его мучительно входил в уши. Не хочется, Ланде... Пусть все так, может
быть... и я... только раньше вас прихожу к общей цели... Пусть и Бог и
все... а... не хочется умирать, Ланде!.. Жаль жизни, жаль тебя, себя, жаль
солнца, травы... всего... Может, я больше никогда не увижу... Ланде!
руки бессильно шевелились.
чем-то и опять сел. Морщинистое лицо его сразу изменилось и стало сухим и
желтым.
что все эти глупости о Боге могут иметь какое-нибудь значение, когда и в
самом деле приходится умирать?.. Все это очень красиво и приятно, думать о
бессмертии... необходимо думать, чтобы жить. А когда умираешь и не видишь ни
впереди, ни позади никакого Бога... не обманешь, да и незачем... Не говори
ты мне ничего больше!.. Это меня только раздражает!..
него неудержимо запрыгала.
усмехаясь, сказал он. - Жизнь уже кончена, все радости, смысл... все...
кончено!.. Осталось одно страдание... кажется, тут уж и нужно Бога... Тут
страдание уже нелепое!.. А где же твой Бог?.. Что же он не приходит?.. Ведь,
когда я буду в агонии и ноги у меня будут холодеть... Ты это понимаешь!..
А... б... я все еще не буду знать, правда ли это, есть ли Бог!.. Да на что
же мне зна!..
землю и сорвался. Семенов побледнел, дико вытаращил глаза, весь затрясся, и
вдруг мучительный, надорванный и мокрый кашель точно порвал в куски его
исказившееся от страха, ненависти и боли лицо.
прямо ему в лицо огромные, как страдание, глаза и силился что-то сказать.
платок, в котором были мокрота и кровь, проговорил он, - для живого
человека. Человек, значит, узнает Его, если Он и есть, только тогда, когда
все человеческое в нем, все живое кончится... когда человека уже не будет,
будет труп, а не человек... Ложись спать... Я лампу потушу...
возмущая, растворялись в чем-то огромном и глубоком, наполнявшем его душу;
но слов не было в ответ, и бессилен он был передать чувство свое и веру свою
другому, страдавшему от него в двух шагах человеку. И тяжкое чувство
беспомощности надавило ему на сердце холодной, смертной тоской.
усмехнулся.
он, тонко кривя рот. Что все люди - мне братья, а потому действительно
придут и дадут мне последнее братское целование... Но только я тебе скажу,
продолжал он с напряженным чувством сдерживаемого возврата бешенства, - что
меня если что и утешает, так это только то, что все сдохнут!..
как убитый цыпленок, застыл.
подушку. В эту ночь он не спал; и она прошла для него почти незаметно, как
будто он был вне времени. Без сна и покоя думал он о том, что сам не проник
и не углубился в свою радостную веру, ибо бессилен передать ее, ибо и сам
страдает, хотя и чужим страданием, сам хочет милости, отмены и исцеления,
хотя и для другою. Жалость, как молния, прорезала сверху донизу его
незыблемую веру в великую правоту и предвечный, необъятный смысл Бога. И
тогда подумал он в первый раз, что жизнь слишком сложна, велика и странна
для его слабого ума, что среди блеска и треска ее огней он теряет истинный
свет и что только одиночество, сосредоточенное углубление в душу свою дали
бы ему снова ясность и крепость в вере, пошатнувшейся в нем от жалости.
VIII
кроткое овладевало ею и согревало душу, как ясный и тихий свет утра.
Случалось ли ей раздражаться, скучать, смутно и жадно желать чего-то, она
успокаивалась тотчас же, как только встречала Ланде, с его детскими,
доверчивыми, добрыми и ясными глазами.
овладело ею в один ясный и теплый вечер, почти через месяц после приезда
Ланде, когда они вдвоем пошли гулять за город.
начинались волны сыпучего и белого песка. Солнце заходило где-то сзади, и их
длинные тени, неестественно высоко поднимая длинные ноги, шагали впереди,
точно указывая им дорогу, как бесконечные черные стрелы. Далеко на буграх, в
пустом поле, отчетливо вырисовываясь на синем небе и ярко освещенный низким
солнцем, сидел человек.
стоявшим на тоненьких колких ножках, белым мольбертиком.
было в ней, радостно ждало именно того спокойного и доброго ответа, какой,
как ей казалось, мог давать всегда один Ланде.
кто любит человека вообще, тот любит всех и каждого...
оценивать человека не по хорошим чувствам, которые есть в каждом человеке,
каков бы он ни был, а по отношению его к тем фактам, которые с нашей личной
точки зрения представляются нам хорошими... Это ведь несправедливо... Надо
быть очень уверенным в своей непогрешимости, чтобы так судить!.. Да... У
всякого есть любовь, доброта, деликатность, честность, самоотвержение - все,
чем богата душа человека. Только условия жизни людей неодинаковы, и оттого
чувства эти направляются не в одну сторону... Но никому не доставляет
удовольствия быть так просто, ради чувства, злым, завистливым, жестоким,
жадным...
возразила Марья Николаевна.
фигуру и нежный, прозрачный профиль, всегда казавшийся грустным, каким бы ни
было в действительности выражение ее лица.
истинной, спокойной и светлой радости от жестокости не испытывает самый
закоренелый злодей, если только он не душевнобольной, то есть уже не
человек. Всякому человеку надо что-нибудь любить, жалеть, для чего-нибудь
жертвовать собою; вечно он создает себе Бога, ибо Бог в душе его. И не его
вина, если жизнь направляет его чувство не по настоящему пути... Это все от
внешних условий, от того русла, в которое вольется случайно жизнь. Вот и
Молочаев... ведь он страстно любит свое искусство, красоту; я знаю, что он
пойдет на всякие подвиги и жертвы для него. Значит, есть в нем способность,
и даже громадная способность, любить. Другой случай, иной толчок - и его
громадная любовь направится в другую сторону и из этого же, на вид... с
нашей точки зрения, узкого, пустого художника - выйдет подвижник,
человеколюбец... все!
стыдясь своего вопроса.
верю, чувствую, что дух Божий, брошенный Богом в хаос для создания себе
подобного, проходит сквозь человека навстречу желанию божьему, проходит
сквозь ужасную, титаническую творческую муку, проходит, чтобы облегчить
великое одиночество Божие... Я не могу этого выразить, но я верю в человека,
как в начало Будущего... Верю!
влажными и блестящими, и ломая худые, слабые пальцы.
своим мыслям.
засмеялась.
темно-зеленой полосе которого они медленно подходили.
самой смерти... Ничто в мире не боится самой смерти, боится только человек и
боится не ее, а неизвестности... Страх смерти - это усталость слабого ума,
измучившегося в бессильных стараниях преждевременно проникнуть в тайну. А он
бы и не вынес ее, несовершенный... Смерти нет... я верю!
было темно и казалось, что уже вечер. Иглистые веточки тихо покачивались над
зеленой травой у дороги. Какая-то птица неслышно порхнула вниз между корней.
любопытством спросила Марья Николаевна.
Ланде, не удивляясь ее вопросу. - Но что это будет, я не знаю. Рассуждать и
представлять себе человек может только то, что в пределах его настоящего
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Каргалов Вадим