Фогт. Я заходил утром к городскому инженеру. И – скорее в виде шутки – сообщил ему эти предположения как нечто такое, что может быть внесено на наше рассмотрение… когда-нибудь, со временем.
Доктор Стокман. Когда-нибудь, со временем?
Фогт. Он, разумеется, только улыбнулся моей предполагаемой экстравагантности. Ты дал ли себе труд подумать, во что обойдутся предлагаемые тобой мероприятия? Согласно собранным сведениям, расходы, вероятно, достигли бы нескольких сот тысяч крон.
Доктор Стокман. Неужто так дорого?
Фогт. Да. Но не это еще хуже всего. А вот что: работы потребовали бы не меньше двух лет.
Доктор Стокман. Двух лет, говоришь? Целых двух лет?
Фогт. По меньшей мере. А тем временем что нам делать с водолечебницей? Закрыть, что ли? И пришлось бы. Или, ты думаешь, кто-нибудь заглянет к нам, раз пройдет слух, будто бы вода вредна для здоровья?
Доктор Стокман. Да ведь так и есть – она вредна, Петер.
Фогт. И все это как раз теперь, когда курорт начинает расцветать. Соседние города тоже имеют некоторые данные превратиться в курорты. Ты думаешь, они не приложат немедленно всех стараний, чтобы отвлечь весь поток гостей к себе? Без всякого сомнения. А мы сядем на мель. Весьма вероятно, что пришлось бы совсем упразднить это дорогое сооружение. И вот ты разорил бы свой родной город.
Доктор Стокман. Я… разорил?..
Фогт. Если городу предстоит сколько-нибудь сносное будущее, то исключительно благодаря водолечебнице. И ты, конечно, понимаешь это не хуже меня.
Доктор Стокман. И что же, по-твоему, делать?
Фогт. Я из твоего доклада отнюдь не вынес убеждения, чтобы условия водоснабжения курорта были столь неблагоприятны, как ты их рисуешь.
Доктор Стокман. Да они скорее еще хуже! Или, во всяком случае, ухудшатся к лету, когда наступит теплая погода.
Фогт. Как сказано, я полагаю, что ты значительно преувеличиваешь. Сведущий врач обязан принять соответствующие меры… уметь предупредить вредоносное влияние или парализовать его, если оно станет вполне очевидным.
Доктор Стокман. А затем?.. Что дальше?..
Фогт. Сооруженная водопроводная сеть – существующий факт, и с ним, само собой, надлежит считаться. Но, вероятно, дирекция в свое время не откажется обсудить, какие тут при посильных материальных жертвах возможны исправления и улучшения.
Доктор Стокман. И ты думаешь, я пойду на такую низость?
Фогт. Низость?
Доктор Стокман. Ну да, это была бы низость… обман, ложь, прямое преступление против публики, против всего общества!
Фогт. Я, как уже отмечено, не мог вынести убеждения, что положение вещей действительно грозит такой уж непосредственной опасностью.
Доктор Стокман. Нет, ты вынес! Иначе и быть не может. Мой доклад так убийственно ясен и убедителен! Я это знаю! И ты отлично знаешь это, Петер, да только сознаться не хочешь. Ведь это ты тогда настоял на своем, чтобы и здание водолечебницы и водопровод были сооружены там, где они теперь находятся. И вот это-то … этот твой треклятый промах и не дает тебе сознаться. Или, думаешь, я тебя не раскусил?
Фогт. А если б даже и так? Если я, быть может, несколько щепетилен относительно своей репутации, так это в интересах города. Не опираясь на нравственный авторитет, я не могу управлять делами так, как того требуют соображения, имеющие в виду общее благо. Потому – и по различным иным причинам – для меня важно, чтобы доклад твой не был представлен дирекции курорта. Его нужно задержать ради общего блага. Впоследствии я сам представлю дело на обсуждение, и мы сделаем все возможное без шума. Но чтобы ничего… ни единого слова об этой злополучной истории не было доведено до сведения публики.
Доктор Стокман. Ну, этому-то теперь уж не помешать, мой любезный Петер.
Фогт. Нужно и должно помешать.
Доктор Стокман. Не удастся, говорю я. Слишком многие уже знают.
Фогт. Знают! Кто? Уж не эти ли господа из «Народного вестника»?
Доктор Стокман. Ну да, и они. Свободомыслящая, независимая пресса постарается заставить вас исполнить свой долг.
Фогт (после небольшой паузы). Ты чрезвычайно опрометчив, Томас. Ты не подумал, какие последствия это может иметь для тебя лично?
Доктор Стокман. Последствия? Последствия для меня?
Фогт. Для тебя и для твоей семьи, да.
Доктор Стокман. Какого черта ты хочешь сказать?
Фогт. Я полагаю, что я всегда и во всем поступал, как полагается доброжелательному, готовому помогать тебе брату.
Доктор Стокман. Да, это так, и спасибо тебе за это.
Фогт. Не об этом речь. Меня отчасти вынуждали… собственные интересы. Я всегда питал надежду, что мне удастся некоторым образом обуздать тебя, если я буду содействовать улучшению твоего экономического положения.
Доктор Стокман. Что такое? Так ты только из личных интересов?
Фогт. Отчасти, говорю я. Для официальных лиц крайне неудобно иметь близкого родственника, который то и дело компрометирует себя.
Доктор Стокман. И, по-твоему, я это делаю?..
Фогт. К сожалению, делаешь, сам того не ведая. У тебя беспокойный, задорный, мятежный нрав. И еще эта злосчастная страсть опубликовывать свои мнения по всякому удобному и неудобному поводу. Чуть мелькнет у тебя в, голове что-нибудь такое – и пошел писать!.. Готова статья в газету или целая брошюра.
Доктор Стокман. Да разве не долг гражданина, если у него явится новая мысль, поделиться ею с публикой?
Фогт. Ну, публике вовсе не нужны новые мысли; публике полезнее добрые старые, общепризнанные мысли, которые она уже усвоила себе.
Доктор Стокман. Ты так и говоришь это напрямик?
Фогт. Да надо же мне когда-нибудь высказать тебе все напрямик. До сих пор я все уклонялся от этого, зная твою раздражительность, но пора сказать тебе правду, Томас. Ты представить себе не можешь, как ты вредишь себе своей опрометчивостью. Ты жалуешься на власти, даже на самое правительство… фрондируешь… уверяешь, что тебя всегда затирали, преследовали. Но чего же другого и ждать… такому тяжелому человеку, как ты!
Доктор Стокман. Еще что? Я и тяжел вдобавок?
Фогт. Да, Томас, ты очень тяжелый человек и с тобой трудно иметь дело. Я это по себе знаю. Ты пренебрегаешь всякими соображениями, ты как будто совсем и забыл, что обязан мне своим местом курортного врача…
Доктор Стокман. Место это принадлежит мне по праву. Мне – и никому другому! Я первый сообразил, что городок наш может стать цветущим курортом, и никто, кроме меня, тогда не понимал этого. Я один отстаивал эту мысль долгие годы! Я писал, писал…
Фогт. Бесспорно. Но тогда время еще не приспело. Ну да где тебе было судить об этом в своем медвежьем углу! Но как только благоприятная минута настала, я, вместе с другими, взял дело в свои руки и…
Доктор Стокман. Да, и вы исковеркали весь мой чудный план. Теперь оно и видно, какие умные головушки взялись за дело!
Фогт. С моей точки зрения видно только, что ты опять ищешь, как бы дать выход своим воинственным настроениям. Тебе хочется добраться до стоящих выше тебя, – это твоя старая повадка. Ты не терпишь над собой ничьего авторитета, косо поглядываешь на всякого, кто занимает высокое официальное положение, видишь в нем как бы личного врага… и сейчас же нападаешь на него, не разбирая средств. Но теперь я обратил твое внимание, что тут поставлены на карту интересы всего города… и, следовательно, мои также. Поэтому я говорю тебе, Томас, что буду неумолим в своем требовании, которое намерен тебе предъявить.
Доктор Стокман. Какое требование?
Фогт. Так как ты не сумел придержать язык и уже завел об этом щекотливом деле разговор с непосвященными, хотя тебе надлежало бы отнестись к этому делу как к административной тайне, то, разумеется, теперь нельзя его замолчать. Откроется широкое поле для всевозможных слухов, и злонамеренные люди не преминут всячески их раздувать. Поэтому необходимо, чтобы ты предупредил появление подобных слухов публичным заявлением.
Доктор Стокман. Я? Как? Я тебя не понимаю.
Фогт. Имеются основания ожидать, что ты при новом исследовании придешь к тому результату, что положение далеко не столь опасно или серьезно, как ты полагал первоначально.
Доктор Стокман. Ах, так вот чего ты ожидаешь!
Фогт. Далее ожидается, что ты питаешь и публично выразишь доверие к правлению и к той основательности и добросовестности, с которой оно предпримет необходимые меры для устранения возможных недочетов.
Доктор Стокман. Да никогда вам не удастся поправить дело, если вы собираетесь только пачкотней заниматься да заплатки ставить! Говорю тебе, Петер, это мое искреннейшее, глубочайшее убеждение…
Фогт. В качестве служащего тебе не полагается иметь особых мнений и убеждений.
Доктор Стокман (пораженный). Не полагается?..
Фогт. В качестве служащего, говорю я. В качестве частного лица – сделай одолжение, это совсем другое. Но в качестве подчиненного лица, состоящего на службе у дирекции курорта, тебе не полагается выступать с мнениями и убеждениями, не согласными с убеждениями твоего начальства.
Доктор Стокман. Это уж слишком! Мне, врачу, человеку науки, не полагается!..
Фогт. Данный случай нельзя рассматривать как чисто научный; это случай сложный, имеющий и техническую и экономнческую сторону.
Доктор Стокман. А пусть его будет, чем черт хочет! Я хочу свободно высказываться о всевозможных случаях в мире!
Фогт. Сделай одолжение. Только не о делах курорта… Это мы тебе запрещаем.
Доктор Стокман (кричит). Вы запрещаете!.. Вы? Такие…
Фогт. Я тебе это запрещаю… я… твое высшее начальство! И раз я тебе это запрещаю, тебе остается лишь повиноваться.
Доктор Стокман (пересиливая себя). Петер… не будь ты мне брат…
Петра (распахивая дверь). Отец, этого ты не потерпишь!
Фру Стокман (за нею). Петра! Петра!
Фогт. А-а, изволили подслушивать.
Фру Стокман. Тут все слышно, мы не могли…
Петра. Да, я стояла и прислушивалась.
Фогт. В сущности, я даже рад…
Доктор Стокман (подступая к нему). Ты говорил мне о запрещении, требовал повиновения?..
Фогт. Ты вынудил меня заговорить в таком тоне.
Доктор Стокман. Чтобы я публично опроверг самого себя?
Орловский Гай Юлий
Акунин Борис
Суворов Виктор
Шидловский Дмитрий
Круз Андрей
Андреев Николай