жила у себя в посаде. Это было чувство всматривания в то неизвестное, что
заставило Митю мгновенно побледнеть, покраснеть, выбежать со скрипкой в
руках на крыльцо, окинуть двор нетерпеливым, нежным и вместе с тем властным
взглядом и побежать наперерез по нетронутому снегу прямо к ящикам, за
которыми стояла она. То неизвестное, что заставило его через несколько
секунд выйти вместе с Глашенькой и почтительно предложить ей руку, которую
она приняла свободно и гордо. То неизвестное, которым были полны их
движения, их лица, и то, что он вел ее, ничего не боясь, а она шла с
прелестной улыбкой, немного несмелой, но совершенно доверяясь ему. То
неизвестное, которое вдруг преобразило (не только для них, но и для меня - я
смутно догадалась об этом) весь этот заваленный снегом двор, ящики и суровое
зимнее небо.
какие-то волшебные существа, которые могли исчезнуть, если бы им этого очень
захотелось. Они не затворили за собой дверь, и я очнулась, лишь когда Агаша
закричала на меня из кухни таким обыкновенным, грубым голосом, как будто до
того, что произошло, ей не было никакого дела.
выступать. Он хочет жениться на Глашеньке - вот зачем ему штатский костюм.
догадкой к Андрею, потому что он долго рассматривал меня, а потом сказал с
интересом:
не успела. Вдруг приехала на извозчике мама и увезла меня домой.
ЗАМОСТЬЕ
провела у Львовых: так же стояли на своих местах темно-красный комод под
вышитой скатертью, обеденный стол и другой, маленький стол в углу со швейной
машиной. Так же везде лежали и висели коврики и половики из цветных тряпок -
мама шила их на продажу, но в последнее время их не стали брать, потому что
во время войны жилось тяжело, а такая вещь, как коврик, была все-таки
роскошь. На своем месте висела афиша, объявлявшая о спектакле "Бедность не
порок", и точно так же среди действующих лиц и их исполнителей можно было
найти П. Н. Власенкова - так звали моего отца. Все по-старому! Только
котенок, которого еще осенью я подобрала на Плоской, стал большим пушистым
котом да кенар перестал петь и сидел нахохлившись, сердитый и грустный.
чувствовала, что она держится со мной как-то иначе, чем прежде. С Агнией
Петровной она разговаривала гордо, как будто для того, чтобы показать, что
между ними нет никакой разницы, а со мной - торопливо-жалко, точно она была
в чем-то передо мной виновата. Теперь мне все время казалось, что она что-то
скрывает от меня - скрывает и боится, что я догадаюсь. Но и без всяких
догадок я знала, что, если мама плачет по ночам и сидит на постели с
остановившимся взглядом, значит, снова что-то случилось с отцом.
Камчатку, я как-то сбивалась в своих представлениях о нем - он казался мне
то одним, то совершенно другим. Только что я привыкала к тому, что папа
служит в духовной консистории, как он являлся домой в форме Вольного
пожарного общества, в блестящей медной каске, с какими-то черными звенящими
веревками на груди. Он часто "менял должности", как говорила мама, и в
каждой новой должности чувствовал себя совершенно другим. Каждый раз он был
очень доволен, клялся маме и мне, что бросит пить, и много говорил о
значении своей профессии для государства, так что мне, например, начинало
казаться, что, если бы папа не поступил в Вольное пожарное общество на
платную должность, Россия могла бы погибнуть от неосторожного обращения с
огнем.
под водой". Это была феерия, очень интересная и поразившая меня тем, что все
действительно происходило под водой и даже была видна большая зеленая акула
с неподвижно разинутой пастью. В этом спектакле участвовал папа. Я не узнала
его, потому что он прошел по сцене только один раз в каком-то халате и
сказал глухим голосом: "Нет, это судно!"
что он под водой. Во втором акте он уже не был занят и вместе с другими
свободными артистами дул на кисею, изображавшую море.
разорился, и папа получил за весь сезон одиннадцать рублей пятьдесят копеек.
почтальона, так что это превратилось в какой-то номер с переодеваниями,
который я однажды видела в цирке. Но это был не помер. Это был папа, который
каждое утро со стоном расчесывал перед зеркалом редкие пушистые волосики и
крепко брал в кулак маленький красный нос.
году должен был вернуться с капиталом в 3548 рублей, не считая драгоценных
шкур, которые ему ничего не стоили, потому что он служил приказчиком и
камчадалы, по его словам, так уважали его, что почти каждую неделю дарили по
одному соболю и одной чернобурой лисице. Таким образом, к тому времени,
когда, согласно договору, он мог уехать с Камчатки, у него должно было, по
моему подсчету, накопиться 215 соболей и столько же черно-бурых лисиц. Мы с
мамой так часто говорили об этих соболях и лисицах, что в конце концов отец
стал представляться мне каким-то Робинзоном Крузо: в остроконечной меховой
шапке, меховой куртке, меховых штанах и сапогах - все из соболей и
черно-бурых лисиц. Он сидит на скале, а перед ним стоит голый черный Пятница
с перышками на лбу - в "Ниве" я видела такую картинку.
другие...
превосходной портнихой, получившей швейное образование в Петербурге, но
заказов во время войны становилось все меньше, и ей все чаще приходилось
гадать, хотя прежде она гадала только для друзей и знакомых. А потом и с
гаданьем стали плохи дела, потому что в нашем посаде поселился звездочет,
который гадал совершенно иначе, чем мама, и к нему стали приезжать даже из
уезда, а у мамы гадали теперь только старухи, платившие иногда по две
копейки. С разрешения полиции у звездочета на заборе были нарисованы звезды,
он одевался под индуса, давал советы молодым и "объяснял призвание", то есть
в какое высшее учебное заведение идти после окончания гимназии. А мама
ничего этого не умела, и мне пришлось поступить сперва к Валуеву разбирать
тряпки, а потом в трактир Алмазова судомойкой. И вот чем хуже шли наши дела,
тем более могущественным рисовался мне папа.
огромный капитал и меха, и мне не нужно будет чистить ножи и вилки толченым
кирпичом, а маме не придется сидеть за шитьем по ночам и будить меня, чтобы
я вдела нитку в иголку: под утро мама почти переставала видеть.
войне, и это еще больше уверило меня в его необычайном могуществе и силе. У
нас тут гимназисты учатся в две смены, потому что новое здание отдано под
лазарет, в посаде каждую ночь ловят дезертиров, почти всех извозчиков взяли
на войну, и даже на тройках возят мальчики или бабы, а его там, на Камчатке,
все это совершенно не интересует.
кверху свой уже не маленький, а большой красный нос, меняет соболей на табак
и водку.
Она не жаловалась, но я видела, что ей тяжело. Все время у нее как будто
что-то кипело на сердце. По ночам она теперь стонала, и когда, проснувшись,
я кричала испуганно:
что я провела у Львовых. Дома стояли на своих местах. К Валуеву по-прежнему
везли на возах грязные разноцветные тряпки. Звездочет, одетый как индус, в
чалме и белом халате, по-прежнему сидел у окна, раскладывая свои знаки и
звезды. Но все как бы сдвинулось в глубине, и я в особенности чувствовала
это, когда забегала в "Чайную лавку и двор для извозчиков", находившуюся
напротив нашего дома.
только к вокзалу, а и в соседний городок Петров.
городишко, куда меньше Лопахина и стоявший не на реке, а в скучном еловом
лесу. Среди извозчиков были "одиночки" и "троечники", ездившие на тройках и
носившие синие кафтаны и низенькие бархатные шапки с павлиньими перьями.
Троечники были богатые и к одиночкам относились с презрением.
троечники вернулись - "откупились", как говорили в посаде. Под утро,
поставив лошадей во дворе, они заходили в чайную и молча садились за стол в
шелковых рубашках, подпоясанных кушаками, на которых болтались гребенки.
появилась на свет: дома, люди, земля, солнце, которое точно так же всходило
и заходило. Но в том, что существовали эти троечники, у меня никогда не
возникало ни малейших сомнений. Меня не было, а они точно так же сидели в
шелковых рубашках, потные, бородатые, с расстегнутыми воротниками, и долго