челюсти их неутомимо жевали резинку, глаза лениво скользили по
экспонатам. Они жаждали развлечений. От нечего делать они
фотографировались, покупали стереооткрытки. Кое-что они,
наверное, слыхали о трагедии Нагасаки, но это было
давным-давно, никого из них еще не было на свете, и к ним это
не имело никакого отношения.
а дальше как бы постепенно появлялись развалины. Они отличались
и от развалин Дрездена, и от всех Другах развалин разбомбленных
городов. Всю стену музея, от края и до края, занимала
фотопанорама города. На ней видно было, как постепенно от
опустошенной середины появлялись выжженные остовы зданий,
впрочем, и слово "выжженные" тут не подходило, потому что не
было природного огня, это были следы катастрофы неземной,
страшной своей неведомостью...
оплавленные камни и на них тени спаленных людей, фотографии
детей, окруженных, словно нимбом, сиянием радиации, - я давно
знал это все по описаниям, однако здесь, в Нагасаки, это
выглядело совсем иначе. Глеб ни о чем меня не расспрашивал,
поначалу он было пробовал что-то записывать, потом запрятал
блокнот. И даже американские матросы постепенно примолкли. Все
чаще они застывали перед витринами. Группа распалась. Каждый
стал сам по себе. Надписи повсюду были по-японски и
по-английски. Только на бомбе, на той самой бомбе, надпись была
одна - английская. Первую бомбу, хиросимскую, американцы
назвали "Малыш", вторую, для Нагасаки, - "Толстяк".
не знать. Их сопровождал пожилой офицер, грудь его украшала
широкая колодка боевых орденов. Он остановился у витрины, где
лежала листовка американского командования, и стал читать ее
вслух. Описав мощь нового оружия, американцы доказывали
бесполезность сопротивления, предупреждали жителей Нагасаки и
просили покинуть город.
как-то оправдывала американцев - они предупредили население,
соблюдая тем самым законы честной войны...
меня, кто знает, может м встречались в сорок втором, в
Мурманске.
голосом гида, мне не хватало только флажка, желтенького или
зеленого. - Листовки были сброшены девятого августа,
одновременно с бомбой.
которому все стало известно слишком поздно. Им лучше меня мог
объяснить генерал Гровс. Он изо всех сил старался объяснить эту
странность случайным запозданием, технической задержкой Бомбу
очевидно, сбросить было легче, бомба не запоздала а листовки
запоздали, их вряд ли успели прочитать, и уж конечно, никто не
успел покинуть город.
них сказал:
штуку.
1945 года. С горы, на которой стояла телевышка Нагасаки
открылся во всей красе. Нигде я не видел та-' кой дивной бухты.
Причудливые извивы ее, словно в танце, кружили город, блестели
фиорды и мелкие заливчики. На рейдах дымили танкеры, лесовозы и
белые пароходы с цветными трубами. В насыщенной синеве лежали
острова, островки, заросшие лесом, проглядывались полосатые
маяки, а внизу стлался по холмам город, с его гаванью, пирсами,
проспектами. Сверху виден был каждый коттедж, садик, но лучшим
украшением оставалось море. На смотровой площадке Глеб и
Тэракура разговорились с каким-то старым японцем о подробностях
того августовского утра. Разговор завязался случайно.
этого мы никогда не забудем. Это останется, как шрам. Вы не в
состоянии представить себе весь ужас того дня... Это надо
пережить. Войн в истории каждой страны много. Но атомная бомба
ни на что не похожа. Отсюда, - он показал рукой на эпицентр
взрыва, - отсюда начался атомный век человечества. С этих бомб,
сброшенных на нас. Меня покоробило его наивное тщеславие.
Наверное, что-то отразилось на моем лице, потому что он чутко
заметил мне:
просто психологическая травма...
смысле бомба эта была сброшена и на нас. Это и нас хотели
устрашить. Я не сравниваю. Я лишь хочу сказать, что мы в этой
истории не совсем иностранцы...
совсем не хотелось улыбаться. Мне хотелось рассказать ему о
том, как мы делали бомбу. В ответ на Хиросиму и Нагасаки. Как
это было трудно, потому что страна была измучена войной, а мы
отбирали последнее - цемент, металл, транспорт, людей. Как мы
начинали со стареньким щитовым вольтметром, с несколькими
килограммами урана... И если после Нагасаки нэ упало ни одной
атомной бомбы, то в этом и наша работа. Жаль, что, когда об
этом можно будет рассказать по всех подробностях, это уже не
будет так интересно. Потому что в первую очередь это интересно
нам, современникам, но современники всегда узнают секреты
прошлого, в лучшем случае секреты их отцов.
на террасу, где покоились русские моряки. В желтой сухой траве
лежали рядами плиты. Старые плиты с полустертыми русскими
надписями:
погребено тело раба божьего Филиппа Белухина, матроса с
русского военного корвета "Витязь", скончавшегося 30 сентября
1872 года на 27 году".
редко кто посещал кладбище, да и кому тут посещать?..
какие-то гражданские, которых судьба забрасывала в далекий
японский город. Погибшие на чужбине, они все же здесь были
среди своих.
показалось мне в структуре этих темных камней. - А где же
кресты? - спросил я смотрителя. Бритая голова его склонилась в
поклоне. Кресты были разрушены при атомном взрыве. Город лежал
далеко внизу, но и сюда достала взрывная волна, она настигла и
мертвых. Ни одного креста не осталось на этом старом русском
кладбище. Лишь кое-где лежали стволы пушек и якоря. "Матрос
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Доценко Виктор
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур