как он ее учил, сказала в первый раз: "Благодарю вас, папа". Как мне
хотелось бросить в это толстое лицо тарелку с недоеденной кашей! Я не
сделал этого и до сих пор сожалею...
волосы, даже его сапоги, которые с мрачной энергией он сам чистил каждое
утро. Просыпаясь по ночам, я подолгу с ненавистно смотрел на его толстое
спящее лицо. Он не подозревал, какой опасности подвергался! Я бы убил его,
если бы не тетя Даша
образ встает передо мной - тетя Даша, которую я тогда впервые сознательно
оценил и полюбил.
удивлением я узнал, что ей нет еще и сорока лет! А мне она казалась
настоящей бабушкой, в особенности, когда, надев очки, она читала по
вечерам чужие письма, занесенные на наш двор половодьем (она их еще
читала).
русско-японской войны. На комоде, накрытом кружевной накидкой, между
вазами голубого витого стекла стоял его портрет. А за портретом хранилось
письмо, которое я, разумеется, знал наизусть. Походная канцелярия 26-го
Восточно-Сибирского стрелкового полка извещала тетю Дашу, что ее муж,
рядовой Федор Александрович Федоров, награжденный знаками отличия военного
ордена 3-й и 4-й степеней, пал геройской смертью в бою с японцами. Герой!
Долго еще при этом слове мне представлялся коротко остриженный мужчина с
усами и бородкой, сидящий на фоне снежных гор в камышовом кресле.
чем-то вроде обряда. Обряд начинался с того, что тетя Даша пробовала
угадать содержание письма по конверту, по адресу, в большинстве случаев
совершенно размытому водой.
долгими вздохами, с ворчаньем, когда попадались неразборчивые слова. Тетя
Даша радовалась чужим радостям, сочувствовала чужим горестям одних
поругивала, других хвалила. Выходило, одним словом, что все эти письма
адресованы ей. Точно так же она читала и книги. Семейные и любовные дела
разных князей и графов, героев приложений к журналу "Родина", тетя Даша
разбирала так, как будто все князья и графы жили на соседнем дворе.
бросит мадам де Сан-Су. Милая, милая, а вот - на тебе! Хорош, голубчик!
дочитывала почту - оставалось не больше пятнадцати писем. Среди них было
одно, которое я должен привести здесь. Тетя Даша не поняла его. Но мне и
тогда казалось, что оно чем-то связано с письмом штурмана дальнего
плавания...
что всеми нашими неудачами мы обязаны только ему. Достаточно, что из
шестидесяти собак, которых он продал нам в Архангельске, большую часть еще
на Новой Земле пришлось пристрелить. Вот как дорого обошлась нам эта
услуга. Не только я один - вся экспедиция шлет ему проклятия. Мы шли на
риск, мы знали, что идем на риск, но мы не ждали такого удара.
тебе о нашем путешествии! Для Катюшки хватило бы историй на целую зиму. Но
какой ценой приходится расплачиваться, боже мой! Я не хочу, чтобы ты
подумала, что наше положение безнадежно. Но вы все-таки не особенно
ждите..."
поучительным выражением. Я слушал ее. Я не знал, что через несколько лет
буду мучительно вспоминать каждое слово
о жизни корабля, затертого льдами и медленно двигающегося на север. Меня
особенно поразило, что лед был даже в каютах и каждое утро приходилось
вырубать его топором.
упал в трещину и разбился насмерть матрос
Тиссом. Но дословно я запомнил только те несколько строк, которые
приведены выше. Тетя Даша все читала, вздыхая, - и словно туманная картина
представлялась мне: белые палатки на белом снегу; собаки, тяжело дыша,
тащат сани; огромный человек, великан в меховых сапогах, в меховой
высоченной шапке, идет навстречу саням, как поп в меховой рясе... Однажды,
придя к тете Даше, я застал ее в слезах. Она плакала перед комодом, на
котором стоял портрет ее мужа, героя русско-японской войны. Увидев меня,
она содрала с головы платок.
такой злобой, что я удивился. - Вот как надругался! Думаете, сирота, так и
некому меня охранить? Найдется!
старый черт, помни и знай! Я тебе не пара. Не будет этого никогда, Я
понял, что она ругала старика Сковородникова, и спросил, что он сделал. Но
она только махнула рукой. Мне еще тогда показалось, что она сама
хорошенько не знает, обидел он ее или нет. Во всяком случае, он сказал ей
что-то особенное, потому что вечером тетя Даша надела свой черный
кружевной платок и пошла к цыганке-гадалке, которая жила на соседнем
дворе. Вернулась она задумчивая, тихая и больше не ругала Сковородникова;
наоборот, вдруг сказала про себя: "и непьющий".
сидела во дворе и вязала, когда у ворот появился незнакомый красномордый
человек в грязном парусиновом пальто, в толстых сапогах. Осмотревшись, он
направился к старику Сковородникову, варившему свой универсальный клей на
крыльце.
тетю Дашу.
отъезда.
и, как вчера, содрала с головы платок.
Уходите! Сковородников с хитрым выражением закрыл один глаз.
захохотал.
усмехался. Я ничего не понимал. Но вскоре все разъяснилось.
рисовал я над забором солнце, птиц, облака! Потом я забыл эту мысль. Но с
каждым днем мне все трудней становилось возвращаться домой.
Иногда, просыпаясь по ночам, я видел ее за столом. Белая, как мел, от
усталости, она медленно ела, и даже Гаер немного робел, встречаясь с ее
черными из подлобья глазами.
этот подлец Гаер избил ее до полусмерти за то, что она пролила рюмку
постного масла. Ее прогнали из-за стола, но я тайком принес ей картошки.
Она ела ее и горько плакала и вдруг спохватилась - не потеряла ли она свои
цветные стеклышки, когда ее били. Стеклышки нашлись. Она засмеялась, доела
картошку и снова начала плакать...
по Соборному саду и подкидывали босыми ногами листья. Петька врал, будто
старинный, прикрытый горкой подкоп, на котором мы сидели, ведет из сада на
тот берег реки под водой и будто Петька один раз дошел до середины.
шагу
окруженный невысокими крытыми стенами, за ним - луга, то светло-зеленые,
то желтые, под ветром менявшие цвета, как море.
Лукьяненко Сергей
Орловский Гай Юлий
Василенко Иван
Перумов Ник
Грабб Джеф
Распопов Дмитрий