чугунка вывалилась в снег. Мужик после этого успокоился и заснул.
припорошил ее.
светилась под снегом. Каплей крови показалась она мужику, и он перестал
работать, тяжело замep возле окна.
и мужик подумал, что лучше, покойней под снегом гераньке, и теплее, и
бараком ее не душит.
подхватило стебелек гераньки с мокрым черным цветком и унесло в овражек.
Корешок гераньки оказался живой, и этим корешком поймалась геранька за землю
и снова расти начала. Но как вышли два листика и заметной сделалась геранька
-- ее отыскала в овраге коза и съела.
пустил росточек. Тут началось строительство и пришел экскаватор. Он зацепил
ковшом гераньку вместе с жалицей и бросил в машину, машина вывалила землю
под яр, к реке.
месте, да на нее все валили и валили сверху землю, и она расти больше не
смогла, унялась, и корень ее лишился сил под тяжестью и начал гнить внутри
земли, вместе со щепьем, хламом и закопанной травою.
выбрасывал за окно чугунок с помидором, хотя по-прежнему пил мужик и бушевал
после каждой получки и все время искал -- чего бы разбить и выбросить.
когда-то голову -- туповатую с затылка и заостренную, чубатую со лба. В
любое время года была та голова в окладе венца -- бледная зимняя плешь
обметана чернолесьем; весной плешь острова нечесано путалась
серо-свалявшейся отавой, взятой в кольцо багряно-мерцающих тальников,
которые не по дням, а по часам погружались в глубину вспененного
черемушника. Пока черемуха кружилась, метелила по берегам острова, в
середине его вспыхивала и, стряхнув в себя рыхлый цвет, оробело
останавливалась прибрежная гуща, утихали листом тальники, ольхи, вербы,
черемухи, отгородившись от пожара полосой небоязного к огню смородинника...
в ровной стрижке зеленой отавы победно возносил мачту над высоким стогом
сена. И всю-то зимушку покрыто было боязливое темечко земли пухлой шапкой
сена, и серебряно звенел венец, надетый на чело острова. Желтая птица
кружилась и кружилась над зимним стогом. Ветер с Енисея гнал ее встречь
бурям, и алым флагом вспыхивало крыло высокой птицы под широкой зарею в часы
предвечерья.
остров полуостровом. Захудала на нем некошеная трава, усохли кустарники. По
оголившейся отноге и пологим берегам налет зеленого помета -- цветет
малопроточная вода. Перестала цвести и рожать черемуха, обуглились,
почернели ее ветви и стволы; не полыхают более цветы -- они вытоптаны или
вырваны с корнем. Лишь живучий курослеп сорит еще желтой перхотью средь
лета, да жалица и колючий бурьян растут по оподолью бывшего острова.
уже не найти. Нынче сооружен здесь деревянный причал. Валом валят на эти
берега хозяйственные дачники, чтобы холить на личных огородах и в теплицах
редкую овощь, цветы, ягоды, В субботу и воскресенье -- пароход за пароходом,
теплоход за теплоходом, катер за катером, "Ракета" за "Ракетой" прилипают к
причалу и выделяют из себя жизнерадостный народ.
клочку земли, глядя на который еще раз убеждаешься, что в смысле выделения
мусора и нечистот никто сравниться с высшим существом не может -- ни птица,
ни зверь... Берега и поляны в стекле, жести, бумаге, полиэтилене -- гуляки
жгут костры, пьют, жуют, бьют, ломают, гадят, и никто, никто не прибирает за
собою, да и в голову такое не приходит -- ведь они приехали отдыхать от
трудов.
в заглушье, украдкой, растет кривобоко -- изуродованное, пораненное, битое,
обожженное...
вот и хохочет.
объедков и битого стекла, стоит узкая консервная баночка, а из нее торчит
хвостик суслика, и скрюченные задние лапки. И не просто так стоит банка с
наклейкой, на которой красуется слово "Мясо", на газете стоит, и не просто
на газете, а на развороте ее, где крупно, во всю полосу нарисована
художником шапка: "В защиту природы..."
помадой, через всю полосу шатающиеся, промоклые красные буквы, из них
составлено слово: "Отклик".
выбито ветром зерно, жалкий, редкостный хвостик -- не сеют нынче в заречье
хлеба. Дачными ягодами суслику не прожить, вот с голоду и подался крошки по
берегу подбирать, тут его поймали веселые гуляки и засунули в банку, судя по
царапинам на обертке, засунули живого. И "отклик" на газете, догадываюсь я,
написан не карандашом, а кровью зверушки.
легко одетого мужчину с полиэтиленовым мешком, в резиновых перчатках, и
женщину, одетую в спортивные штаны, в рубашку мужского покроя, тоже в
перчатках и тоже с мешком.
времени наклонялись и складывали в мешок бумагу, коробки от сигарет и
папирос, фольгу, обрывки полиэтилена, окурки, раскисшие куски хлеба, старые
обутки, лоскутье -- все, чем сорит вокруг себя человек.
везший меня в Москву. Я поглядел на него вопросительно. -- Академик с бабой
своей. Дача у них тут недалеко. Как идут на прогулку, прихватывают с собой
мешки и лопату. Какой мусор приберут, так сожгут возле речки, чЕ где
выправят, чЕ где закопают. Цветки рвать не дают, прямо за грудки берут,
и-иы-ди-и-о-оты-ыДа разве за нами, за поганцами, все приберешь?
И-и-ы-ы-ди-и-о-о-оты-ы-ы!..
речкой Пахрой, с тихой радостью думаю: это они, терпеливые люди, делают
посильную добровольную работу, так необходимую уставшей земле, -- жгут мусор
возле речки.
марево у горных вершин, мягкое, бледное к середине неба, золотит голубизну,
наряжает высь в призрачное сияние. Легкие, ненадоедливые блики падают на
широкое плесо. И оно млеет от собственной красоты.
месте по глади расплываются ленивые круги. Низко, почти касаясь белыми
брюшками воды, проносится парочка уток. Заметив нашу лодку, утки взмывают
вверх, заваливаются на правое крыло и, облетев нас, снова снижаются.
заботливые трясогузки. Одна из них присела на нос нашей лодки и с
независимым видом ощипалась, встряхнула хвостиком.
Свержин Владимир
Орлов Алекс
Глуховский Дмитрий
Пехов Алексей
Витковский Евгений
Смит Кордвейнер