Чтение 8–й страницы книги ~Тонкая штучка~

Парень растерянно руками дернул, на Мотю покосился, Тот кивнул, и парень поспешно исчез.

Далее встреча продолжалась в деловой и дружеской обстановке и закончилась минут через десять.

* * *

В машине Павел сидел угрюмый, Гиви молчал, а я молчать не могла, долгое напряжение сказалось, слова из меня как горох посыпались.

- Я знаю, ты сейчас скажешь "заткнись", и я, конечно, заткнусь, и меня никто слушать не собирается, но все-таки скажу: Мотя жулит. Какую-то пакость задумал. Верить ему нельзя. Он психопат и может сделать что угодно, просто потому, что солнце ярко светит. Ты заметил, какие у него руки? Пальцы толстые, как сосиски, и шевелятся, шевелятся, как тараканы в банке. Разве можно верить человеку с такими руками? - Я запнулась на слове: Павел сидел и озадаченно рассматривал свои руки.

* * *

Мы вернулись на турбазу, против чего я не возражала: соседи и так смотрели с недоумением. Поднявшись утром, я в доме никого не обнаружила и испугалась. Видно, и у меня горячка началась, но когда кто-то из моих бандитов рядом, как-то спокойнее. Мотя из головы не шел. Чтобы придать себе бодрости, я под душ встала и даже спела что-то, а когда к двери повернулась, охнула: была она открыта, прислонясь к косяку, стоял Павел и меня разглядывал. А я так перепугалась, что совсем голову потеряла, заорала, схватила полотенце и стала его хлестать по плечам. Он хохочет, руками машет, бросился от меня, а я за ним.

- Ладно, сдаюсь, - сказал весело. И тут я сообразила, что опять не дело сделала, торопливо в полотенце завернулась и сказала сердито:

- Подглядывать в ванной, гнусность какая, не ожидала.

- Ладно, не злись. Ну, захотелось, каюсь, живой человек. А ты ничего.

- Пошел к черту, - рассвирепела я и в ванную бросилась. Оделась торопливо, но выходить долго боялась. Павел за столом сидел и меня, как видно, ждал.

- А ты отважная, - сказал смеясь.

- Будешь приставать, сбегу. У тебя жена манекенщица, или забыл?

- Да нет, помню. Что жена? Дылда тощая, в башке одни тряпки, что я, что другой, лишь бы баксы.

- Что это ты разоткровенничался? - насторожилась я. - Или на жалость давишь? Так я не пожалею. Сам выбирал, значит, тебе такая и нужна.

- Правильно мыслишь. А тебе, значит, этот хмырь нужен?

- Я о твоей жене не высказываюсь, и ты не смей.

- Все ж таки ты баба чудная, с первого раза не поймешь.

- И понимать нечего. Ты - мужчина, я - женщина, пугать меня - свинство страшное, приставать - того хуже, потому что с таким бугаем, как ты, мне не справиться, а терпеть противно.

- Чем же я так противен?

- Ты к словам не цепляйся. Мужик ты умный и понял все, что я сказать хотела.

- Неужто правда своего хмыря любишь?

- Конечно, люблю. Он человек хороший, добрый, серьезный. И Роланду будет хорошим отцом, а мальчику отец необходим, особенно в таком возрасте.

- Ага, будете вместе книжки разглядывать, романсы слушать и помидоры на даче сажать.

- Дачи пока нет, но обязательно купим. Скажи-ка лучше, что делать будем? - решила я сменить тему.

- А ничего. Ждать.

- Долго?

- Как получится, - обсуждать со мной свои планы Павел явно не спешил, ну и я приставать не стала.

* * *

Ночь была звездная, душная. Я хотела окно открыть, да рама приколочена здоровенными гвоздями. Павел, конечно, об этом знал, потому и не беспокоился. Ухмыляясь, я взяла полотенце: хорошая ночь для купания. Озеро тут рядом. Вышла из комнаты, стараясь дверью не скрипеть. Ступала я осторожно, свет нигде не включала. В холле мелькнула тень, и Мишка спросил:

- Куда это ты собралась?

Значит, я не ошиблась, меня сторожили, и сторожем сегодня был Мишка. В принципе это не имело значения, но для меня Мишка предпочтительней.

- О Господи, - сказала я, останавливаясь, - напугал-то как.

- Ты мне зубы не заговаривай, куда намылилась?

- Как куда? - удивилась я, демонстрируя полотенце. - Купаться.

- Серьезно? - ухмыльнулся он. Конечно, Мишка мог разбудить Павла или просто загнать меня назад в комнату, но я надеялась, что его глупости хватит на другое, потому в атаку пошла.

- А что, нельзя? Духота, уснуть не могу.

Мишка хмыкнул глумливо и ко мне полез.

- Чего ж ты меня не позвала?

- Придурок ненормальный, - запаниковала я, пытаясь вырваться.

- Чего орешь, дура?

- Я сейчас не так заору, - сказала я, сбрасывая его руки.

- Под Павла стелешься, - презрительно фыркнул Мишка.

- Дурак, - взвизгнула я, все-таки вырвалась и заныла: - Чего привязался, что мне, искупаться нельзя?

Вот тут бы ему отпустить меня да пойти к Павлу, только мозги у Мишки были в штанах. Он покосился на дверь Павловой комнаты и сказал:

- Что ж, пойдем, искупаемся.

- Тебе нельзя боевой пост покидать, - съязвила я.

- Тебя спросить забыл. Идем.

- Никуда я с тобой не пойду.

- Все девочку строишь?

- Если ты меня хоть пальцем тронешь, все Павлу расскажу: и про водку, и про купание, и про боевой пост.

- Зубов много?

Я резко развернулась и пошла в свою комнату. Там побродила немного, хотела почитать, свет включила, но сразу выключила. И на цыпочках к двери подошла. Тихо. Дверь бесшумно открыла и на цыпочках вышла в холл. Мишки нигде не наблюдалось. Входная дверь была открыта, это озадачило, но не надолго: Мишка сидел на крыльце и курил.

- Черт надоедливый, - сказала я. - Пойдем. Будешь приставать, ей-богу нажалуюсь.

Ну, мы и пошли. Озеро метрах в тридцати от нашего дома, спустились по тропинке к плакучей иве, и я сказала:

- Так, мальчики налево, девочки направо.

Мишка хмыкнул, а я пошла дальше по тропинке, разделась, повесила одежду на ветку и осторожно в воду вошла. Вода была как парное молоко. Тут луна показалась, звезды по-особенному вспыхнули, я ахнула и поплыла, стараясь не нарушать тишину, и про себя шептала: "Господи, какая красота".

Доплыла до середины озера и назад вернулась. И только тогда про Мишку вспомнила. Его нигде не было видно. Я насторожилась, постояла в воде возле берега, прислушиваясь. Ни звука.

- Мишка, - позвала.

Тишина. Куда он делся? В дом вернулся? Не похоже на него. Тут на меня вдруг такой страх напал, я из воды выскочила, одежду схватила и сломя голову к дому бросилась. На крыльце никого не было, дверь отперта. Я в холл вошла и свет включила. Никого.

- Мишка, - позвала возле двери в его комнату. Тишина. Я дверь толкнула, она открылась, в комнате было темно, но и так ясно: никого.

Я вышла на крыльцо, тревожно вглядываясь в темноту. Все было тихо. Ждала я минут сорок, может, больше. Озябла и в дом вернулась. Дверь заперла. Придет, пусть выкручивается, как хочет, придурок. В своей комнате переоделась и легла. Но сон не шел, я все прислушивалась, было тихо, как в могиле. Потом я все-таки уснула, проснулась в шесть. Вскочила и в холл вышла. Дверь была заперта, Мишкина комната пуста. Тут я здорово испугалась. Надо было срочно что-то решать. Потоптавшись минут десять, я постучала в дверь комнаты Павла и вошла. Он спал, лежа на животе, свесив руку до пола, я его за эту руку подергала, и он проснулся.

- Ты чего? - спросил хмуро.

- Ты куда Мишку послал?

- Чего? - не понял Павел.

- Мишки нигде нет, вот чего.

Павел сел в постели и на меня уставился.

- Так.

* * *

Через пять минут все собрались в холле, и мне допрос устроили. С пристрастием. Сначала я решила молчать о ночном купании, но поняла, что они из меня махом все вытрясут, заревела и сказала:

- Мы купаться ходили. Ночь теплая, в комнате духота. Вот и решили.

- Артист, - усмехнулся Витек.

- И ты пошла с ним ночью на озеро? - усомнился Павел.

- Пошла.

- И давно вы так бродите?

- Нет.

Мужики переглянулись.

- Дальше, - гаркнул Павел, очень недовольный. Я рассказала, как было дело, с максимальными подробностями.

- Почему ночью не разбудила? - спросил Павел.

- Откуда мне знать, куда он делся? Может... мало ли что, а тебе бы это не понравилось. Я думала, к утру придет, никуда не денется.

Павел поднялся, за ним остальные.

- Идем. Покажешь, где это.

Отдыхающие еще спали, по дороге к озеру и на озере ни души. Я показала, где раздевалась, и стала иву обходить.

- Е-мое, как пионеры, - потряс головой Витек.

Павел наклонился, трава в этом месте была так утоптана, точно здесь резвилось стадо бегемотов. Гиви что-то искал в траве, а я прошла еще немного вперед и замерла. Потом слабо охнула и стала оседать на землю. Возле самого берега в воде лежал Мишка, раскинув руки, и смотрел на меня мертвыми глазами.

- Черт, - выругался Павел, - Витек, подгони машину.

Я рванула к кустам, согнулась в три погибели, меня вырвало. Вытерла лицо платком и обессиленно в траву опустилась, наблюдая за действиями мужиков.

- Иди в дом, - сказал Павел, я кивнула, и тут вроде бы что-то в траве блеснуло, наклонилась, стала руками шарить.

- Ты чего? - Павел подошел ко мне. Я выпрямилась, протянула руку и разжала пальцы. На ладони лежал золотой слоник.

- Мотя, - выдохнул Павел, - теперь я его точно убью.

* * *

И началось. Последующие два дня я постигала азы ведения войны. Первое: мафия - это прежде всего большие деньги, следовательно, бьют прежде всего по деньгам. Вот мы и били. То есть я-то в военных действиях не участвовала, мне все больше приходилось бегать, а еще больше лежать и голову прятать, точно страусу. Война - это такое дело, не позавидуешь. Меняли машины, адреса и двигались, двигались. У меня от этой суеты голова шла кругом. Уже позже я узнала: Павел успел нанести ряд болезненных ударов, прежде чем Мотя понял, откуда гром среди ясного неба, и начал охоту. Однако или охотники были так себе, или Павел был везунчик, по городу его гоняли впустую. Кто-то Павлу здорово помогал: про Мотю он знал все. И новые машины и квартиры тоже не из воздуха материализовались. По понятным причинам, этот "кто-то" меня очень интересовал, но был он умен и осторожен, засечь его так и не удалось. Правда, через полгода мы его смогли вычислить, но это через полгода, а пока я в чужих квартирах сидела, лежала на грязном полу машин, в общем, участвовала в партизанской войне, стараясь выжить.

День шел за три, как у подводника, и все это, само собой, мне совсем не нравилось, но кто меня спрашивал? Как бы то ни было, два дня прошли с максимальным везением, а на третий... Конечно, виновата была я. Мне сон плохой приснился. Может, для кого ерунда, а я суеверная, ну и начала нервничать. Всякие мысли одолевали: как там сын и не случилось ли чего. Вот я и уговорила Гиви заехать на переговорный пункт, хотела позвонить, успокоиться. Он был против, но я, если уж чего себе в голову вобью, того добиваюсь непременно, как говорится: не мытьем, так катаньем. Ну, и уговорила. Затея казалась не опасной, кто ж нас здесь ждать-то будет? Подъехали, Гиви остался в машине, дело обычное. Сижу, жду. Гиви, конечно, нервничает. И я нервничать начала. Подхожу к окошку, спрашиваю, долго ли ждать? Ответ неопределенный. Я вышла к Гиви, объясняю, так, мол, и так. Он заорал, а я его к черту послала. Поругались минут пять, потом решили: он через полчаса подъедет. Сиднем сидеть - тоска страшная, я сходила в киоск за газетой. Сижу, читаю.

Паренек вошел. Обыкновенный. Подошел, у окошка поскучал и ко мне. Просит деньги разменять. Я разменяла и опять за газету. А он звонить стал, тут же, в дальнем углу.

Тут мой заказ объявили, я к кабине пошла, а паренек к окошку. И вдруг девица мне:

- Связь прервалась, подождите.

Вот тут бы мне насторожиться и бежать со всех ног. Только мне нужно было голос сына услышать, ни о чем я больше думать не могла. Потому в углу пристроилась и в газету уставилась. А парень на улицу вышел, еще и улыбнулся мне, вроде бы как поблагодарил за услугу. Наконец соединили. Роланда дома не оказалось, они с бабушкой в магазин ушли. Я поговорила со свекром, посмеялась над своими страхами, попрощалась и охнула. На Гиви этот тип был совсем не похож, выглядел премерзко, а пистолет, которым он меня в бок ткнул, и того хуже.

- Выходи, - сказал, - и пасть не разевай...

Я бы и не смогла. У меня, от страха челюсти точно слиплись. Он меня за шею обнял, и мы пошли, точно влюбленные. Гиви был в машине. Я решила, вот сейчас меня заставят его позвать, и все такое, а Гиви, конечно, уедет, я, по крайней мере, так бы и сделала, только они поступили проще: полоснули из автомата по покрышкам, и машина сразу стала ловушкой. Гиви из машины выскочил, а меня вперед толкнули, и мой конвоир гаркнул:

- Не вздумай стрелять, не то я ей башку снесу.

Повода особенно сожалеть обо мне у Гиви, по моему разумению, не было, и я заскучала, шаря глазами в поисках выхода. Но Гиви то ли все ж таки меня пожалел, то ли просто замешкался, но потерял те драгоценные секунды, в которые еще мог спастись. С четырех сторон к нему бросились решительно настроенные крепыши, в воздухе мелькнул солидный обрубок трубы, и Гиви рухнул на асфальт. Подкатил микроавтобус, Гиви швырнули вовнутрь, и меня вслед за ним. Все заняло не больше пяти минут, если милиция и приехала, то ничего интересного узреть не успела.

Конечно, куда нас везут, я видеть не могла, лежала на полу лицом вниз, а в спину мне чья-то нога упиралась. Однако то, что сразу не убили, меня воодушевляло. Я стала молиться и утешать себя пословицей: Бог не выдаст, свинья не съест. Я даже смогла обнаружить в английском языке ее аналог и обрадовалась, что в состоянии что-то соображать. Однако о будущем думать не хотелось. Если, конечно, не появится спаситель, но ему следовало поторопиться.

* * *

Тут автобус затормозил, нас выволокли наружу, но осмотреться, где мы, не удалось. Со мной не очень-то церемонились, я так ударилась головой, что искры из глаз посыпались, только их и видела.

За шиворот меня потащили по каким-то ступеням, впереди мелькали ноги Гиви. Я старалась голову уберечь, выходило неважно. Скрипнула дверь, нас швырнули на пол, дверь закрылась, и стало очень темно. Я заревела и подползла к Гиви. Он все еще был без сознания, и это меня испугало. Конечно, в данной ситуации толку от него не больше, чем от меня, не вдвоем как-то спокойнее. Я сидела, ревела, вытирала его голову платком, потом оторвала рукав рубашки, перевязала, и время от времени тихонько звали его по имени. Когда я совсем отчаялась, он вдруг сказал:

- Чего ноешь?

- Как чего? - ахнула я. - Страшно.

- Страшно, - передразнил он, - говорил тебе, дуре...

- Что ж теперь, убей, если хочешь.

- Без меня охотники найдутся.

- Успокоил. Может, ты опять отключишься, я хоть наревусь вдоволь.

- Не волнуйся, наревешься.

- Что, плохо дело?

- Хуже не бывает. Пить хочу.

- Где ж взять-то? И я бы не отказалась. Голову больно?

- Попробуй, узнаешь.

- Ладно, не злись.

Мы помолчали. Я к нему поближе села, все-таки не так жутко, молчать было трудно, и я опять спросила:

- Они нас сюда притащили, чтоб убить, или им Павел нужен?

- Нас убьют в любом случае. А Павел сейчас здесь, а через час там, так что будут спрашивать, говори все, что знаешь, не темни.

- Как ты думаешь, где мы? - опять спросила я.

- Какой-то подвал. Помещение должно быть большим. Вентиляционные трубы проходят.

Прошел час или чуть больше. Я голову Гиви ощупала, кровотечения не было.

- Слава Богу, - заметила я.

- Да брось ты это дело.

- Нельзя отчаиваться. Мало ли что. Может быть, нам повезет и что-нибудь случится.

- Ты в Бога веришь?

- Верю, конечно.

- Тогда молись.

Тут дверь открылась, свет вспыхнул, я зажмурилась, а когда глаза открыла, увидела троих парней, которые мне, естественно, не понравились.

- Пойдем, поговорить надо, - усмехнулся длинный носастый парень. Я думала, возьмут только Гири, но меня рывком с пола подняли и швырнули в коридор. Подвал, а это подвал, был огромным. Коридор заворачивал налево и заканчивался комнатой, довольно большой. Окна, даже крохотные, отсутствовали. Вдоль стен шли трубы, у стены напротив дощатые нары, туда швырнули Гиви, приковав цепью к трубе, но сваляли дурака, сковав ему руки у груди, а не сзади.

Тут вошли еще двое: парень в зеленом пиджаке, размера на три больше, чем положено, нес табуретку, за ним шел Мотя. Сел на эту самую табуретку и на нас посмотрел, весело так, с озорством. Чувствовалось, настроение у него хорошее.

- Эту куда? - спросил один из конвоиров, на меня головой мотнув.

- Сунь в угол. И до нее очередь дойдет.

Я затаилась в углу, стараясь не дышать. Дальше пошли вещи, которые мне и вовсе не понравились: длинноносый извлек из-под нар ведро и зажег в нем что-то вонючее. В пламя сунул куски арматуры, все закурили, буднично так, словно троллейбус ждали, а мне захотелось умереть или хотя бы упасть в обморок. Но как-то выходило, что придется мне пережить все это в твердой памяти.

Я посмотрела на Мотю. Вряд ли он действительно что-то ожидал узнать. Этот плюгавый, дерганый сукин сын был обыкновенным садистом и теперь радостно скалился в предвкушении удовольствия, только что слюну не пускал.

Длинноносый надел рукавицу и взялся за конец арматуры, а я замерла, чувствуя, как спину и затылок схватывает холод. Я зажмурилась и закрыла лицо руками, но тут открылась дверь, вошел еще один тип и протянул Моте телефон.

- Генка звонит.