недорогим, но новым пиджаком, сейчас заменяло пальто, куртку, рубашку и
штаны разом; слишком длинные рукава высоко закатаны, живот подпоясан
бечевкой, а в руках, как молоко, сияет белизной невинности та манна,
которую в Ирландии можно приобрести в любой дыре, свежую и дешевую, -
мороженое. По тротуару перекатываются камушки, а дети заглядывают в окно
тотализатора, где как раз в это время отец ставит часть своего пособия по
безработице на _Закат_. Все глубже опускается благодатный сумрак, камушки
все стучат по выщербленным ступенькам лестницы, ведущей к дверям
тотализатора. Не пойдет ли отец в соседний тотализатор, чтобы там
поставить на _Ночную Бабочку_? - в третий, чтобы поставить на _Иннишфри_?
В Старом Лимерике хватает тотализаторов. Камушки ударяются о ступеньку,
белоснежные капли мороженого падают в канаву, где на миг расцветают, будто
звезды в тине, на единый миг, а потом их невинность засасывает тина.
а выщербленные ступеньки трактира тоже вполне годятся для игры в камушки.
Не даст ли отец еще денег на мороженое? Даст, даст! И для Джонни, и для
Падди, и для Шейлы, и для Мойры, и для мамы, и для тети, а может, даже и
для бабушки? Конечно, даст, покуда хватит денег. Выиграет ли _Закат_? Само
собой, выиграет. _Должен_ выиграть, черт подери, иначе...
детские пальцы левой руки, покуда правая рука катает или подбрасывает
камушки.
глупых предрассудков: плохо одетые люди опасны или, во всяком случае,
опаснее хорошо одетых. Ему бы надо дрожать в баре дублинского
"Шэлбурн-отеля", а не здесь, в Лимерике, возле замка короля Джона. Ах,
будь они хоть немножко опаснее, эти оборванцы, будь они так же опасны, как
те, что кажутся такими безопасными в баре "Шэлбурн-отеля"!
который взял себе на двадцать пенни хрустящего картофеля и слишком
обильно, по ее мнению, полил его уксусом из стоящей на столе бутылки.
за него ответила его задыхающаяся детская грудь, ответила свистом,
вырвавшимся из слабого органчика - детских легких. Не Свифт ли более
двухсот лет назад, в 1729 году, писал свою горчайшую сатиру, свое
"Скромное предложение: как сделать, чтобы дети бедных ирландцев не
становились обузой для своих родителей и для страны", где советовал
английскому правительству отдавать все сто двадцать тысяч новорожденных -
годовой прирост, установленный статистикой, - на съедение богатым
англичанам, подробное, жестокое изложение проекта, который должен был
служить многим целям и, помимо всего прочего, уменьшению, числа папистов.
рука хозяйки, свистящие звуки рвутся из груди мальчика. Равнодушные снуют
мимо, пьяные шатаются, дети спешат с молитвенниками, чтобы не опоздать к
вечерней службе. Но спаситель уже грядет: он велик, он толст и отечен,
должно быть, у него недавно шла кровь из носа, темные пятна покрывают лицо
вокруг носа и рта: он тоже скатился от английских булавок к бечевке, но на
башмаки даже бечевки не хватило - подметки отстают. Спаситель подходит к
хозяйке, склоняется перед ней, как бы целуя ей руку, вынимает из кармана
бумажку в десять шиллингов, вручает ее хозяйке - та испуганно берет - и
любезно говорит:
шиллингов достаточным вознаграждением за шесть капель уксуса?
на лице вдруг понижает голос:
то, что уже настал час вечерней молитвы? Мой нижайший поклон господину
священнику.
одна. Вдруг из глаз ее хлынули слезы, она с плачем бросилась в дом, и
вопли ее были слышны даже тогда, когда за ней захлопнулась дверь.
были все так же грязны, и чайки все так же недостаточно белы. Угрюмо
вырастал из темноты замок короля Джона - местная достопримечательность,
водруженная среди жилых казарм двадцатых годов, и казармы двадцатого века
казались более дряхлыми, нежели замок века тринадцатого; тусклый свет
слабых лампочек не мог одолеть густую тень замка, и кислая темень
захлестнула все.
вместо того чтобы создавать ее, способен платить десять тысяч процентов.
Куда он делся, темный, запятнанный кровью пьяница, у которого хватило
бечевки на пиджак и не хватило на башмаки? Уж не бросился ли он в Шаннон,
в клокочущую серую теснину между обоими мостами, которую чайки облюбовали
как бесплатный каток? Они все еще кружат в темноте, приникают к серой
воде, скользят от моста к мосту и взлетают, чтобы снова и снова повторять
эту игру бесконечно, ненасытно.
аэропорта Шаннон, зеленые автобусы сновали в серой мгле, черное горькое
пиво лилось за занавешенными окнами пивных. _Закат должен_ прийти первым!
кончилась вечерняя служба, горели свечи, молились запоздавшие, ладан и жар
свечей, тишина, нарушаемая лишь причетником, который, шаркая ногами,
задергивал занавески исповедален и вытряхивал деньги из церковных кружек.
Пурпуром светилось сердце Иисуса.
дока, имя которому рождение, до того места среди океана, где нас ждет наше
кораблекрушение?
где-то здесь явилась на свет Лола Монтес. Развалины времен восстания еще
не стали древностью; заколоченные дома, где за черными досками копошатся
крысы; полуразвалившиеся склады, окончательный снос которых передоверен
времени; серо-зеленая тина на обнаженных стенах; и льется, льется черное
пиво за победу _Заката_, которому не суждено победить. Улицы, улицы...
Улицы, на мгновение заполняемые богомольцами, идущими с вечерней службы,
улицы, где дома словно уменьшаются с каждым твоим шагом; стены тюрем,
стены монастырей, стены церквей, стены казарм; какой-то лейтенант,
вернувшись с дежурства, останавливает велосипед у дверей своего крохотного
домика и застревает на пороге в куче своих детишек.
могут расстаться с пурпурным сердцем Иисуса и которых причетник тихим
голосом увещевает идти домой, в конце концов. Упрямое покачивание головой
в ответ. "Но..." - и за этим "но" множество других аргументов причетника.
Упрямое покачивание в ответ. Колени словно приклеены к скамеечке. Кто
сочтет молитвы и проклятия, у кого есть счетчик Гейгера, который способен
зарегистрировать надежды, прикованные в этот вечер к _Закату_? Две пары
тонких лошадиных ног, а на них поставлено столько, что никому на свете не
выкупить эту закладную. Но если _Закат_ не выиграет, горе придется
заливать таким же количеством пива, какое понадобилось для поддержания
надежд. Все так же стучат камушки по выщербленным ступеням трактира, по
выщербленным ступеням церквей и тотализаторов.
такую же девственную, как и утром. Она стояла у дверей крохотного домика с
закрытыми ставнями. У дверей соседнего домика я увидел пожилую женщину -
седую и неопрятную; белой у нее была лишь сигарета. Я остановился.
еще висело на двери полотенце, а на шкафу лежала шляпа, а на полу стояла
грязная тарелка с недоеденной картошкой.
счет не пошлют.
юркнула в свою дверь.
Русанов Владислав
Круз Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Смоленский Вадим