бриджи были заправлены в гетры. Но на этом сходство кончалось: вместо
ботинок горилла была обута в пару толстых черных перчаток.
заросшая черной шерстью уродливая голова с остроконечным черепом,
приплюснутым носом и огромными обезьяньими челюстями. Горилла стояла,
слегка наклонившись вперед, в типичной позе охотника, подстерегающего
добычу, и ее длинные руки сжимали ружье. Она притаилась точно напротив
меня, по другую сторону широкой просеки, к которой приближалась цепь
загонщиков.
себя легкий шорох. Горилла повернула голову, одновременно поднимая ружье,
чтобы сразу прицелиться. С вершины холма я заметил, как колеблется
кустарник, сквозь который продирался наугад один из беглецов. Мне хотелось
крикнуть, предостеречь его, настолько очевидны были намерения обезьяны. Но
я не смог, да и не успел: человек уже выскочил на открытое место с
быстротой оленя. Выстрел настиг его, когда он был на середине просеки.
Человек подпрыгнул, упал, забился в конвульсиях и испустил дух.
поглощено гориллой. Я пристально следил за ней с того мгновения, когда она
услышала шорох, и был поражен богатством ее мимики: сначала морда гориллы
выражала напряженное ожидание охотника, подстерегающего дичь, затем
жестокую радость от удачного выстрела, и самым удивительным во всем этом
было то, что она выражала свои чувства чисто _по-человечески_. Это меня
потрясло больше всего! В глазах уродливой гориллы светился разум, который
полностью отсутствовал у людей Сороры.
над удивлением. Выстрел заставил меня снова взглянуть на жертву, и я стал
свидетелем ее страшной агонии. Затем я с ужасом заметил, что вся просека
усеяна человеческими телами. Последние мои иллюзии относительно
происходящего рассеялись. Шагах в ста от первой гориллы я увидел вторую,
одетую точно так же. Вне всяких сомнений, это была облава, фантастическая
облава, в которой охотниками были обезьяны, расставленные по номерам с
одинаковыми интервалами, а дичью - люди, во всем похожие на нас, мужчины и
женщины, чьи обнаженные тела, простреленные, скорченные, застывшие в самых
диких позах, валялись на окровавленной земле. И я сам, увы, участвовал в
облаве... в качестве дичи!
смотреть на карикатуру, и я снова стал наблюдать за гориллой,
преграждавшей мне путь. Она повернулась, и я увидел за ее спиной другую
обезьяну, которая стояла позади, как слуга возле своего хозяина. Это был
шимпанзе, шимпанзе маленького роста, по-видимому, еще молодой, но,
клянусь, обыкновенный шимпанзе! Одет он был, правда, не столь изысканно,
как горилла, - в простую рубаху и брюки, но тем не менее ловко справлялся
со своим делом. Его роль сразу стала мне понятна, когда горилла протянула
маленькому шимпанзе ружье, а тот подал ей другое, заряженное. Затем он
быстро достал из патронташа патроны, сверкнувшие под лучами Бетельгейзе,
и, перезарядив первое ружье, снова занял свое место позади
гориллы-стрелка.
проанализировать, осмыслить, но на это у меня не было времени. Артур Левэн
лежал рядом со мной, оцепенев от страха, и ничем не мог мне помочь.
Опасность возрастала с каждой секундой. Цепь загонщиков приближалась.
Поднятые ими шум и крик становились невыносимыми. Мы были оглушены и
охвачены паникой, как дикие звери, как эти несчастные люди, которые
пробегали мимо нас. Племя оказалось гораздо многочисленнее, чем я думал,
потому что мужчины и женщины все еще выскакивали на просеку, где их
подстерегала ужасная смерть.
холма за поведением беглецов. Большинство, обезумев от страха, с шумом
ломилось прямо через кусты, предупреждая таким образом обезьян, которые
расстреливали людей в упор. Однако другие вели себя гораздо осторожнее,
как старые кабаны-секачи, уже побывавшие во многих облавах и научившиеся
всяким хитростям. Эти беглецы неслышно подбирались к просеке и замирали в
чаще, выжидая, когда ближайший охотник отвернется. Едва что-нибудь
отвлекало гориллу, они вскакивали из кустов и мгновенно пересекали
смертоносную зону. Многим удавалось благополучно перебежать просеку и
нырнуть в спасительные заросли на другой стороне.
знак следовать за собой и пополз к последним кустам перед просекой. Когда
мы добрались до них, меня вдруг охватило совершенно неуместное
негодование. Как, я, человек, буду прибегать ко всяческим уловкам, чтобы
перехитрить обезьяну? Это ниже моего достоинства! Я должен просто встать и
отлупить палкой этих взбесившихся животных. Однако нарастающий шум облавы
мигом избавил меня от идиотского самомнения.
спиной. Одного из них я успел разглядеть сквозь листву. Это была огромная
горилла, которая вопила и улюлюкала во все горло, стуча дубинкой по
стволам деревьев. Мне она показалась в десять раз страшнее
горилл-охотников. Левэн весь затрясся, щелкая зубами, а я затаил дыхание,
выжидая благоприятного момента для решительного броска.
ценой! Совершенно потеряв голову, Левэн вскочил и бросился бежать, не
разбирая дороги. Он появился на открытом пространстве прямо под дулом
ружья ближайшего стрелка. Далеко уйти ему не удалось. Выстрел словно
переломил его надвое, и Левэн свалился рядом с трупами остальных беглецов,
усеявших всю просеку. У меня не было времени его оплакивать, да это ему бы
и не помогло. Сжавшись в комок, я ждал, чтобы горилла протянула ружье
своему слуге. Едва она это сделала, я, в свою очередь, выскочил из кустов
и бросился через просеку. Словно во сне, я видел, как горилла торопливо
схватила заряженное ружье, но я уже нырнул в заросли, прежде чем она
успела прицелиться. До моих ушей донесся ее возглас, похожий на
ругательство, однако я не стал терять времени на размышления об этой новой
несуразице.
моего уязвленного самолюбия. Я продолжал бежать со всех ног, стараясь как
можно быстрей уйти подальше от места кровавой бойни. Вскоре крики
загонщиков за моей спиной смолкли. Я был спасен.
метров, я споткнулся и с размаху налетел на какое-то препятствие, скрытое
в зарослях кустарника. Это препятствие оказалось растянутой над землей
сетью с крупными ячейками и кошелями, в одном из которых я запутался. Увы,
я был не одинок! Сеть перекрывала довольно широкую полосу леса, и в ней
барахталось множество пленников, избежавших расстрела на просеке.
Отчаянные рывки сети и злобный визг справа и слева от меня
свидетельствовали об их тщетных усилиях вырваться на свободу.
попался в ловушку, ярость, настолько необоримая, что я забыл об
осторожности и утратил всякую способность соображать. Словно обезумев, я
делал как раз то, чего по здравому разумению нельзя было делать, то есть
барахтался и отбивался от сети, пока совершенно не запутался. Дело
кончилось тем, что я вообще больше не мог шевельнуться. Мне оставалось
только прислушиваться и, затаившись, ждать прихода обезьян, от которых
зависела моя жизнь.
10
Мне казалось, что они сейчас же приступят к уничтожению пленников: ведь я
уже был свидетелем их невероятной жестокости.
в душе моей затеплилась надежда. За стрелками следовали загонщики, среди
которых, помимо горилл, было примерно такое же количество шимпанзе.
Гориллы-стрелки держались по-хозяйски, словно истинные аристократы; они
были в превосходном настроении и, видимо, не питали никаких дурных
намерений.
написать подобную фразу, не задумываясь над ее нелепостью! И тем не менее
так оно и было на самом деле: гориллы выглядели настоящими аристократами.
Они весело переговаривались на непонятном, но вполне членораздельном
языке, мимика их выражала все оттенки человеческих чувств, которые я
тщетно пытался отыскать на лице Новы. Увы, я не знал даже, что с ней
стало! При одном воспоминании о кровавой просеке меня охватывала дрожь.
Теперь-то я понимал, почему Нова так взволновалась, увидев нашего
маленького шимпанзе. Здесь, на Сороре, люди и обезьяны свирепо ненавидели
друг друга. Чтобы в этом убедиться, достаточно было посмотреть, как ведут
себя пленники при виде приближающихся охотников. Они судорожно дергались,
подпрыгивая на четвереньках, бешено скрежетали зубами и с пеной у рта
грызли веревки сети.
себя на том, что невольно называю их господами, - отдавали приказания
своим слугам. На дороге, оказавшейся за кустами, где была растянута сеть,
появились довольно низкие тракторные прицепы с установленными на них
клетками. В эти клетки нас и побросали из расчета дюжины на прицеп, и
длилось это довольно долго, потому что пленники отчаянно отбивались. Две
гориллы-слуги, натянув толстые кожаные перчатки, защищавшие их от укусов,
хватали людей одного за другим, высвобождали из сети, швыряли в клетку и
быстро задвигали дверцу, а одна из горилл-господ руководила ими, небрежно
опершись на трость.