видите, больна, - ответил Чарномский, - зайдите через день, через два, вам
дадут знать. А пока все держите в величайшей тайне.
ей повредить; кто они?
что об этом не знает ничего. Я удалился. Прошло несколько дней; известий о
княжне не было. Мы с Христенеком бессменно сторожили в соседних австериях,
поглядывая, кто посещает княжну и что будет далее. Первые дни вкруг дома
Жуяни все было тихо, пустынно. Несколько раз подъезжал врач, проходила в
дом какая-то женщина в черном, с черною вуалью на голове, по-видимому,
монахиня. Она подолгу оставалась у княжны. Раз, под вечер, слуга к ограде
дома подвел красивую, наемную карету. Из ворот, укутанная голубою
мантильей, пошатываясь, вышла и села в карету женщина.
быстро понеслась переулками, выехала на корсо и остановилась у банкирской
конторы Дженкинса. Было ясно: магический ключ графского кредитива отпирал
доступ к доверчивой, смелой красавице.
11
и сидел дома; ходивший же наблюдать Христенек объявил с досадой, что чуть
ли нас преважно не провели: княжна не думала собираться в Болонью.
грозившие ей арестом, успокоились и более ее не осаждали. Дом Жуяни на
диво преобразился. У его ворот, днем и по вечерам, толпились экипажи. Штат
княжны снова увеличился. Она заняла оба яруса обширного дома Жуяни,
накупила нарядов, по-прежнему выезжала, посещала гулянья, галереи картин и
редкостей, принимала гостей и держала открытый стол. Кстати, в это время
Рим был особенно оживлен: в нем происходили выборы нового папы, на место
умершего Климента XIV.
писатели и духовная знать. Незнакомка в черном платье в это время почти не
показывалась. Я однажды только видел ее у ворот дома Жуяни. Встретясь со
мной, она отвернулась с досадой и, как мне померещилось, произнесла как бы
что-то по-русски. Я рассмотрел только ее золотистые, с сильною проседью
волосы и гневом пылавшие, серые, еще красивые глаза.
искусно играла; толпа уличных зевак и оделяемых щедрою милостынею нищих до
поздней ночи стояла у сквозной ограды ее дома, глазея во двор и оглашая
криком и рукоплесканиями пышные, с кавалькадами, выезды княжны.
верхом на бешеных скакунах, она носилась по площадям и улицам, по-прежнему
беспечна, нарядна и весела. Я невольно радовался за бедную, которой, как
женщине, через меня была оказана такая поддержка. Одно было досадно:
приставленный мне в помощь Христенек начинал намекать как бы на недоверие
графа ко мне.
изменившая, под конец даже ей враждебная, Рагуза. Христенек проведал, что
банкир Дженкинс отсчитал ей, от имени графа Орлова, десять тысяч
червонцев. Ожившая красавица мотала полученные деньги с безумною
расточительностью, не помышляя, что им когда-нибудь настанет конец.
Однажды и я был приглашен на ее вечер. Княжна казалась пышным солнцем
среди окружающих ее звезд. Она играла на арфе с таким чувством, что я был
глубоко тронут. Об отъезде, однако, не объяснила, а лишь мимоходом
сказала:
графе. Ответа долго не было. Мы терялись в догадках; но вот однажды мне
подали от нее записку с приглашением на свидание в церковь
Санта-Мария-делли-Анджели.
церковь. Свечи у икон кое-где мерцали. Таинственная тишина наполняла
пустынный сумрак колонн и молелен. В наиболее уединенном месте, скрытая
выступом боковой молельни, с книжкой в руке, стояла в бархатной, модной
накидке, под вуалью, стройная, худощавая особа. Я узнал княжну.
будущим подданным, - сказала она, склоняясь над молитвенником, - во мне
так сильно, что я решилась и принимаю приглашение графа. Прежде он меня
пугал, я ему не верила, теперь верю. Видите, я сдержала слово: моим
друзьям я объявила, что покидаю свет и навсегда уезжаю в отдаленный
монастырь, где постригусь... Вам скажу другое.
не в монастырь, а с вами к графу Орлову. Вы не предадите меня, не измените
мне?
Взор княжны пылал восторгом, надеждами; в нем не было колебаний и
сомнений: передо мной стояла глубоко убежденная женщина, жалость к которой
невольно охватывала меня.
также направился к порогу церкви. От урны с святой водой отделилась другая
женщина. Она преградила мне дорогу. Я узнал в ней особу в черном, ходившую
в дом Жуяни.
сторону, за колонны. - Вы... вы предатель?
назовите себя.
уговорили ее ехать... ее тянут в западню, - шептала, по-русски, в волнении
незнакомка, сжимая мне руку. - Клянитесь... или вы изверг, такой же
злодей, как те, что научили погубить другого, такого же неповинного... в
Шлиссельбурге...
исполняю свой долг и убежден, что княжну ожидает только улучшение ее
судьбы.
к лучшему.
принимает такое участие в княжне.
12
хотя светлый. Княжна поместилась со свитой и слугами в несколько экипажей.
У церкви Сан-Карло она раздала нищим богатую милостыню и, провожаемая
толпой артистов и знати, среди гама и криков народа, бежавшего за нею и
махавшего шляпами, направилась к выезду из Рима. Прописавшись в городских
воротах под именем графини Селинской, она выехала на Флорентийскую дорогу.
Я поскакал вперед, Христенек следом за нею.
городе; он ее ожидал в своем, более уединенном, пизанском палаццо. Шумный
поезд и толпа слуг княжны, в несколько десятков человек, озадачили графа.
Он, впрочем, принял гостью отменно ласково и почтительно, отвел ей невдали
от себя приличное помещение, окружив ее всеми удобствами и относясь к ней
точно верноподданный, при посторонних перед нею даже не садился.
относительно нее негоции, про то никому не было известно. Мы угадали
только, и весьма скоро, что тут оказалась азартная игра в любовь.
свита и слуги остались в ближних домах. Христенек, с приездом княжны,
стал, видимо, меня оттирать и, точно вся удача была делом его рук,
выдвигался вперед. Я этим с гордостью и презрением пренебрег, так как граф
не мог не видеть, что лишь моему влиянию был обязан приездом сюда княжны.
том числе медальон со своим миниатюрным, на кости портретом, осыпанный
дорогими камнями, и что с ее появлением даже покинул свою любимую дотоле
фаворитку, красивейшую и премилую госпожу, жену богача Александра Львовича
Давыдова, урожденную также Орлову.
исполина. Лев влюбился в легкокрылую бабочку. Ослепленный ею, граф даже не
стеснялся: ездил с нею открыто везде - на гулянье, в оперу, в церковь.
подтвердила, что доверяет мне больше всех. Граф меня осыпал любезностями.
Христенек, видя снова мое предпочтение, пустился на хитрости. Хитрый грек
стал жаловаться, что княжна его обидела невниманием в Риме, что он с этим
не может помириться, и она, с позволения графа, поднесла ему патент на
полковничий чин. Меня обошли. Я снес и эту выходку, видя довольство мною
графа и княжны, чему вскоре увидел доказательство.