подружился с солдатами, ходил на все митинги и часто таскал с собой в казармы
Женю. В казармах спорили о политике и ругали Временное правительство такими
словами, что Тошка конфузился и старался не смотреть в эти минуты на Женю. Это
не мешало ему так же сердито, хотя и другими словами, крыть Керенского и всю
буржуазию.
там лишь бестолкового и сонного жильца, которому, уважая, Тошка поручил своих
голубей.
городке загорелся бой. Отец не велел Жене выходить на улицу и даже
приближаться к окнам. Над крышей дома что-то грохотало и рвалось, обдавая все
нестерпимым громом и полыханьем. Потом вдруг кто-то крепко застучал в
парадное. Эмилия Андреевна схватила Женю и затискала его в угол, за буфет.
Отец, бледный, пошел открывать. Вошел патруль солдат. У всех на рукавах
шинелей были красные повязки. Впереди патруля с винтовкой стоял Тошка.
квартал очистили, теперь глядим, не спрятался ли кто... Доктор за нас,
товарищи, - продолжал уверенно Тошка, обращаясь к красногвардейцам.
в данную минуту.
садит... не знают, что квартал уже отбит. Связи нет.
невозможно. Юнкера засели на колокольне и тотчас начинали обстреливать крышу
из пулемета.
перелезть.
ребенка...
Тошка, подмигнул Жене и выскочил на улицу.
турманы, чеграши, москвичи выпорхнули в октябрьское серое небо, потрясенное
орудийными ударами.
оконца высунулся Тошка. Его лицо было исполнено голубиной кротости. Он
размахивал огромным шестом-пугалом, на котором вместо обычной грязной тряпки
вился на этот раз чей-то красный шарф. Но, конечно, наивная Тошкина хитрость
никого не провела. Раскаленная струя из пулемета ободрала штукатурку на
карнизе дома, раздробила кирпичный гребень брандмауэра, по которому разом
пошел розовый пыльный дымок. Тошке пришлось быстро убраться на чердак.
змей, розовый, в форме сердца с памятными буквами "Р" и "К". И по нити, туго
натянувшейся между небом и крышей, побежала бумажная "телеграмма" с приколотым
к ней красным платком. Но Тошка был слаб в расчетах. Перетяжеленный змей,
резко козырнув вниз, зацепился длинным хвостом за водосточную трубу. Чтобы
отцепить его, надо было пробраться к краю крыши. И Тошка выполз, прижимаясь
лицом к холодному ржавому железу кровли. Он добрался до самого стока. Он
слышал над собой легонькое: фьюить, цвик... Что-то стучало и лязгало о
крышу... Летела во все стороны железная окалина. Вот опять что-то рассыпалось
по железной крыше. Зажмурившись от страха, Тошка пополз дальше.
молчали, уставясь в окно. И вдруг из-за крыши выскочил, метнулся в сторону и
вознесся кверху большой змей - розовая бумага, натянутая на сердцеобразный
каркас из ивовых прутьев. Посередине сердца бумага была пробита в двух местах
пулями. И опять по туго натянутой между небом и крышей нити побежала
"телеграмма", таща за собой алый лоскут.
были широкоштанные грузчики, железнодорожники, слесари, с неотмываемыми тенями
вокруг глаз. Тошка расхаживал с винтовкой за плечами, с красной повязкой на
рукаве. Он сплевывал семечки и говорил странным баском, к которому сам еще не
совсем приспособился. От этого в голосе его, как в сломанной шарманке,
неожиданно проскакивал смешной пискливый звук. Отряд шел на белочехов. Ждали
парохода. Никакого расписания теперь уже не было. Пароходы приходили и
уходили, когда им вздумается. Отгадывать их стало гораздо труднее. Тошка
уверял Женю, что за ним пришлют обязательно теплоход с круглым окном.
подобру-поздорову сунувшуюся наперерез лодку, приятели сразу определили, что
это не теплоход... Это шел пароход общества "Самолет". Но почему-то он был
белого цвета. Когда пароход несколько приблизился, мальчики совсем
растерялись. Судя по передним стеклам рубки, по двухсветным каютам, это должна
была быть "Великая княжна Татьяна Николаевна". Но для такого длинного названия
слишком мало ведерок было на палубе. И впервые в жизни мальчики не смогли
отгадать пароход. Пароход подваливал, и можно было прочесть уже надпись на
круге. "Спартак" - назывался пароход.
вещевой мешок.
же могут. Я ведь здоровый, здоровше большого мужика. Видишь?.. А ты вон какой.
Ты развивайся, тогда тоже примут.
после когда-нибудь. Прощай, Евгений!
прокричал "ура". Пароход сразу дал третий свисток и ушел. Женя долго стоял на
берегу. Антон махал ему с кормы удаляющегося парохода.
утром газету, напечатанную на оберточной желтой бумаге, и сказал:
желтый листок, едва не разорвав его, и прочел, что молодые бойцы из отряда
имени Спартака Чубченко, Беркович и Кандидов во главе с комиссаром Кротовым
совершили геройский поступок, угнав от белых большой пароход, груженный
боеприпасами и продовольствием. Нигде только не было сказано, что пароход
переименован в честь Антона Кандидова. Возможно, что его и не переименовывали
вовсе...
Папа уехал на фронт. Кругом был тиф. Каждый день приносил новые события,
знакомства с новыми людьми, У Жени появились новые товарищи.
Покровского монастыря, трезвонил старый собор. Иордань.
ложки.
казенного здания. На Немецкой заколочены витрины. Улицы в яминах. Обнажены
разгороженные дворы. У консерватории на перекрестке пала лошадь. Стужа такая,
что в носу мерзнет.
толпы колыхалась полинялая хоругвь. Впереди шли заиндевевшие попы, позлащенные
сверх шуб. Сзади - "разжалованные" фуражки, башлыки, невянущие цветочки на
шляпках под пуховыми шалями.
семечки. Вились в ветре ленты бескозырки, сдвинутой на брови. Ветру и стуже
был открыт наголо стриженный крепкий затылок. Матрос повел застывшим
квадратным плечом. У ног его клубилась вьюга. Внизу, под ним, лежала
окостенелая Волга, ветряная студеная даль.
его, широкая и уверенная, была полна неприязни к происходящему. Внизу, под
откосом, на Тарханке, как называют рукав Волги у Саратова, дымилась
крестообразная прорубь. У выточенного ледяного креста амвон, также изо льда,
искрился и сек лучи, как стеклянная призма. На солнце ярилась сусальная
Березин Федор
Акунин Борис
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Махров Алексей
Курылев Олег