блестело от пота, но удары чередовались в прежнем, не ослабевающем ни на
минуту ритме. Джонсон продолжал отступать все время, совершая почти
правильные круги по рингу. В конце четвертого раунда, когда казалось, что
матч безвозвратно выигран и что для окончательного решения остается
выполнение только каких-то формальностей (удары продолжали сыпаться на
Джонсона, который чудом еще держался на ногах, - coup de grace! coup de
grace! - кричали сверху пронзительные голоса, - t'as qu'a en finir,
Mimile!(1)), на ринге вдруг произошло движение, настолько молниеносное, что
его буквально никто не успел заметить, раздался мгновенный тупой звук
падающего тела, и я увидел, что Дюбуа рухнул всей тяжестью на пол. Это было
так неожиданно и невероятно, что по всему огромному Palais des Sports прошел
одновременный гул толпы, похожий на чудовищный вздох. Сам арбитр настолько
растерялся, что не сразу начал считать секунды. На седьмой секунде тело
Дюбуа оставалось неподвижным. На восьмой раздался звук гонга, возвещающий
конец раунда.
удар! ... ..пора кончать, Мимиль! характер. Точно так же, как до четвертого
перерыва на ринге был, казалось, только Дюбуа, так теперь вместо него
появился Джонсон, и вот тогда можно было оценить его необыкновенные
качества. Это был урок классического бокса, и Джонсон казался непогрешимым
учителем, неспособным сделать ни одной ошибки. Он к тому же явно щадил
своего противника. Дюбуа, наполовину оглушенный, шел теперь почти вслепую и
неизменно натыкался на кулаки Джонсона. Он падал еще много раз, но
поднимался с невероятным усилием и под конец почти перестал защищаться,
беспомощно закрывая руками лицо и со своим обычным, на этот раз едва ли не
бессознательным мужеством вынося все удары. Один глаз его был закрыт, по
лицу стекала кровь, которую он слизывал машинальным движением, звучно глотая
слюну. Было непонятно, почему арбитр не останавливает матч. Джонсон
несколько раз в середине раунда опускал руки, вопросительно глядя то на
Дюбуа, то на арбитра, и я явственно слышал, как он сказал - but he's
dead(1), - но потом пожимал плечами и продолжал ненужную теперь демонстрацию
своего удивительного искусства. И только в начале шестого раунда таким же
быстрым движением, но которое на этот раз видели все, его правый кулак с
необыкновенной силой и точностью попал в подбородок Дюбуа, и Дюбуа унесли с
ринга в бессознательном состоянии. В зале стоял грохот и крик, уже
бесформенный и бессмысленный, и толпа начала медленно расходиться.
такси и спросил ее, куда она едет.
сидя уже внутри, - я не знаю, как вас благодарить.
я. Она согласилась, и мы поехали в ночное кафе на rue Royale. По стеклам
автомобиля скатывались капли дождя, тускло блестя в свете фонарей.
изложил ей мои соображения по этому поводу.
неловко в ее присутствии, и я начинал жалеть, что пригласил ее в кафе.
Каждый раз, когда автомобиль попадал в полосу фонарного света, я видел ее
холодное и спокойное лицо, и через несколько минут я подумал о том, зачем,
собственно говоря, я еду пить кофе с этой незнакомой женщиной, у которой
такое отсутствующее выражение, как если бы она сидела в парикмахерской или в
вагоне метро.
время.
матч.
образом бокс.
минуту мы сидели за столиком и пили кофе. Только тогда я разглядел как
следует мою спутницу, вернее, заметил одну ее особенность: у нее был
неожиданно большой рот с полными и жадными губами, и это придавало ее лицу
дисгармоническое выражение, - так, точно в нем было нечто искусственное,
потому что соединение ее лба и нижней части лица производило даже несколько
тягостное впечатление какой-то анатомической ошибки. Но когда она в первый
раз улыбнулась, обнажив свои ровные зубы и чуть-чуть открыв рот, - в этом
вдруг проскользнуло выражение теплой и чувственной прелести, которое еще
секунду тому назад показалось бы совершенно невозможным на ее лице. Я
неоднократно вспоминал потом, что именно с этой минуты я перестал
чувствовать по отношению к ней ту неловкость, которая связывала меня до сих
пор. Мне стало легко и свободно. Я спрашивал ее о разных вещах, которые
касались ее лично. Она сказала, что ее фамилия Армстронг, что у нее недавно
умер муж, что она живет в Париже одна.
двух лет она не встречалась с ним: она была в Европе, он оставался в
Америке. Она получила телеграмму о его скоропостижной смерти, находясь в
Лондоне.
иностранный, если так можно сказать.
неожиданности, и ответила, что она русская. Я едва не привстал со своего
места - и я до сих пор не знаю, почему тогда это показалось мне таким
удивительным.
секрет?
прибавила:
что поедет одна, что она не хочет меня беспокоить.
она живет, и не искать с ней никаких новых встреч. Мы вышли вместе, я довел
ее до такси и сказал:
которую упало несколько капель дождя, и ответила, улыбнувшись в последний
раз:
Мне показалось, что в ее голосе появилась и мгновенно исчезла новая
интонация, какая-то звуковая улыбка, имевшая такое же значение, как это
первое, отдаленно чувственное движение ее губ и зубов, после которого я
перестал ощущать неловкость в ее присутствии. Не думая ни секунды о том, что
я говорю, и совершенно забыв, - так. точно его никогда не было, - о только
что принятом решении ее ни о чем не спрашивать, я сказал:
отчества, ни вашего адреса. В конце концов, если ваш интерес к спорту носит
постоянный характер, я мог бы, может, быть вам еще полезен.
адрес и телефон. Вы не записываете?
захлопнула дверцу автомобиля и уехала.
на минуту не прекращающимся дождем. Я шел, подняв воротник пальто, и думал
одновременно о разных вещах.
проявилась с такой несомненностью, что теперь этот вопрос представляется
совершенно разрешенным в самом положительном смысле. Это, впрочем, следовало
предполагать, и для некоторых журналистов, располагавших известными
сведениями о карьере нового чемпиона мира, исход матча был ясен заранее".
звучит не совсем по-русски. Это была, впрочем, единственная ошибка, которую
она сделала".
не играли особенной роли в его прежних столкновениях с боксерами средней, в
конце концов, ценности, в данном случае, в матче против такого технически
безупречного противника, как Джонсон, его погубили".
может быть, соответствует какой-то душевной аномалии".
он не обладает достаточной силой удара для нокаута, надо полагать, только
тактический прием, который с постоянным успехом повторял его менеджер. Это
был публицистический трюк au rebours(1), характерный для американской
спортивной прессы".
от avenue Henri Martin, если я не ошибаюсь".
не понимал такой простой вещи, как необходимость избегать corps a corps, или
Бажанов Олег
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Контровский Владимир
Сертаков Виталий