанию, я вижу лишь изредка и
всегда испытываю при этом чувство вины. И не потому, что я их люблю.
Просто я совершенно хладнокровно решил сделать из них героев своей книги,
подчиняясь страстной тяге к писательству.
4
из соседей.
живет в двадцать третьем, спрашивала меня про тебя. Я на улице как раз
мыла ступеньки. Я сказала, что ты мой сын и что ты жил с отцом, пока он не
помер. И знаешь, что она сказала? "А почему он не в школе?" - спросила
она.
его не знаешь, никогда не видел и его тут нет.
прозвенеть еще раз. Подойдя к двери, я пригнулся и заглянул в замочную
скважину, но увидел лишь кусок серого пальто с карманом. Я открыл дверь -
передо мной стоял мой отец.
зубами, хотя, возможно, это были коронки.