ФРУ АЛВИНГ. Регина рано созрела.
ПАСТОР МАНДЕРС. Не правда ли? Мне помниться, что она уже была
поразительно развита физически, когда я готовил ее к конфирмации. Но пока
что ее следует отправить домой, под надзор отца.... Ах да, Энгстран ведь
не.... И он, он мог так обманывать меня!
Сцена вторая.
Стук в дверь в передней.
ФРУ АЛВИНГ. Кто бы это? Войдите!
ЭНГСТРАН. (одетый по-праздничному, в дверях). Прощенья просим, но...
ПАСТОР МАНДЕРС. Ага! Гм!..
ФРУ АЛВИНГ. А, это вы, Энгстран?
ЭНГСТРАН. Там никого не было из прислуги, и я осмелился войти.
ФРУ АЛВИНГ. Ну-ну, войдите же. Вы ко мне?
ЭНГСТРАН (входя). Нет, благодарим покорно. Мне бы вот господину пастору
сказать словечко.
ПАСТОР МАНДЕРС (ходя взад и вперед). Гм, вот как? Со мной хотите
поговорить? Да?
ЭНГСТРАН. Да, очень бы хотелось
ПАСТОР МАНДЕРС (останавливается перед ним). Ну-с, позвольте спросить, в
чем дело?
ЭНГСТРАН. Дело-то вот какое, господин пастор. Теперь там у нас расчет
идет.... Премного вами благодарны, сударыня!.. Мы совсем, значит, покончили.
Так мне сдается: что хорошо бы нам, - мы ведь так дружно работали все время,
- хорошо бы нам помолиться на прощанье.
ПАСТОР МАНДЕРС. Помолиться? В приюте?
ЭНГСТРАН. Или господин пастор думает - это не годится?
ПАСТОР МАНДЕРС. Нет, конечно, вполне годится, но... гм...
ЭНГСТРАН. Я сам завел было тут такие беседы по вечерам...
ФРУ АЛВИНГ. Разве?
ЭНГСТРАН. Да, так, иной раз.... На манер душеспасительных, как это
называется. Только я простой человек, неученый, - просвети меня господи, -
без настоящих понятиев.... Так я и подумал, раз сам господин пастор тут...
ПАСТОР МАНДЕРС. Вот видите ли, Энгстран, я должен сначала задать вам
один вопрос. Готовы ли вы к такой молитве? Чиста и свободна ли у вас
совесть?
ЭНГСТРАН. Ох, господи, спаси меня грешного! Куда уж нам говорить о
совести, господин пастор.
ПАСТОР МАНДЕРС. Нет, именно о ней-то нам и нужно поговорить. Что же вы
мне ответите?
ЭНГСТРАН. Да, совесть - она, конечно, не без греха.
ПАСТОР МАНДЕРС. Все-таки сознаетесь! Но не угодно ли вам теперь прямо и
чистосердечно объяснить мне: как это понять - насчет Регины?
ФРУ АЛВИНГ (поспешно). Пастор Мандерс!
ПАСТОР МАНДЕРС (успокаивающим тоном). Предоставьте мне!..
ЭНГСТРАН. Регины? Господи Иисусе! Как вы меня напугали! (Смотрит на фру
Алвинг.) Не стряслось же с нею беды?
ПАСТОР МАНДЕРС. Надеемся. Но я спрашиваю: как вам приходится Регина?
Вас считают ее отцом.... Ну?
ЭНГСТРАН (неуверенно). Да... гм... господину пастору известно, как у
нас вышло дело с покойницей Иоханной?
ПАСТОР МАНДЕРС. Никаких уверток больше, все на чистоту! Ваша покойная
жена призналась фру Алвинг во всем, прежде чем отошла от места.
ЭНГСТРАН. Ах, чтоб.... Все-таки, значит?..
ПАСТОР МАНДЕРС. Да, вы разоблачены, Энгстран.
ЭНГСТРАН. А она-то клялась и проклинала себя на чем свет стоит...
ПАСТОР МАНДЕРС. Проклинала?
ЭНГСТРАН. Нет, она только клялась, но всею душой.
ПАСТОР МАНДЕРС. И вы в течение стольких лет скрывали от меня правду?
Скрывали от меня, когда я так безусловно верил вам во всем!
ЭНГСТРАН. Да, видно, так уж вышло, делать нечего.
ПАСТОР МАНДЕРС. Заслужил я это от вас, Энгстран? Не готов ли я был
всегда поддержать вас и словом и делом, насколько мог? Отвечайте. Да?
ЭНГСТРАН. Да, пожалуй, плохо бы пришлось мне и не раз и не два, не будь
пастора Мандерса.
ПАСТОР МАНДЕРС. И вы мне так отплатили? Заставить меня занести
неподобающую запись в церковную книгу! Скрывать от меня в течение стольких
лет истинную правду! Ваш поступок непростителен, Энгстран, и отныне между
нами все кончено.
ЭНГСТРАН (со вздохом). Да, пожалуй, так оно и выходит.
ПАСТОР МАНДЕРС. А вы разве могли бы что-нибудь сказать в свое
оправдание?
ЭНГСТРАН. Да чего ж ей было ходить да благовестить об этом - срамить
себя еще пуще? Представьте-ка себе, господин пастор, стрясись с вами такое,
как с покойницей Иоханной...
ПАСТОР МАНДЕРС. Со мной!
ЭНГСТРАН. Господи Иисусе! Да не аккурат такое! Я хотел сказать:
стрясись с пастором что-нибудь такое неладное, за что люди глаза колют, как
говорится. Не приходится нашему брату мужчине больно строго судить бедную
женщину.
ПАСТОР МАНДЕРС. Я и не сужу ее. Я вас упрекаю.
ЭНГСТРАН. А дозволено будет задать господину пастору один вопросец?
ПАСТОР МАНДЕРС. Спрашивайте.
ЭНГСТРАН. Подобает ли человеку поднять павшего?
ПАСТОР МАНДЕРС. Само собой.
ЭНГСТРАН. И подобает ли человеку держать свое чистосердечное слово?
ПАСТОР МАНДЕРС. Разумеется, но...
ЭНГСТРАН. Вот как стряслась с ней беда из-за этого англичанина, а
может, американца или русского, как их там знать? - так она и перебралась в
город. Бедняжка спервоначалу-то отвертывалась было от меня и раз и два ей
все, вишь, красоту подавай, а у меня изъян в ноге. Господин пастор знает,
как я раз отважился зайти в танцевальное заведение, где бражничали да, как
говорится, услаждали свою плоть матросы, и хотел обратить их на путь
истинный...
ФРУ АЛВИНГ (у окна). Гм...
ПАСТОР МАНДЕРС. Знаю, Энгстран. Эти грубияны спустили вас с лестницы.
Вы уже рассказывали мне об этом. Ваше увечье делает вам честь.
ЭНГСТРАН. Я-то не величаюсь этим, господин пастор. Я только хотел
сказать, что она пришла ко мне и призналась во всем с горючими слезами и
скрежетом зубовным. И должен сказать, господин пастор, страсть мне жалко ее
стало.
ПАСТОР МАНДЕРС. Так ли это, Энгстран? Ну, дальше?
ЭНГСТРАН. Ну, я и говорю ей: американец твой гуляет по белу свету. А
ты, Иоханна, говорю, пала и потеряла себя. Но Якоб Энгстран, говорю, твердо
стоит на ногах. Я, то есть, так сказать, вроде как притчею с ней говорил,
господин пастор.
ПАСТОР МАНДЕРС. Я понимаю. Продолжайте, продолжайте.
ЭНГСТРАН. Ну вот, я и поднял ее и сочетался с ней законным браком,
чтобы люди и не знали, как она там путалась с иностранцами.
ПАСТОР МАНДЕРС. В этом отношении вы прекрасно поступили. Я не могу
только одобрить, что вы согласились взять деньги.
ЭНГСТРАН. Деньги? Я? Ни гроша.
ПАСТОР МАНДЕРС (вопросительно глядя на фру Алвинг). Однако...
ЭНГСТРАН. Ах да, погодите, вспомнил. У Иоханны, правда, водились
какие-то деньжонки. Да о них я и знать не хотел. Я говорил, что это мамон,
плата за грех - это дрянное золото... или бумажки - что там было?.. Мы бы их
швырнули в лицо американцу, говорю, да он так и сгиб, пропал за морем,
господин пастор.
ПАСТОР МАНДЕРС. Так ли, добрый мой Энгстран?
ЭНГСТРАН. Да как же! Мы с Иоханной и порешили воспитать на эти деньги
ребенка. И так и сделали. И я в каждом, то есть, гроше могу оправдаться.
ПАСТОР МАНДЕРС. Но это значительно меняет дело.
ЭНГСТРАН. Вот как оно все было, господин пастор. И, смею сказать, я был
настоящим отцом Регине, сколько сил хватало... Я ведь слабый.
ПАСТОР МАНДЕРС. Ну-ну, дорогой Энгстран...
ЭНГСТРАН. Но, смею сказать, воспитал ребенка и жил с покойницей в любви
и согласии, учил ее и держал в повиновении, как указано в писании. И никогда
мне на ум не вспадало пойти к пастору да похвастаться, что вот, мол и я раз
в жизни сделал доброе дело. Нет, Якоб Энгстран сделает да помалкивает. Оно,
- что говорить! - не так-то часто, пожалуй, это с ним и бывает. И как
придешь к пастору, так впору о грехах своих поговорить. Ибо скажу еще раз,
что уже говорил: совесть-то не без греха.
ПАСТОР МАНДЕРС. Вашу руку, Якоб Энгстран.
ЭНГСТРАН. Господи Иисусе, господин пастор?..
ПАСТОР МАНДЕРС. Без отговорок. (Пожимает ему руку.) Вот так!
ЭНГСТРАН. И ежели я теперь усердно попрошу прощения у пастора...
ПАСТОР МАНДЕРС. Вы? Напротив, я должен просить у вас прощения...
ЭНГСТРАН. Ой! Боже упаси!
ПАСТОР МАНДЕРС. Да, да. И я прошу от всего сердца. Простите, что я так
несправедливо судил о вас. И дай бог, чтобы мне представился случай дать вам
какое-нибудь доказательство моего искреннего сожаления и расположения к вам.
ЭНГСТРАН. Господину пастору угодно было бы?..
ПАСТОР МАНДЕРС. С величайшим удовольствием.
ЭНГСТРАН. Так вот как раз подходящее дело. На эти благословенные
денежки, что я тут сколотил, затеял я основать в городе заведение для
моряков.
ФРУ АЛВИНГ. Разве?
ЭНГСТРАН. Да, вроде приюта, так сказать. Сколько ведь соблазнов