измученных рабов; на протяжении четырех веков их угнетали тираны; часть этой
и без того небольшой горстки составляли беспомощные женщины и дети, а
грозные военачальники-эфиопы гнали войско египетское вслед за ними в
расступившееся море, и эфиопы эти были сильны и свирепы, как ливийские львы;
у них были колесницы и мечи, а бедные иудейские странники были пешими,
большинству из них оружием служили пастушьи посохи да кирки каменотесов; их
кроткий и великий вождь держал в руках только жезл; но вспомните, Роберт
Мур, - их дело было правое; бог брани был на их стороне, а фараоновым
воинством командовали греховность и падший ангел, - и кто восторжествовал?
Вы сами знаете: "И избавил Господь в день тот Израильтян из рук Египтян, и
увидели сыны Израилевы Египтян мертвыми на берегу моря" и "Пучины покрыли
их; они пошли в глубину, как камень". Десница Господня прославилась силою;
десница твоя, Господи, сразила врага.
Израиль, Наполеон - Моисей. Пресыщенная Европа с ее одряхлевшими империями и
насквозь прогнившими королевскими династиями - растленный Египет; доблестная
Франция - это двенадцать колен израилевых{35}, а ее энергичный завоеватель -
сам Моисей.
народы. Не понимаю, как мог победитель в битве при Лоди{35} согласиться
стать императором - такой нелепый, грубый обман... И почему страна, когда-то
именовавшая себя республикой, снова впала чуть ли не в рабство. За это я
презираю Францию! Если бы Англия продвинулась по пути цивилизации так же
далеко, как Франция, она не повернула бы вспять столь постыдно!
же лучше этой нелепой французской империи? - грозно спросил Хелстоун.
Англии, о революциях, цареубийствах и восстановлении монархии, о священном
праве монархов, за которое вы ратуете в своих проповедях, и о долге
непротивления властям, и о разумности войн...
поравнявшись с ними, внезапно остановилась посреди дороги; Мур и Хелстоун,
увлеченные спором, не заметили ее приближения. Кто-то крикнул:
двуколке мерцал свой фонарь и можно было разглядеть двух ездоков.
пустоши его и еще троих. Что ты мне дашь за то, что я доставил его в целости
и сохранности?
но я как будто узнаю голос мистера Йорка, - это вы?
середины пустоши, а нахлестывал я коня вовсю, теперь, говорят, дороги
небезопасны (спасибо нашим властям), как вдруг слышу - стонет кто-то. Другой
на моем месте поскорее дал бы тягу, а я остановился; чего мне бояться? В
наших краях не найдется никого, кто вздумал бы напасть на меня, а найдись
такой озорник - я тоже не останусь в долгу. Вот я и спрашиваю: "Что-нибудь
стряслось с вами?" - "Еще как стряслось", - отвечает мне голос, словно
из-под земли. "Да говорите толком - в чем дело?" - "Ничего особенного,
только лежим все четверо в канаве", - отвечает мне Джо так спокойно. Я,
конечно, решаю, что все они пьяны, принимаюсь стыдить их, приказываю
вылезать из канавы, а не то, мол, попробуете моего кнута. "Мы бы давно
отсюда выбрались, да у нас ноги связаны". Ну, я мигом спустился в канаву и
перерезал веревки перочинным ножом; Джо захотел поехать со мной, чтобы по
дороге рассказать обо всем, а остальные бегут где-то сзади...
кто-то идет? Бог ты мой, люди с факелами, прямо-таки воинство Гедеона{36}.
Ну, раз и пастырь наш оказался здесь, - добрый вечер, мистер Хелстоун! -
значит, все в порядке.
тот продолжал:
колесницы. Попадись нам только эти оборванцы! Уж мы бы их одолели и
прославились бы не хуже Веллингтона, - надеюсь, это сравнение вам по душе,
мистер Хелстоун? А какую пищу дали бы мы газетам и как бы прославили
Брайерфилд! Впрочем, уже и так этому делу должны отвести столбец, а то и
полтора в "Курьере Стилбро".
священник.
негодяи, которые переломали машины и связали Джо Скотта, были повешены без
отпущения грехов. За такие дела полагается виселица.
вскричал Мур, - но пусть еще погуляют на свободе - может, сами сломают себе
шею!
хоть один повстречается мне на пути...
натворили что-нибудь посерьезнее, и тогда уж ты с ними рассчитаешься сполна.
Но пока довольно об этом. Мы уже у дверей моего дома, и надеюсь,
джентльмены, что вы не откажетесь заглянуть ко мне? Вам всем не мешало бы
отдохнуть и перекусить...
так радушно, ночь была такой ненастной, а окна возвышавшегося перед ними
дома, затянутые легкими муслиновыми занавесками, светились так приветливо,
что они позволили уговорить себя.
своих гостей в дом.
говорил с резко выраженным йоркширским акцентом, то на чистейшем английском
языке. Неровность отличала и его обращение с людьми: подчас он был учтив и
приветлив, а подчас груб и суров. По его поведению и манере разговаривать
трудно было бы определить его положение в обществе. Но, быть может,
внутреннее убранство его дома подскажет нам кое-что.
угостить их. Мур и Хелстоун вошли в парадный подъезд и очутились в
вестибюле, устланном коврами и увешанном картинами чуть не до самого
потолка. Затем их провели в просторную гостиную, где в камине пылал яркий
огонь. В этой комнате вам сразу становилось веселее на душе, и отрадное
впечатление только усиливалось, когда вы принимались ее рассматривать; она
не была обставлена роскошно, но на всем лежал отпечаток необычайно тонкого
вкуса - вкуса путешественника, ученого и аристократа. Стены были украшены
видами Италии, причем каждая картина представляла собой истинное
произведение искусства; все это были подлинники, и очень ценные: сразу видно
было, что собирал их знаток. Даже при свечах ярко-синее небо, зыбкие дали,
голубой воздух, который, казалось, трепетал между холмами, свежие тона
зелени и прихотливая игра света и теней ласкали глаз; на фоне этих залитых
солнцем пейзажей разыгрывались пасторальные сценки. На диване лежала гитара
к ноты; были в комнате камеи и прелестные миниатюры; на камине стояли вазы в
греческом стиле. В двух изящных книжных шкафах были аккуратно расставлены
книги.
слуге принести вино и позаботиться о том, чтобы на кухне хорошо угостили
работников. Однако священник продолжал стоять; казалось, в этой уютной
комнате ему было не по себе; отказался он и от вина, предложенного хозяином.
восточные обычаи, - вы не хотите пить и есть под моим кровом из опасения,
что это обяжет вас к дружбе со мной? Успокойтесь, я не столь щепетилен или
суеверен. Вы можете выпить хоть весь графин или угостить меня бутылкой
лучшего вина из вашего погреба, я все равно буду с вами спорить, где бы мы
ни встретились - в церкви или в суде.
бунтовщиками, да еще в такую непогоду?
- истинное удовольствие. Поймать преступников - дело благородное, достойное
самого архиепископа.
навещает ли он больных и страждущих? Или тоже ловит преступников, но в
другом месте?
оставить ему вина для храбрости? - И, не дожидаясь ответа, быстро продолжал,
по-прежнему обращаясь к Муру, расположившемуся тем временем в старинном
кресле у камина: - А ну вставай, Роберт! Вставай, дружище! Здесь сижу я.
Усаживайся на диван или на любой стул, только не сюда... Это мое место и
больше ничье...
Мур, лениво повинуясь приказанию.
ничуть не хуже доводов мистера Хелстоуна, которые он приводит в оправдание
многих своих взглядов.