Падая, закувыркались через головы в облаке снежной пыли. Внизу, вскочив,
затравлено отряхивались, кто-то смеялся некстати, нервным, лающим смешком. И
сейчас же над краем оврага, отрезая темное небо, понеслись светящимся веером
пули.
бежать, и тряхнул поднятым автоматом.
мутном свете косо неслась красная метель. Люди стояли, обступив Васича.
Запавшие виски, провалившиеся щеки, в блестящих глазах отражался пожар. Они
смотрели на Васича этими исступленно блестевшими глазами. Он остановил их,
он крикнул: "Стой!" - он должен знать, что делать дальше. Наверху, среди
разрывов и рева танков, пулеметные очереди выкашивали живых, тех, кто еще
метался по полю. А они сбились здесь, освещенные пожаром, и танки могли
появиться в любой момент.
из метели надвигался к краю оврага танк.
несколько человек присело под пулями, беспокойно озираясь.- Никому не
бежать! Вон пушки!
завалилась набок: левое колесо было отбито. Трактор, державший ее на тросе,
горел наверху. Около другой суетился расчет. Они на руках скатывали ее вниз,
надеясь открыть огонь, но уже видно было, что не успеют, и они понимали это
и только жались вокруг, не решаясь бросить.
лицо старшины.
навесным огнем рубили пулеметные трассы.
врассыпную бросились от орудия, попадали в снег. Почти одновременно ударили
два взрыва. Вскочив, люди побежали дальше, освещенные со спин. И вместе с
ними по красному от пожара снегу бежали, вытянутые вперед, их тени.
шапки заливал глаза. Он вытер его жестким рукавом шинели. Туда, где стояли
пушки, уже вышел танк. И башни других танков смутно маячили сквозь метель и
зарево. От них, сверкая, неслись длинные огненные струи, неслись вдоль
оврага, сюда. Бежавший впереди солдат остановился, выпрямился, пошел боком,
боком, схватился за деревце. Он стоял в снегу, качаясь, и деревце все ниже
гнулось под его тяжестью. В тот момент, когда Васич подбежал, макушка
деревца стремительно взлетела вверх, и он едва не споткнулся об упавшего
поперек дороги человека. На откинутой руке его еще шевелились пальцы, гребли
снег, но глаза уже мертво закатились под лоб.
люди бежали, пригибаясь в кустах. По ним вдогонку били пулеметы, и над
согнутыми спинами мгновенно сверкало. Но лес был рядом. Темный, он
приближался из метели. Лес! Жизнь!.. И вдруг оттуда в упор ударили автоматы.
И люди заметались в красных, зеленых, желтых огненных струях, бьющих
отовсюду. Вспышки на исказившихся лицах. Вспышки на снегу. Крик ужаса и
боли.
упал на снег, и те, кто полз, увидели, как он встал перед ними во весь свой
рост с яростным лицом и автоматом в поднятой руке, словно заслонив их собою
от пуль и немцев.- За мно-ой!
знал, чувствовал, что за ним, рядом с ним в едином слившемся крике бегут
люди на выстрелы, выставив перед собой огненные трассы пуль. В метели все
сшиблось, смешалось. Каски. Распяленные в крике рты. Рвущиеся из земли
огненные вспышки гранат. Чье-то черное, вскинутое взрывом тело...
струи металла. Но это уже вслед, вслед... Лес распахнулся навстречу.
окопы, все еще долбили мерзлую землю. Скинув шинели на снег, распоясанные, в
одних шапках, с ремнями через плечо, они работали без перекура: командир
батареи торопил их, поглядывая на часы. Потом и он сам взялся за кирку. И
когда взмахивал ею над головой, под мышками обнажались темные, все
увеличивающиеся круги. У солдат от потных спин шел пар, и от земли, там, где
пробили мерзлый слой, тоже подымался пар, и она казалась теплой на ощупь.
разрывы снарядов и частая пулеметная и автоматная стрельба. Но здесь, перед
ними, где ожидался прорыв танков, фронт был устойчив, только чаще обычного
взлетали над передовой ракеты.
будила тревогу.
разобрали шинели, сидя в свежих ровиках, горячими от лопат и кирок руками
свертывали цигарки, курили, жадно насасываясь табачным дымом впервые за
много часов.
стоял, вслушиваясь в ночь. Северный ветер свистел над равниной, а пустые
орудийные окопы порошило снежком. Еще гуще стала темнота перед утром. Время
близилось к шести. Дивизион все не шел.
затишке,- не знали, что и они сами, и вырытые ими окопы - все это было уже в
тылу у немцев.
живых, не понимающих хорошенько, как после всего они еще живы. В порванных,
обожженных шинелях они сидели на снегу, держа автоматы на коленях,
неотдышавшиеся, размазывали по лицам пот, грязь и кровь, и многие даже не
чувствовали еще, что ранены. Кто-то страшно знакомый, без шапки, стоял под
деревом на коленях, горстью хватал снег и прикладывал к виску. Снег тут же
напитывался кровью, он отбрасывал его, сгребал горстью новый и прижимал к
виску. По щеке его текли растаявший снег и кровь, телогрейка на груди и
колени ватных брюк были мокры. Проходя мимо, глянув в лицо, Васич узнал его:
Халатура. Тот самый разведчик, который ходил с ним и с Мостовым. И Васин
обрадовался, увидев его живым.
цигарку, нервно дергал головой.
торопился, поглядывая в сторону выстрелов. Еще слышны были танки и далеко
где-то немецкие голоса, перекликавшиеся по лесу. Бил с бронетранспортера
миномет, и мины, задевая за ветки, рвались в воздухе, как шрапнель. Сюда, в
глубину леса, пока еще достигали редкие пули.
шинели. Он знал, что немцы продвигаются по лесу, скоро они будут здесь. Но
он все не давал приказа отойти. Где-то еще должны быть люди. Отбившиеся,
прорвавшиеся поодиночке. Не может быть, что это все и больше никого не
осталось. Он отходил последним, где-то бродят поблизости те, кто раньше
пробился в лес. И он все ждал и не уводил остатки дивизиона. Люди, сидя на
снегу, прислушивались к голосам и выстрелам: они как будто приблизились.
вспомнить. Что-то важное, с ним связанное.
перед этим... Перед тем, как танки прорвались. А что? Ты почему спрашиваешь?
кто-то пробиться в лес. Не могли все погибнуть".
опустил глаза. Он медленно вспоминал. Ищенко не было ни на второй, ни на
третьей батарее, когда он приказал подорвать пушки.
осколков, просовывая в них палец.- Вот где я был!
Не разведав, не уточнив! Нами затыкали дыру, как амбразуру чужим телом! Кто
отвечает за это? Они проехали по нас! Давили людей танками! Рядом со мной
срезало связного! Очередью с танка! Вот!
каким вот здесь прошла пуля, случайно только не убившая его, он содрогнулся.
Содрогнулся от ненависти к людям, пославшим его под танки, и от жалости к
себе. Им никакого дела не было до всей его прожитой жизни. Он, безупречно
прослуживший столько лет, провоевавший всю войну, мог сейчас, как те,
порезанные из пулеметов, раздавленные танками, валяться на снегу. И теперь
за то, что он жив, его хотят сделать виновным! Вспыхнула над лесом ракета, и