страсти. Команда сделалась ручной, готовой на все, чтобы поправить беду.
Слышны были только ровным голосом отдаваемые команды и хныканье
пострадавшего.
поднимись на мостик и доложи.
слышал не только все, что говорилось в непосредственной близости от него, но
и в самых разных местах. Он уже включил свет в каюте и, глядя на плетение
трубок и проводов на потолке, вдруг осознал, что здесь, наверное, имеет быть
некий общий узел связи. И по озорству или недогляду, а может, это осталось с
войны, только все служебные разговоры передавались в его каюту. Война лучше
всего объясняла казус. Как-то во время бомбежек в Лондоне ему дали
гостиничный номер, который поспешно освободил проезжий союзнический деятель.
Когда он поднял телефонную трубку, чтобы заказать завтрак, выяснилось, что
он звонит по секретной связи прямо в канцелярию кабинета. Что-то в этом роде
происходит и на "Калибане". Когда это был военный корабль, в каюте,
несомненно, располагался своего рода оперативный штаб; а когда судно вернули
прежним владельцам и вновь оборудовали для пассажирских перевозок, инженеры
упустили отключить связь. Только этим можно было объяснить голоса,
осведомлявшие его о всех этапах драматического происшествия,
предпринято несколько попыток высвободить его. Наконец решили вырезать его
оттуда. Распоряжение было выполнено с поразительной быстротой, но во время
работы этот замысловатый агрегат, что бы он там собою ни представлял,
окончательно доломали, и в итоге его отволокли к борту и бросили в море.
Пострадавший безостановочно рыдал и скулил. Его отнесли в лазарет и
предоставили заботам доброй и, как выяснилось, не очень квалифицированной
сестры. - Держись, - сказала она. - Я буду молиться за тебя. А ты держись, -
между тем как телеграфист связался с госпиталем на берегу и получил указания
о первой помощи. Судовой врач так и не объявился. С берега продиктовали
лечебные меры, их передали в лазарет. Последнее, что услышал мистер Пинфолд,
были слова капитана Стирфорта на мостике: - Я не намерен возиться с больным
человеком на борту. Надо будет подать сигнал проходящему судну и отправить
его на нем домой.
успокоившимся ласкаром задремал и мистер Пинфолд, а там и вовсе уснул под
голос сестры, бормотавшей ангельское напутствие.
чай. Вставать ему не хотелось. Система связи безмолвствовала. Он взял книгу
и начал читать. Тут раздался щелчок и голоса возобновились.
команды. - Я хочу, чтобы вы поняли, - говорил он, - что прошлой ночью мы
пожертвовали ради одного-единственного матроса огромным количеством ценного
металла. А именно, чистой медью. Одним из самых ценных металлов в природе.
Имейте в виду, я не жалею об этой жертве и уверен, что компания оправдает
мои действия. Но я хочу, чтобы вы все осознали, что только на британском
корабле возможна такая вещь. Под любым другим флагом стали бы спасать не
человека, а металл. Вы знаете это не хуже меня. И не забывайте этого. И еще:
вместо того, чтобы везти человека с нами до Порт-Саида и определить его там
в дрянной госпиталь для восточников, я озаботился перевести его на встречное
судно и теперь он на пути в Англию. Лучшего обращения не знал бы и директор
компании. Я знаю госпиталь, в который он направляется, это славное и
приятное место. Туда мечтает попасть каждый моряк. Его окружат там всяческой
заботой, он будет жить, если, конечно, выживет, в великолепных условиях. Вот
такой наш корабль. Для людей, которые служат у нас, мы ни перед чем не
остановимся.
скоро заговорила женщина. Этот голос мистер Пинфолд скоро узнает из тысячи.
Для каждого мужчины и каждой женщины характерно определенное звучание: этот
скрипит, тот шепелявит, та стрекочет, кто-то басит, кто-то подвизгивает, а у
кого-то интонация речи своеобразная - и все это поособому раздражает
слушающего, у него, буквально, "волосы шевелятся" или, фигурально, "сводит
скулы";
этой женщины. В указанном смысле он никак не действовал на капитана, зато
мистеру Пинфолду доставлял истинное мучение.
неприятностями покончено.
выставил себя этот человек - хныкал, как малое дитя. Слава богу, что мы его
больше не увидим. Мне понравилось насчет славного, приятного госпиталя.
губить мою медь. Он еще пожалеет, что он не в Порт-Саиде.
сказала она.
Пинфолд) и заговорили два пассажира. Видимо, пожилые, военные люди.
получают должной оценки. Мы должны выразить нашу признательность.
не гордиться британской службой.
не в том ли его долг, чтобы явиться и открыть подлинный характер капитана и
его сообщницы? Конечно, будет трудно обосновать свои обвинения,
удовлетворительно объяснить, как случилось, что он проник в секреты
капитана.
Это безусловно граммофонная пластинка, - подумал мистер Пинфолд. - Или
радио. На борту такое не исполнишь. - Потом он немного поспал и проснулся от
смены музыки. Снова на три восьмых веселая молодежь отдавала дань индейцам
покопута. Мистер Пинфолд взглянул на часы. Одиннадцать тридцать. Пора
вставать.
теперь о наличии разветвленной связи, он понимал, что помещение, где играл
этот джаз, могло быть где угодно на корабле. Как и молитвенное собрание.
Поначалу казалось странным, что тихие голоса так легко проходят сквозь пол и
что он их слышит, а Главер - нет. Теперь это объяснилось. Но озадачивали
нерегулярность работы, смена места, щелчки включения и выключения.
Невозможно представить, чтобы кто-то на коммутаторе подключал его каюту к
досадным происшествиям. Ясно, что капитан не станет сознательно
транслировать свои частные, компрометирующие его разговоры. Мистер Пинфолд
пожалел, что плохо разбирается в технике этого дела. Он вспомнил, что в
Лондоне, сразу после войны, при общем развале, так же капризно работали
телефоны; линия вдруг смолкала; потом начинался треск; потом, когда помнешь
и подергаешь перекрутившийся провод, возобновлялся нормальный разговор. Он
предположил, что где-то над его головой, скорее всего, в вентиляционной
шахте, многие проводки перетерлись и разомкнулись, но при качке они
соприкасаются и налаживают связь то с одной частью корабля, то с другой.
неважно. Если бы только хромота;
Наверное, эти пилюли, новые, говорят, и очень сильные, были не в ладах с
бромидом и хлоралом, а возможно, еще и с джином и бренди. Впрочем,
снотворное кончилось. Раз-другой он еще примет пилюли. Он проглотил одну и
полез на верхнюю палубу.
то непродолжительное время, что мистер Пинфолд взбирался по лестнице,
молодежь свернула свой концерт. Сейчас они были на юте - метали кольца,
играли в палубный шафлборд {Игра, в которой деревянные диски передвигаются
ударами палок по девятиклеточной доске.}, болея друг за друга, и бурно
ликовали, когда качка сбивала их в кучу. Облокотившись на поручень и глядя в
воду, мистер Пинфолд недоумевал: что хорошего находят в музыке индейцев
покопута эти здоровые на вид, славные ребята. На корме в одиночестве стоял
Главер и размахивал своей клюшкой. На солнечной стороне палубы, закутанные в
пледы, сидели пассажиры постарше - кто читал популярную биографию, кто
вязал. Словно офицеры, ждущие своей очереди на батальонном смотру,
фланировали парами молодые бирманцы, все справно одетые в блейзеры и палевые
брюки.
он считал себя обязанным внести поправку. По их голосам, немолодым,
отчетливым, обычным, он ясно представил себе, как они выглядят. Это
отставные генерал-майоры. В войне 1914-го года проявили себя храбрыми
строевыми офицерами - возможно, в линейной кавалерии, и закончили войну,
командуя бригадами. Перешли в штабной колледж и терпеливо ждали новых
сражений, но в 1939-м оказалось, что для действительной службы они
староваты. Впрочем они верой и правдой оттрубили свое в управлениях, ходили
на пожарные дежурства, маялись без виски и бритвенных лезвий. Теперь они
только и могли позволить себе этот ежегодный недорогой зимний круиз;
замечательные по-своему старики. Он не нашел их ни на палубе, ни в гостиных.
сведения о рейсе и результаты пари на скачках. Скарфилд сорвал скромный куш.