Чтение 8–й страницы книги ~Городок~

ли я чести представиться вам, поскольку никто, видимо, не намерен оказать
нам с вами эту услугу? Ваш покорный слуга - Джон Грэм Бреттон.

Девочка взглянула на него, а он встал и весьма почтительно ей
поклонился. Она неторопливо положила на место наперсток, ножницы и лоскуток,
осторожно спустилась с высокого сиденья и, с невыразимой серьезностью сделав
реверанс, сказала:

- Здравствуйте, как поживаете?

- Имею честь сообщить вам, что нахожусь в полном здравии, лишь
несколько утомился от стремительного путешествия. Надеюсь, сударыня, и вы
здоровы?

- Я чувствую себя удлет-удовлет-творительно, - последовал изысканный
ответ маленькой леди, после чего она попыталась было занять прежнее
положение, но, сообразив, что для этого придется неловко карабкаться наверх,
а такого нарушения приличий она допустить не могла, как и мысли о чьей-либо
помощи в присутствии постороннего молодого джентльмена, она предпочла
усесться на низкую скамеечку, к которой Грэм тотчас же придвинул свой стул.

- Надеюсь, сударыня, что нынешняя ваша резиденция, дом моей матери,
является достаточно удобным для вас местом пребывания?

- Не особ-не-особенно. Я хочу жить дома.

- Естественное и похвальное желание, сударыня, однако я приложу все
усилия, чтобы воспрепятствовать ему. Я рассчитываю, что хоть вы немного
позабавите и развлечете меня, маме и мисс Сноу не удалось подарить мне столь
редкого удовольствия.

- Я скоро уеду с папой, я не задержусь у вашей матери надолго.

- Нет, я уверен, вы останетесь со мной. У меня есть пони, на котором вы
будете кататься, и уйма книг с картинками.

- А вы что, будете теперь здесь жить?

- Конечно. Вам это приятно? Я вам нравлюсь?

- Нет.

- Почему?

- Вы какой-то странный.

- Разве у меня странное лицо?

- И лицо, и все. Да и волосы у вас длинные и рыжие.

- Простите, но они каштановые. Мама и все ее друзья говорят, что они
каштановые или золотистые. Но даже с "длинными рыжими волосами" (он с
каким-то ликованием тряхнул копной, как он сам отлично знал, именно
рыжеватых волос, этой львиной гривой он гордился) я вряд ли выгляжу более
странным, чем вы, ваша милость.

- По-вашему, я странная?

- Безусловно.

Выдержав некоторую паузу, она сказала:

- Я, пожалуй, пойду спать.

- Такой малышке следовало бы давно уже быть в постели, но ты, вероятно,
ждала меня.

- Ничего подобного.

- Ну конечно, ты хотела получить удовольствие от моего общества. Ты
знала, что я должен вернуться, и не хотела пропустить возможность взглянуть
на меня.

- Я сидела здесь ради папы, а не ради вас.

- Прекрасно, мисс Хоум, но я намерен стать вашим любимцем, которого,
смею надеяться, вы вскоре предпочтете даже папе.

Она пожелала нам с миссис Бреттон спокойной ночи. Казалось, она
колеблется, достоин ли Грэм подобного внимания с ее стороны, как вдруг он
схватил ее одной рукой и поднял высоко над головой. Она увидела себя в
зеркале над камином. Внезапность, бесцеремонность, дерзость этого поступка
были беспримерны.

- Как вам не стыдно, мистер Грэм! - воскликнула она с негодованием. -
Отпустите меня сейчас же!

Уже стоя на полу, она добавила:

- Интересно, что вы подумали бы обо мне, если бы я так же схватила вас
рукой (тут она воздела свою мощную длань) за шиворот, как Уоррен котенка.

И с этими словами она удалилась.

Глава III

"ТОВАРИЩИ ДЕТСКИХ ИГР"

Мистер Хоум пробыл в доме миссис Бреттон два дня. За это время его ни
разу не удалось убедить выйти на улицу: весь день он сидел у камина и либо
молчал, либо переговаривался с миссис Бреттон, которая, надо признать, вела
беседу с ним в том духе, в каком следует говорить с человеком, находящимся в
тяжелом душевном состоянии, - без излишнего участия, но и не чересчур
равнодушно; поскольку миссис Бреттон была значительно старше мистера Хоума,
она могла позволить себе с ним прочувствованный, даже материнский тон.

Что же касается Полины, то она была одновременно счастлива и молчалива,
деловита и настороженна. Отец часто сажал ее к себе на колени, и она тихо
сидела, пока не ощущала или не воображала, что отец устал, и тогда говорила:

- Папа, пустите, вам тяжело, вы устанете.

И освободив отца от непомерного груза, она, усевшись на ковре или стоя,
прижавшись к "папиным" ногам, вновь обращалась к белой шкатулочке и носовому
платку, усеянному красными пятнышками. Этому платку, по-видимому, было
назначено стать подарком папе, и его нужно было закончить до отъезда мистера
Хоума, что требовало от белошвейки упорства и трудолюбия (за полчаса она
успевала сделать примерно двадцать стежков).

Вечер, последовавший за возвращением Грэма под материнский кров (дни он
проводил в школе), был более оживленным, чем предыдущие, чему немало
способствовали сцены, происходившие между ним и мисс Полиной.

После той обиды, которую он нанес ей накануне, Полли держалась с ним
отчужденно и высокомерно, когда он обращался к ней, она каждый раз говорила:
"Я не могу тратить время на вас, у меня есть другие заботы". Если он умолял
ее сказать, какие именно, она отвечала: "Дела".

Грэм попытался привлечь ее внимание, открыв свое бюро и выставив ей на
обозрение его пестрое содержимое: печати, яркие восковые палочки, перочинные
ножи и целую кучу эстампов - среди которых были и ярко раскрашенные, - все,
что ему удалось накопить. Нельзя сказать, что искушение осталось втуне: она
украдкой поднимала глаза от своего рукоделия, то и дело посматривая на
письменный стол, где было разбросано множество картинок. Со стола на пол
слетела гравюрка, на которой был изображен ребенок, играющий с бленимским
спаниелем.

- Какая миленькая собачка! - с восторгом произнесла она.

Грэм намеренно не обратил на это никакого внимания. Немного погодя
девочка украдкой выбралась из своего уголка и подошла поближе к столу, чтобы
рассмотреть сокровище. Большие глаза и длинные уши собаки, шляпа с перьями
на ребенке оказались непреоборимым соблазном.

- Хорошая картинка! - таков был благоприятный отзыв.

- Ну, пожалуйста, можешь взять себе, - сказал Грэм.

Она, видимо, заколебалась. Очень сильно было желание получить картинку,
но взять ее означало унизить чувство собственного достоинства. Нет. Она
положила картинку и отвернулась.

- Ты не берешь ее, Полли?

- Спасибо, но я, пожалуй, не возьму.

- Сказать, что я с ней сделаю, если ты откажешься ее взять?

Она повернула к нему голову.

- Разрежу на полоски, свечи зажигать.

- Нет!

- Именно это я сделаю.

- Пожалуйста, не надо.

Услышав мольбу в ее голосе, Грэм с совершенно безжалостным видом вынул
из рабочей шкатулки матери ножницы.

- Итак, приступим, - сказал он и угрожающе взмахнул ножницами. -
Разрежем голову Фидо и носик Гарри.

- Ой, не надо, не надо!

- Тогда подойди ко мне. Быстрее, быстрее, а то будет поздно.

Она помедлила, но сдалась.

- Ну, теперь ты возьмешь ее? - спросил он, когда она остановилась около
него.

- Да, пожалуй.

- Но тебе придется мне заплатить.

- Сколько?

- Один поцелуй.

- Сначала дайте картинку.

Сказав это, Полли довольно недоверчиво взглянула на него. Грэм отдал ей
картинку, она же бросилась прочь, подобно преследуемому кредитору, и нашла
убежище на коленях отца. Грэм вскочил, изображая ярость, и последовал за
ней. Она спрятала лицо на груди мистера Хоума.

- Папочка, папочка, велите ему уйти!

- Я не уйду, - сказал Грэм.

Не поворачивая головы, она протянула руку, чтобы отстранить его.

- Тогда я поцелую ручку, - сказал он, но ручка превратилась в маленький
кулачок, которым девочка стала отталкивать Грэма.

Грэм, в хитрости не уступавший этой девочке, удалился с совершенно
потрясенным видом. Он бросился на кушетку и, уткнувшись головой в подушку,
принял позу тяжелобольного. Полли, заметив, что он затих, украдкой взглянула
на него: он лежал, прикрыв глаза и лицо руками; тогда она повернулась к
нему, продолжая сидеть у отца на коленях, и стала напряженно и испуганно
всматриваться в него. Грэм издал стон.

- Папа, что с ним? - спросила девочка шепотом.

- Спроси у него самого, Полли, - ответил мистер Хоум.

- Ему больно? (Снова стон.)