последовать совету Элизабет и отнестись к молодому человеку без всякой
предвзятости. Большой опасности это не представляло, ибо Кэтрин, которой
исполнилось уже двадцать два года, была, в сущности, цветком вполне
окрепшим - такой походя не сорвешь. Сама по себе бедность Мориса Таунзенда
еще не говорила против него; доктор не считал, что его дочь должна
непременно выйти за богатого. Ее будущее наследство казалось ему
достаточно солидным, чтобы обеспечить двух благоразумных людей, и если бы
среди претендентов на руку Кэтрин появился обожатель без гроша за душой,
но с хорошей репутацией, о нем судили бы лишь по его личным качествам.
Были и другие соображения. Поспешно и безосновательно обвинить человека в
меркантильных побуждениях представлялось доктору недостойным - тем более
что дом его пока не осаждали легионы охотников за приданым. И наконец, ему
было интересно проверить, действительно ли кто-то способен полюбить Кэтрин
за свойства ее души. Мысль о том, что бедный мистер Таунзенд и в гости-то
приходил всего дважды, вызвала у доктора улыбку, и он велел, чтобы в
следующий раз миссис Пенимен пригласила его к обеду.
величайшей радостью исполнила распоряжение доктора. Морис Таунзенд с
неменьшим удовольствием принял приглашение, и несколько дней спустя обед
состоялся.
одного; это выглядело бы поощрением его ухаживаний. Так что пригласили еще
кое-кого. Но главным гостем на обеде был - не по видимости, а по сути -
все-таки Морис Таунзенд. Есть основания думать, что гость стремился
произвести хорошее впечатление, и если он потерпел неудачу, то не потому,
что приложил мало ума или стараний. За обедом доктор почти не разговаривал
с молодым человеком, но наблюдал за ним очень внимательно, а когда дамы
вышли из-за стола, предложил ему вина и задал несколько вопросов. Морис
был не из тех, кого надо тянуть за язык, а отведав великолепного кларета,
уже вовсе не нуждался в поощрениях. Вина доктор держал превосходные, и
надо честно сказать: поднося к губам бокал, Морис отметил про себя, что
вкус к хорошим винам - а хорошие вина в этом доме не иссякали - весьма
привлекательная причуда в характере будущего тестя. На доктора сей
искушенный гость произвел немалое впечатление; он понял, что мистер
Таунзенд - личность не совсем обычная. "Человек он способный, - решил отец
Кэтрин, - определенно способный, светлая голова. И сложен весьма неплохо -
как раз таких и любят дамы. Но мне он, пожалуй, не нравится". Доктор,
однако, держал свои наблюдения при себе, а с гостями говорил о дальних
странах, - предмет, касательно коего Морис выложил много таких сведений,
которые доктор мысленно определил как "басни". Доктор Слоупер мало
путешествовал и теперь позволил себе усомниться в правдивости иных
рассказов этого забавного шалопая. Доктор не без гордости считал себя
отчасти физиономистом, и, в то время как молодой человек
разглагольствовал, наслаждался сигарой и подливал себе вина, хозяин дома
не сводил внимательных глаз с его живого, выразительного лица. "Ишь, какая
уверенность в себе, - думал доктор. - Пожалуй, такого я еще не встречал. И
чего только не придумает, чего только не знает. В мое время молодые люди
меньше знали. Я, кажется, решил, что у него светлая голова? Определенно! И
он не потерял ее после бутылки мадеры и полутора бутылок кларета!"
освещавшего ее алое атласное платье.
правы?
защиту?
смущение.
Я предпочел бы, чтобы вы сказали: "Если отец не одобряет вас, мне это
совершенно не важно".
девушка.
наблюдал за Морисом Таунзендом - заметил бы, как в его милых, приветливых
глазах мелькнул нетерпеливый огонек. В ответе его, впрочем, не было ни
капли нетерпения; он только трогательно вздохнул:
откровенно. Но сперва, исполняя робкую просьбу Кэтрин, он спел несколько
песен; нет, он не льстил себя надеждой, что это поможет ему расположить к
себе ее отца. У Мориса был приятный мягкий тенор, и, когда он кончил петь,
каждый из присутствующих издал какое-нибудь восклицание - лишь Кэтрин
напряженно молчала. Миссис Пенимен объявила его манеру исполнения
"необычайно артистичной", а доктор Слоупер сказал: "очень проникновенно,
очень"; сказал во всеуслышание, но тон его при этом был несколько суховат.
Таунзенд, обращаясь к тетке с тем же заявлением, какое раньше сделал
племяннице. - Он меня не одобряет.
объяснений. Она тонко улыбнулась, словно все сразу поняла, и - опять-таки
в отличие от Кэтрин - даже не попыталась возражать.
миссис Пенимен, которая гордилась тем, что всегда умела сказать то, что
надо.
познакомился с протеже Лавинии.
видеть такой превосходный костяк. Впрочем, если бы все люди были так
сложены, они не слишком нуждались бы в докторах.
Олмонд. - Что ты думаешь о нем как отец?
влюблена в него.
благородства. Он прекрасно умеет себя подать, но это низкий характер. Я
тотчас раскусил его. Слишком фамильярен; я не переношу фамильярности. Он
просто ловкий фат.
такою легкостью судить о людях.
наблюдений. Чтобы суметь разобраться в этом человеке за один вечер, мне
пришлось потратить половину своей жизни на изучение человеческой натуры.
глазами.
8
доктор, конечно, готов был допустить, что за ее молчанием может многое
скрываться. Она сказала Морису Таунзенду, что не будет говорить о нем с
отцом, и теперь не видела причин нарушать свое слово. После того как Морис
отобедал в доме на Вашингтонской площади, приличия требовали, конечно,
чтобы он пришел снова, а после того как его снова приняли со всей
любезностью, он, естественно, стал наносить визит за визитом. Досуга у
него было вдоволь, а тридцать лет назад досужим молодым людям Нью-Йорка
приходилось благодарить, судьбу за каждую возможность развлечься. Кэтрин
не говорила отцу об этих посещениях, хотя они очень скоро сделались самой
главной, самой волнующей частью ее жизни. Кэтрин была очень счастлива. Она
не знала еще, во что это выльется в будущем, но ее нынешнее существование
внезапно стало интересным и значительным. Если бы ей сказали, что она
влюблена, она бы чрезвычайно удивилась, ибо любовь представлялась ей
страстью нетерпеливой и требовательной, а ее душа в те дни сотрясалась
порывами самозабвения и жертвенности. Морис Таунзенд еще только покидал
дом, а воображение Кэтрин, со всей пылкостью, на какую она была способна,
уже рисовало его следующее посещение; и все же, если бы в такую минуту ей
сказали, что он вернется только через год - или вообще не вернется, - она
не стала бы ни сетовать, ни восставать против судьбы, но покорно смирилась
бы с ней и искала бы утешения в воспоминаниях о былых встречах с молодым
человеком, о его речах, о звуке его голоса и его шагов, о выражении его
лица. Любовь дает известные права, но Кэтрин своих прав не чувствовала; ей
представлялось, что ее осыпают прекрасными и неожиданными дарами.