Чтение 8–й страницы книги ~Рыбарь~

Дружиннику указали отделение пакгауза, где были заперты трое. Он
отодвинул засов, распахнул дверь. Тотчас из помещения донесся громкий голос
барышни:

- О, новое лицо! Наконец-то! Голубчик, вы знаете, какие-то пьяные люди
нас заперли... хотели надо мной надругаться, ограбить. Я пожалуюсь генералу!

- Выходите, это самое, - дружинник показал рукой, - на волю.

Вслед за ней появился мужичонка в лаптях:

- У меня сынок за народный Комуч кровь льет, а меня - под запор...

Проходя мимо солдат, барышня узнала их, отвернулась, ускорила шаг.

- Ну, - пробормотал Быбин, - а где пацан? - вошел в помещение. Через
минуту выбежал: - Держи-и их! Убили!

Барышня мчалась прочь по уходящей вдаль узкой полосе: справа -

бесконечно длинный пакгауз, слева - громыхающий по рельсам состав.
Сизорин и Лушин настигали ее. "Лапоть" попытался вскочить на тормозную
площадку вагона, но Быбин с Шикуновым оторвали его от поручней, повалили
наземь.

Быбин, обычно степенный, сейчас чуть не дрожал, сбивчиво объясняя
дружиннику:

- Мы троих привели-то... пацан с ними еще, малолеток! И - нету! Захожу:
где? А? Под опилками - неживой...

Парень шагнул в пакгауз, вытащил на свет тело, вытащил привычно, будто

мясную тушу. Нагнулся, поворочал, пощупал.

- Удушен. Вишь, дорожки на шее.

Лушин и Сизорин, выкручивая ей сильные руки, привели ожесточенно
сопротивлявшуюся беглянку. Шляпка с вуалью потерялась, растрепанные волосы
упали на лицо. Женщина тяжело дышит, все в ней клокочет
неистребимо-ненавидящим упорством.

Ее сообщник выглядит как-то "суше", он сидит на земле, низко наклонив
голову, сжав ее ладонями.

Шикунов пораженно и вместе с тем в отрадном облегчении объявил:

- Ведь он это заране знал - Володечка! Увидите, мол, что выйдет: против
чего никто не попрет. Вот и вышла истина.

Порыв ребячливости сделал непохожим на себя Быбина - он бурно
восхитился Ромеевым:

- Очень расчетливо понимал. Заметили, как он крикнул, чтоб эти
услышали: уезжаем-де! уходит наш эшелон! Чтоб эти думали: если их отопрут,
то уж другие - кто про пацана не знают. И придушили, - закончил ликующе, как
мог бы сказать: "Попались!"

Впрочем, его настроение тут же сменилось. С гневным презрением
обратился к пойманной:

- Боялись, значит, что снова может рассказать?

Лушин выругался:

- Отомстили! Не терпелось отомстить, у-уу, краснюки-погань,
кар-ратели... - он смачно, с чувством сплюнул.

Быбин поторопил:

- Ведем назад в контрразведку!

- Ну, ты! - вдруг набычился дружинник. Он был из тех малых, что знают
себе цену. - Не х... командовать! - направил на добровольца громоздкую "Гра
".

Тот вытаращил глаза:

- Ты че?

- У меня приказ: отпустить! Пусть идут.

- Но они убили!!! - вскричал с безумным лицом Сизорин.

- На меня это без влияния. Я здесь с приказом: отпустить. Будешь еще
мне указывать!

"Лапоть" встал на ноги. Барышня отбросила волосы с лица.

- Ну, уж нет! - Быбин выстрелил из винтовки в воздух, закричал: -
Тревога!!!

На тесном пространстве между пакгаузом и железнодорожным полотном

собирались добровольцы. Раздвигая толпу, подошли чешские легионеры:
офицер и двое рядовых.

Пострадавшие от большевиков смотрели на чехословаков как на спасителей.
Благодаря им советской власти не стало от Волги до Тихого океана. И они
держали себя соответственно.

Офицер с холодной властностью, нажимая на "о", спросил:

- Что про-зочло?

Ему стали рассказывать... Он был отлично сложен, осанист, аккуратно
подрубленные узкие усики, тонкой кожи черные перчатки. Достав портсигар,
серебряный, с монограммой, вынул папиросу, щелкнул зажигалкой, закурил.
Задавал вопросы, уточняя, что именно узнавали барышня, "лапоть", парнишка у
военных около эшелонов. С цепким вниманием выслушал поочередно

четверых добровольцев, осмотрел труп подростка. Вдруг с улыбкой
обратился к

барышне:

- Отчэго он убитый?

- Не знаю! Контрразведка меня отпустила! Вам подтвердит началь...

Хрусткий звук удара. Молодая женщина отлетела в толпу: та раздалась - и
она упала навзничь, вскинув длинные ноги в красивых ботинках. Платье и
нижняя юбка задрались, обнажив гладкие пышные ляжки.

- Сучэнка! - чех сделал ударение на первом слоге. Вынул изо рта
папиросу, плавно выдохнул дым. - Взъят!

x x x

Майор Иржи Котера был пражанин. До мировой войны он занимал видную
должность в крупной торговой компании, что закупала в России лен, пеньку,
коноплю. Поскольку требовалось бывать в России, Котера выучился говорить
по-русски. Истый патриот, он ненавидел австрийцев и мечтал о независимой
Чехии. Попав на фронт, перебежал к русским, вступил в чехословацкий легион,
чтобы воевать с Австро-Венгрией. Когда легион (чаще его называют корпусом)
выступил против большевиков, Котеру, учтя его знание русского языка и опыт
общения с русскими, назначили на одну из руководящих должностей в срочно
сформированной контрразведке.

12.

Володя, со связанными за спиной руками, сидел на стуле в кабинете
Онуфриева. Тип в некрашеного холста косоворотке с засученными рукавами
ударил его по губам аршинной дубовой линейкой.

Роговский стоял поодаль на сверкающем паркете в позе несколько

театральной, хотя подозрения царапали по сердцу всерьез.

- Повторяю: с кем из офицеров вы шли на связь?

Ромеев получил еще один удар линейкой; из разбитых губ капала кровь.

Полковник, сидя за столом, набивал нюхательным табаком ноздри.

- Отвечай! - оглушительно, со вкусом чихнув, добавил: - Покалечим!

- Не надо бить, - тоном просьбы сказал Евгений Федорович: он говорил
это после каждых двух-трех ударов.

И вдруг связанному - нахраписто, свирепо-хамски:

- Имена офицер-ров?! Живо!

Володя молчал, и тип опять прошелся линейкой по его губам.

- Ты усугубляешь своим упорством! - проорал со своего места Онуфриев.

Вошел молодцеватый чешский майор, вскинул руку в перчатке к козырьку,
представился.

- Этот чоловек взъял троих людей? - указал взглядом на Володю.

- А в чем дело? - Роговский, эффектно подбоченившись, с апломбом назвал
себя, свой пост.

Котера с дежурно-любезной улыбкой, как о приятном, уведомил:

- Он берьотся к нам.

- Это невозможно! Он опасный враг, многолетний провокатор царской
охранки! Ему вынесен смертный приговор партией эсеров.

- Очэн сожалею, - сказал чех невозмутимо. - Нам нужно его взъят! -
кивнул двум легионерам. Те встали у Володи по бокам.

Котера щелкнул каблуками, слегка поклонился Роговскому и четким шагом
вышел.

13.

В вагоне чешской контрразведки заговорили и барышня, и "лапоть". Знали
они много, и в одну ночь в Самаре был схвачен весь актив большевицкого
подполья. Ничего обиднее для красных не представишь: ведь к вечеру
следующего дня белые оставили город. Их "прощальный привет" будет назван
"одним из самых остро-драматических", "горчайших" моментов Гражданской
войны.

Виновник случившегося покинул Самару с нежданным комфортом, в обществе
чешского майора. Поезд в осенней ночи катит на восток; вагон первого класса
- купе отделано красным деревом, пружинные диваны, яркие плюш и бархат, на
окне - шелковые занавески.

Ромеев и Котера сидят за столиком друг против друга. Светло-каштановые
гладкие волосы офицера плотно прилегают к голове, любовно подрубленные усики
выведены в ниточку; цвет лица - кровь с молоком.

У Володи потрепанное жизнью простонародное лицо, вид неважный: