засмеют и затопчут... И, оглушенный их свистом, ржаньем и бранью, ты сам уже
не будешь понимать себя, сожмешься и уйдешь в уголок.
жизнь боролся за свободу духа. Казалось, хотя бы тут уж нечего было
холопствовать.
земле свое место, огромное человеческое место, которое занял именно потому,
что он был он, и другого такого и не может быть.
наша гордость и сила, наша совесть великая! Куда пойдем, горемычные?
никакой возможности нет, не то барская дворня, которая боится: а вдруг
приедет новый барин да всех и перепорет!
не можем обойтись без него. Мы твердо знаем, что мысль свободна, и цена ей
только тогда и есть, когда она совершенно свободна. Но почему-то свободной у
нас она никогда не была... Ведь говорили же, что с Толстым умерла наша
совесть... изволите видеть, своей совести у нас нет, была толстовская
совесть, и мы боимся, как бы без Толстого нам совсем не обессовеститься!
понимают. Для них важен и понятен только премьер, чин первого писателя земли
русской, и нет для них никакого препятствия к тому, чтобы пожаловать этот
чин кому-либо другому.
это нужна все же кое-какая смелость. Нужно прямо и громко заявить свое
мнение, а это холопам не под силу и не в привычку.
кольцо Пушкина, а просто заржавленное колечко той рабской цепи, которую мы
никак не можем сбросить со своей шеи.
список кандидатов на толстовский трон.
писатели, так или иначе ставшие на виду. На суд строгих выборщиков, точно на
невольничий рынок, были выведены несчастные писатели - Леонид Андреев,
Куприн, Мережковский и другие... И все оказались недостойны и ввергнуты во
тьму ничтожества.
абсолютные! Допустим.
только художники. Допустим это уже потому, что в Толстом разительно
сочетались художник, философ и учитель, а этого счастливого сочетания нет ни
в одном из приведенных вами кандидатов.
легион... Скажите, а нет ли еще одного свободного престола?.. Не кажется ли
вам, что у Белинского должно было быть какое-нибудь колечко, которое через
руки Добролюбова, Писарева и Чернышевского попало к Михайловскому и потом
куда-то закатилось, затерялось бесследно?..
Белинского, кого провозгласить первым критиком земли русской, властителем
дум?..
ни учителя; что русская критика выродилась в холопствующую, кланяющуюся или
пихающую ногами газетную шумиху; что у вас нет ни образов, ни идей, ни
собственного мнения, ни смелости, ни силы... Вы молчите о том, что русская
критика и бледная немочь - одно и то же.
мучаются над словом, вынашивают свои идеи, свое пусть маленькое, но
самоцветное творчество... Вы швыряетесь живыми человеческими сердцами и
снисходительно похлопываете по плечу... Вы пишете о литературе, не имея даже
приблизительно своего синтеза, своей веры и символа.
высмеиваете, все же художник, все же творец, все же мученик и в сотни раз
талантливее и ценнее вас всех, вместе взятых.
УЧИТЕЛИ ЖИЗНИ
далеко от дому и выпустили посреди незнакомой дороги, стоит он в жизни, не
зная, откуда пришел и куда идет. Позади, пока видит глаз, пустынная, хотя и
вытоптанная бесчисленными шагами, дорога, а там вдали, где сливаются в
марево горизонты, неведомые туманные дали. Если по пути быстро и уверенно
идет человек, бедная, очумелая кошка непременно побежит за ним. Не потому,
что она верит ему, не потому, что понимает, а потому, что ей страшно одной в
пустом поле, и уверенное движение человека, идущего впереди, внушает ей
смутную надежду, что именно там, куда он так прямо идет, и есть ее дом.
душа его уходит в пустоту. Перед ним, в поле его зрения, небольшой клочок
пути. Надо бежать, оставаться на одном месте невозможно, а чтобы бежать,
чтобы жить, надо выбрать путь.
проходит величавая фигура большого человека, мыслителя, учителя жизни. И
перед ним так же лежит неведомая дорога, и он так же, как и последний из
смертных, из мешка выброшен прямо на дорогу без начала и конца. Но он что-то
знает, о чем-то говорит, смотрит вперед смело и уверенно. И маленький
человек прицепляется к нему, бежит, подпрыгивает, чтобы не отстать от
гигантских шагов, падает, подымается и верит, что куда-то его ведут.
голодный котенок? Улица пуста; темно и холодно; неприветно горят фонари.
Маленькое дрожащее существо, то отставая, то догоняя, крадучись под стенкой,
бежит и бежит за вами. Вы остановитесь, и она остановится. Посмотрите на
него - мяукнет или хвостиком повиляет. Вы знаете, что не можете взять его с
собой, что ваша дорога - своя дорога, что вы дойдете до своей цели, а
маленькое животное останется по-прежнему одно во мраке и холоде улицы. И
даже как-то становится неловко: точно вы обманули его доверчивость, точно вы
виноваты в том, что ему одиноко, холодно и страшно.
темноте полного незнания, привязываются к учителям жизни, вождям, и бегут за
ними, доверчиво заглядывая в глаза.
и лилипуты. Знаю, что правды они так же не ведают, так же вытряхнуты из
мешка и так же не видят, что впереди, и не знают, что позади. Равно и
неизбежно, не решив загадки жизни, не зная в конечном итоге; назад или
вперед шли, они дойдут до черной ямы и навсегда скроются в ней.
будут жалобно мяукать и тыкаться из стороны в сторону, пока не побегут за
новым прохожим, который в свою очередь бросит их посреди дороги.
которые не замечают котенка, привязавшегося к ним, им нет дела ни до кого,
кроме себя, и они идут своим путем быстро и холодно. У них свои большие
мысли, свои страдания, свое незнание и искание пути, и им не до приставших
котят. Иногда эта жестокость холодного эгоизма, а иногда только жестокость
искренности, которая заставляет прямо отказать нищему, если не можешь ничем
помочь. Но есть люди, которым становится очень жаль маленького животного:
они поминутно оглядываются, бросают ласковые слова, говорят кис-кис...
поманивают перстами и... конечно, уходят в свою квартиру, оставив несчастную
обманутую кошку на той же улице. Им кажется, что они очень сострадательны к
животным, что они искренно пожалели котенка, а что не взяли его с собой, так
это потому, что не могут взять. А что котенку во сто раз хуже после обмана,
что ему тяжелее бежать две версты, чем просто замерзнуть на месте, что
одиночество после миража привязанности бесконечно мучительнее, чем
одиночество просто, этого они не понимают.
жизни не одно и то же. Человек на улице мог бы все-таки взять с собой
котенка, а человек в жизни не может взять с собой никого, ибо и своего дома
у него нет, и сам он не знает, куда и зачем идет.
устремляемся с верой и надеждой за своим вождем, верим, что он куда-то
приведет нас, и мы останемся на той же темной и страшной улице, когда вождь
скрывается в могиле, и мы больнее, мучительнее страдаем, когда нас бросают,
чем когда великий человек проходит своим путем, не обращая на нас никакого
внимания.
каждому мы верили, за каждым бежали, и каждый уходит во тьму, бросая нас,
растерянных и жалких.
сознательно взглянуть на своих благодетелей, мы, вероятно, почтили бы память
тех больших людей, которые прошли, отыскивая себе дорогу, никого не зовя и
на вопросы отвечая - я сам не знаю, и прокляли бы память тех, которые манили
нас, обещали что-то, заставляли верить и надеяться и жестоко обманули.
настоящей. Дело в том, что ведь сами-то они не могли знать, настоящая или
нет! Не могли, ибо не знает человек страны будущего, и не смели они