чем лечить сердце, - в его жизни сердцем заниматься было недосуг, хоть бы
грешное тело сохранить. Где-то слышал или умом своим гибким и проницательным
старшой допер: при больном сердце надо меньше шевелиться, не бултыхать
нутром, и, глядишь, оно, ретивое, успокоится, наберет силу, выровняет ход.
Архипу, испуганному и послушному, старшой приказал носить дрова с накрошных
ям, складывать их кострами неподалеку от зимовья, не палить в лампе керосин,
обходиться лучиной, рыбьим жиром и только в крайнем случае жечь свечи.
принес Архип песца, тощего, маленького, с сырой, ровно бы присоленной,
шкуркой. Кости в шкурке словно истолчены. Голова зверька расклевана совами,
пусто темнели глазницы, в щелях голенького черепа бурела сохлая кровь - в
тундре свирепствовал голод, начался падеж.
на шее, распахнулся сморщенный рот, оголив сочащиеся красным, цинготные
десны.
Новому-то году обязательно будет самолет. Маковку зимы посыпало дурным
снегом, справила новогодье свирепая пурга, пошатала избушку, побрякала
трубой, помучила людей и природу всласть, но, как только унялась пурга,
зачуфыркал в небе самолетик. Сперва он "промазал" избушку, устремился резво
к морю, состывшемуся с берегом и тундрой, где и разбиться мог о скалы,
заметенные снегом, но Архип такие костры запалил, наплескав керосину на
дрова, а старшой так бабахал из ружей, что самолет дрогнул и завернул на
второй круг. Увидев сигнал, снизился, покачал крылами и, чтобы не
ковырнуться кверху брюхом, опробовал лыжами снег, скользнув над самой
землею. Архип попеременке со старшим все время утрамбовывали и прикатывали
снег самодельными катками, изготовленными из сутунков, натасканных Колей,
как будто ведал малый, что они сгодятся.
чихнул и замер. Зная, как их везде ждут, пилоты, улыбаясь, вышли наружу и
узрели картину: на снегу сидят два здоровенных ознобленных мужика и плачут.
Через порог зимовья перевалился изможденный парнишка в нижней, просторной
для него рубахе и ровно в тайге кого-то кличет:
инвалидности, какую дают лишь кандидатам в покойники - первую, но не сдался
смерти, вылечился тайгой, рекой, свежей рыбой, дичиной, и скоро перевели его
на третью группу. Окрепнув здоровьем, он выехал из Игарки к родичам жены, в
старинный приенисейский поселок Чуш, поступил работать в рыбкооп шофером.
прежние годы, был он бегуч, суетлив, разговорчив, на здоровье не жаловался,
всем норовил угодить, обрадовать радушием. Зная, какой я заядлый рыбак,
посулил свезти нас с сыном на речку Опариху, чтоб отвели мы душу на
хариусах.
КАПЛЯ
Акимка явится, и двинем", - уверял он, то и дело выскакивая на берег Енисея,
к пристани.
лесопожарники и, как я догадался, решил "разменять" подъемные, потому что не
любил таскать за собою какие-либо ценности.
хранились здесь цистерны с совхозным горючим, отсюда название, - таскал
удочками бойких чебаков и речных окуней, белобрюхих, яркополосых, наглых.
Шустрей их были только ерши - они не давали никакой рыбе подходить к корму.
том году было жаркое даже на Севере и вода, конечно, не такая, как на Черном
море, но окунуться в нее все-таки возможно.
уверяют - в прадеда удался, прадед пузат был, - тучен я сделался, стеснялся
себя такого и потому уходил купаться подальше от людей. Стоял я в плавках на
мысу Карасинке, не отрывая взора от удочек, и услышал:
Тихий узас!
приплюснутыми глазами и совершенно простодушной на тонкокожем, изветренном
лице улыбкой.
уроженцев нижнего Енисея, я догадался, кто это.
у тебя брюхо к спине!
привычка человека, редко видающегося с людьми, обязательно здороваться за
руку, и лодку непременно поддергивать - низовская привычка: при северном
подпружном ветре вода в реке прибывает незаметно и лодку может унести.
весь "пана" сухощав, косолап, но сбит прочно.
лошадь, охотника за ружье.
бодро скомандовал: - Сматывай удочки!..
древний, стационарный, бренчит громко, коптит вонько, мчится "семь верст в
неделю, и только кустики мелькают". Опять же, нет худа без добра и добра без
худа - насмотришься на реку, братца с приятелем наслушаешься. Зовут они себя
хануриками, и слово это звуком ли, боком ли каким подходило к ним,
укладывалось, будто кирпич в печной кладке.
кепчонку на нос насунул, мокрую сигаретку сосал. Коля тоже в сапогах, в
телогрейке и все в той же вечной своей кепчонке-восьмиклинке, которая от
пота, дыма и дождей, ее мочивших, сделалась земляного цвета. Под телогрейкой
у Коли пиджачишко, бязевая рубаха - привычка охотников и рыбаков: на реке, в
тайге, в лодке быть "собранным" - плотно одетым в любое время года.
против него, на другой. Громким голосом, рвущимся из-за шума ли мотора,
из-за перебоев ли в дыхании, Коля повествует об охотах, рыбалках и
приключениях, изведанных ими. Знакомы они с Акимом еще с Игарки. Дружок и в
Чуш притащился следом, живет в доме Коли, и хотя Коля и одногодок "пане",
однако хозяин женатик и потому журит Акима, и тот "слусается товарисса",
если трезвый.
одобрительно улыбался, понимая, что речь идет о них.
осенью, когда вздует речку, можно где волоком, где шестом подняться
километров на двадцать, а там рыбалка-а-а! Забрались парни в глубь тайги, на
Сурниху. Устали до того, что ноги подламываются. Но Аким все равно не
удержался, перебрел на порожек, лег на камень, долго глядел в воду, потом
удочку забросил. Только забросил, тут же хариуса поднял, темного,
яркоперого. "Пор-р-рядок!" - заорал. Ну а друг разве утерпит! И давай они
шуровать, не поевши, не поспавши. Забросят и подымут, забросят и подымут то
хариуса, то ленка. В азарт вошли, про все забыли, а ведь опытные таежники -
знают: сперва отаборись, разбей стан, устройся, и тогда уж за дело.
"попробовать" решили, вынули туесок с червями, взяли с собой только по
щепотке, что она, щепотка-то, при таком клеве - была и нету!
пенистом омутке. - Черви кончились. Во берет! Сходи, позалуста!
когда заклюет, братан подался к брошенным под кусты манаткам. Цап-царап - в
туеске ни одного червяка! В тайге их не найти - мох, сырь, местами мерзлота,
какой тут червяк выживет? Значит, накрылась рыбалка! Накрылись труд и
старания. Валидол сосал, глаза на лоб лезли, когда тащил лодку по речке, и
вот крах жизни.
поскользнулся, упал в речку, начерпал в сапоги. Туесок он тряс, щупал, лицо
в него засунул - нету червей. У Коли от потрясения губы почернели.
нас! Кержаки озевали! Дружишь с имя, привечаешь... - И вдруг Акимка смолк,
увидев на пеньке черного дятла - желну. Сидит, клюв чистит. Дальше еще один
- клиноголовики, муж с женой, видать. Такие оба довольные. Почистились,
дремать пробуют после обеда. Еще с речки слышал Акимка, как они
перекликались тут, квякали озабоченно, потом на весь лес стоном стонали -
песня у них такая - напировались, весело им. "А-а, живоглоты! Поруху
сделали! Теперь тувалет!" - Аким сгреб ружье и картечью в дятла. Близко
стрелял, отшибло бедной птахе голову. Вторая желна застонала, запричитала на
весь лес, черно умахивая в глубь тайги. Акимке мало, что расшиб из ружья
птаху, он еще схватил дятла за крыло и шмякнул его в воду, как тряпку. Коля
замахал руками, замычал, валидолину выплюнул и бултых в речку следом за
дятлом. "Все! - ужаснулся Аким. - Спятил кореш!" Хотел бросаться спасать
Березин Федор
Посняков Андрей
Березин Федор
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Контровский Владимир