преимуществом; но он удрал под крылышко своей матери, и я услышала, как он
плаксиво сочиняет ей какую-то историю относительно того, что эта гадкая Джен
Эйр набросилась на него, точно бешеная кошка. Мать строго прервала его:
заслуживает внимания. Я не хочу, чтобы ты или твои сестры разговаривали с
этой девчонкой.
крикнула:
дерзкое заявление, она вихрем взлетела по лестнице, втащила меня в детскую
и, швырнув меня на кроватку, весьма решительно приказала мне весь день не
сходить с места и не раскрывать рта.
почти невольно. Во мне заговорило что-то, над чем я не имела власти.
и спокойных серых глазах появился даже какой-то страх.
перед ней - ребенок или дьявол? Тогда я осмелела:
и папа и мама - тоже: они знают, что вы меня запираете на целые дни и хотите
моей смерти. Миссис Рид быстро овладела собой; она изо всех сил принялась
меня трясти, затем надавала пощечин и ушла, не промолвив ни слова. Это
упущение наверстала Бесси, - она в течение целого часа отчитывала меня,
доказывая с полной очевидностью, что я самое злое и неблагодарное дитя,
какое когда-либо росло под чьей-нибудь крышей. Я готова была поверить ей,
ибо понимала сама, что в моей груди бушуют только злые чувства.
всегда, весело отпраздновали рождество и Новый год; на всех щедро сыпались
подарки, миссис Рид давала обеды и вечера. Я была, разумеется, лишена всех
этих развлечений: мое участие в них ограничивалось тем, что я ежедневно
наблюдала, как наряжались Элиза и Джорджиана и как они затем отправлялись в
гостиную, разодетые в кисейные платья с пунцовыми кушаками, распустив по
плечам тщательно завитые локоны, а затем прислушивалась к звукам рояля и
арфы, доносившимся снизу, к беготне буфетчика и слуг, подававших угощение, к
звону хрусталя и фарфора, к гулу голосов, вырывавшемуся из гостиной, когда
открывались и закрывались двери. Устав от этого занятия, я покидала площадку
лестницы и возвращалась в тихую и пустую детскую. Там мне хоть и бывало
грустно, но я не чувствовала себя несчастной.
гостей, так как эти гости редко обращали на меня внимание; и будь Бесси хоть
немного приветливее и общительнее, я бы предпочла спокойно проводить вечера
с нею, вместо того чтобы непрерывно находиться под грозным оком миссис Рид в
комнате, полной незнакомых дам и мужчин. Но Бесси, одев своих барышень,
обычно удалялась в более оживленную часть дома - в кухню или в комнату
экономки - и прихватывала с собой свечу. А я сидела с куклой на коленях до
тех пор, пока не угасал огонь в камине, и испуганно озиралась, так как мне
чудилось, что в полутемной комнате находится какой-то страшный призрак; и
когда в камине оставалась только кучка рдеющей золы, я торопливо
раздевалась, дергая изо всех сил шнурки и тесемки, и искала защиты от холода
и мрака в своей кроватке. Я всегда клала с собой куклу: каждое человеческое
существо должно что-нибудь любить, и, за неимением более достойных предметов
для этого чувства, я находила радость в привязанности к облезлой, дешевой
кукле, скорее похожей на маленькое огородное пугало. Теперь мне уже
непонятна та нелепая нежность, которую я питала к этой игрушке, видя в ней
чуть ли не живое существо, способное на человеческие чувства. Я не могла
уснуть, не завернув ее в широкие складки моей ночной сорочки; и когда она
лежала рядом со мной, в тепле и под моей защитой, я была почти счастлива,
считая, что должна быть счастлива и она.
шагов Бесси в коридоре; иногда она забегала в течение вечера - взять
наперсток или ножницы или принести мне что-нибудь на ужин - булочку, пирожок
с сыром, - и тогда она усаживалась на краю постели, пока я ела, а затем
подтыкала под матрац края одеяла, а два раза даже поцеловала меня, говоря:
"Спокойной ночи, мисс Джен". Когда Бесси была так кротко настроена, она
казалась мне лучшим, красивейшим и добрейшим созданием на свете; и я
страстно желала, чтобы она всегда была приветливой и внимательной и никогда
бы не толкала меня, не дразнила, не обвиняла в том, в чем я была неповинна,
как это с ней часто случалось. Теперь мне кажется, что Бесси Ли была очень
одарена от природы: она делала все живо и ловко и к тому же обладала
замечательным талантом рассказывать сказки, которые производили на меня
огромное впечатление. Она была прехорошенькой, - если мои воспоминания о ее
лице и фигуре не обманывают меня. В моей памяти встает стройная молодая
женщина, черноволосая и темноглазая, с правильными чертами, со свежим,
здоровым румянцем; но вся беда в том, что у нее был резкий и
неуравновешенный характер и весьма смутные представления о беспристрастии и
справедливости; но даже и такой я предпочитала ее всем остальным обитателям
Гейтсхэдхолла.
вниз завтракать; моих кузин еще не позвали к столу. Элиза надевала шляпку и
старое теплое пальто, собираясь идти кормить своих кур, - занятие,
доставлявшее ей большое удовольствие. Когда они неслись, она с не меньшим
удовольствием продавала яйца экономке и копила вырученные деньги. Элиза была
страшная скареда и прирожденная коммерсантка. Это сказывалось не только в
том, что она продавала яйца и цыплят, но и в том, как она торговалась с
садовником из-за рассады и семян, - ибо миссис Рид приказала ему покупать у
этой юной леди псе, что произрастало на ее грядках и что она пожелала бы
продать. Элиза же ничего бы не пожалела, лишь бы это сулило ей прибыль. Что
касается денег, то она прятала их по всем углам, завертывая в тряпочки или
бумажки; но когда часть ее сокровищ была случайно обнаружена горничной,
Элиза, боясь, что пропадет все ее достояние, согласилась отдавать их на
хранение матери, но притом, как настоящий ростовщик, - из пятидесяти -
шестидесяти процентов. Эти проценты она взимала каждые три месяца и
аккуратно заносила свои расчеты в особую тетрадку.
вплетая в свои кудри искусственные цветы и сломанные перья, - она нашла на
чердаке полный ящик этих украшений. Я убирала свою постель, так как Бесси
строжайше приказала мне сделать это до ее возвращения (она теперь нередко
пользовалась мной как второй горничной: поручала мести пол, стирать пыль со
стульев и тому подобное). Накрыв постель одеялом и сложив ночную сорочку, я
подошла к подоконнику, чтобы прибрать разбросанные на нем книжки с
картинками и кукольную мебель, но краткое приказание Джорджианы оставить в
покое ее игрушки (ибо крошечные стульчики и зеркальце, очаровательные
тарелочки и чашечки принадлежали именно ей) остановило меня; и тогда от
нечего делать я стала дышать на морозные цветы, которыми было разукрашено
окно, и, очистив таким образом маленькое местечко, заглянула в скованный
суровым морозом сад, где все казалось недвижным и мертвым.
раз тогда, когда мне удалось расчистить достаточно широкий кружок среди
затянувшей стекло серебристо-белой листвы, ворота распахнулись и во двор
въехал экипаж. Я равнодушно следила за тем, как он приближался к подъезду: в
Гейтсхэд часто приезжали экипажи, но ни один не привозил гостей, которые
представляли бы интерес для меня. Экипаж остановился перед домом, раздался
резкий звук колокольчика, гостя впустили. Все это меня совершенно не
касалось, и мое праздное внимание вскоре было привлечено голодным снегирем,
который, чирикая, уселся на ветку голой шпалерной вишни у самой стены дома,
неподалеку от окна. Остатки моего завтрака, состоявшие из хлеба и молока,
еще были на столе, и, раскрошив булку, я принялась дергать форточку, чтобы
высыпать крошки на карниз; но тут в детскую вбежала Бесси.
и лицо сегодня?
хотелось обеспечить птичке ее завтрак; наконец рама поддалась, я высыпала
крошки - они упали частью на каменный карниз, частью на вишневую ветку - и,
закрыв окно, ответила:
окно?
и, не слушая моих объяснений, потащила меня к умывальнику, беспощадно, хотя,
к счастью, быстро, обработала мое лицо и руки водой, мылом и жестким
полотенцем, пригладила волосы щеткой, сорвала с меня передник, вытолкала на
площадку лестницы и приказала сойти вниз, так как меня ждут в столовой.
Бесси уже исчезла, захлопнув дверь. Я стала медленно спускаться. Вот уже
почти три месяца, как миссис Рид не приглашала меня вниз; моя жизнь
протекала только в детской, поэтому столовая, зал и гостиная сделались для
меня недосягаемыми, и я не решалась в них вступить.
гостиную, дрожа и робея. Какую жалкую трусишку сделал из меня в те дни страх
перед незаслуженным наказанием! Я и в детскую боялась вернуться, и в
гостиную не решалась войти; минут десять простояла я так, терзаясь
сомнениями; резкий звонок к завтраку заставил меня решиться.
тугую ручку двери, не поддававшуюся моим усилиям. - Кого я сейчас увижу,
кроме тети Рид? Мужчину или женщину?" Ручка, наконец, повернулась, дверь
открылась, я вошла, низко присела и, подняв глаза, увидела черный столб: по
крайней мере такое впечатление на меня произвела в первую минуту узкая,
одетая в черное, прямая, как палка, фигура, стоявшая на ковре перед камином;
угрюмое лицо напоминало высеченную из камня маску; она венчала эту колонну